Черная звезда

Хазан поставила на стол поднос с кофе и отметила, что Мехмет Йылдыз снова к чашке и не притронулся. В начале можно было бы говорить, что это было совпадение, но после того, как она опрокинула в раковину две чашки с остывшим кофе и убрала нетронутый сэндвич, понять можно было однозначно – демарш. Жест недоброй воли. Нота, мать его, протеста. Ну и черт с ним, кому он хуже делает, что не ест приготовленную ей еду? Явно не Хазан. Хазан искренне не понимала, в чем его проблема. Да, она наговорила ему гадостей. И что в этом такого? Она многим говорила гадости. Она говорила Синану такое, что этот ненормальный Мехмет Йылдыз повесился бы, судя по его реакции. Тогда, когда она вспомнила его, на следующий день она вызвала его в свой кабинет и, как и собиралась, принесла искренние, вежливые, добросердечные извинения. Она как сейчас помнила тот день – она сидела за своим столом, а он стоял, отказываясь присесть, и смотрел на нее сверху вниз, как на какое-то насекомое, и с каждым словом его сине-зеленые глаза становились все холоднее, а ее речь все скованнее, и она просто отправила его прочь, так и не дождавшись от него и полслова. С тех пор Мехмет Йылдыз работал в ее фирме уже несколько месяцев, он никогда не был груб – не заговаривал с ней первым, но на вопросы отвечал, пусть и обычно кратко, поручения исполнял безукоризненно, с заданиями справлялся блестяще, был неизменно вежлив, вставал в ее присутствии, открывал перед ней двери, если оказывался первым, здоровался и прощался. Но при этом все в офисе каким-то образом понимали, что если Хазан загорится в пожаре, Мехмет Йылдыз даже не помочится, чтобы ее спасти. Самое забавное, что всем остальным Мехмет Йылдыз нравился, даже ворчливому Эмраху он пришелся по душе. И остальные как будто бы нравились Йылдызу. Топор он точил исключительно на Хазан. Хазан посмотрела на него. Он сидел на диване напротив, полностью поглощенный приготовлением презентации, которую, вообще-то, должен был делать Синан, но тот радостно сплавил все на ассистента, сам листая какую-то статью и делая пометки в блокноте. Хазан не была уверена, что пометки не были просто случайно выбранными словами – в чем, в чем, а в имитации бурной деятельности Синану не было равных. Фарах демонстративно громко кликнула по кнопке отправить и демонстративно медленно потянулась, давая всем понять, что она свою часть дела закончила, и теперь могла приняться за свое новое хобби – попытки соблазнить Мехмета. – Мехмет, – она спустила очаровательно поджатые голые ножки с кресла на пол и ловко перебросила их с одной ноги на другую. Синан выпрямился, предвкушая зрелище, да и Хазан затаила дыхание. – Мехмет, ты так и не притронулся к кофе. Тебе надо отдохнуть и перекусить. – Спасибо, Фарах, я не голоден, – спокойно ответил тот, легко улыбнувшись. Хазан покосилась на Синана и поймала его веселый взгляд. Фарах поднялась с кресла, снова потягиваясь, так, что ее короткое, стратегически выбранное платьице, просто неприличным образом задралось. Синан оценивающе оглядел ее ноги, но Мехмет даже не подумал оторваться от ноутбука. Фарах присела рядом с Мехметом на диван и наклонилась, заглядывая в его монитор, практически налегая на него. Это наконец-то заставило Мехмета оторваться от работы, но не так, как рассчитывала Фарах: он искоса посмотрел на Синана, посылая ему отчаянный взгляд, тот прикусил губу, сдерживая смех и упираясь взглядом в свой ноутбук, а Хазан прикрыла рот ладонью, чтобы не было видно ее насмешливой улыбки. Фарах положила руку ему на грудь и медленно провела вверх-вниз, и Мехмет осторожно отодвинулся, убирая от себя ее руку, наклоняясь вперед и начиная растирать плечо, снова с отчаянием глядя на Синана. – Что такое, Мехмет, что-то с рукой? – Озабоченно спросила Фарах, и, прежде чем Мехмет успел ответить, вмешался Синан. – Да, старая боевая рана беспокоит, – и если бы взглядом можно было убить, Синан упал бы замертво. – О, – ахнула Фарах и схватила Мехмета за руку. – Мехмет, дорогой! Не стоит так долго работать в одной неудобной позе! Хочешь, я сделаю тебе массаж? Мехмет резко поднялся на ноги, ставя ноутбук на журнальный столик перед собой. – Синан, пошли покурим, – быстро сказал он, и Синан поднялся, не скрывая усмешки. Они пошли к двери, чтобы спуститься на улицу, потому что Хазан строго-настрого запретила им курить в ее квартире, даже на балконе. – Подруга, – осуждающе сказала Хазан, когда мужчины вышли. – Что это было такое, дорогая? Душераздирающее зрелище. Ты и правда заржавела – О Аллах, это не человек, а глыба льда, – Фарах закатила глаза. – Честное слово, что мне еще с ним сделать? Серьезно, я уже перепробовала все. Хазан задумчиво посмотрела в потолок. – Облей его кофе и уволоки в ванную, отмывать. Там можешь проделать с ним свои грязные делишки, обещаю удержать Синана, если твой любимый начнет звать на помощь. Фарах закатила глаза, запрокидывая голову на спинку дивана. – Ты не забыла? Наш красавчик служил в армии. Раздавит меня одной левой… Не то чтобы я была против, чтобы он меня чуть-чуть придавил… Хазан засмеялась, закрывая глаза рукой. – Подай-ка мне его ноутбук, – вдруг решила она. – Он же закрыт паролем? – Фарах удивленно приподняла брови, но Хазан подмигнула ей. Как президент компании она имела учетку с особыми привилегиями, и могла войти в любой компьютер фирмы, просмотреть любой документ, хранящийся на нем, и она уже несколько раз так залезала в компьютер Мехмета. Хазан быстро нашла папку с нужными документами и просмотрела три приготовленных им варианта черновика. Получалось и правда неплохо, точно наверняка лучше, чем было бы у Синана, хотя сама она кое-что бы переделала. Хазан поджала губы: несмотря на отсутствие должного образования, кое-что Йылдыз все же мог. Он не учился в университете, и образование получал только на каких-то курсах. Зачаточный английский, беглый арабский, кое-какие знания бухгалтерского учета, в большинстве своем все-таки был только собственный ум и потрясающая память – он и правда мог через несколько дней пересказать дословно содержание любого собрания, его присутствие было как диктофон, разве что голоса он не мог передавать. Хазан отложила ноутбук, раздраженно глядя на остывший кофе, приготовленный для Мехмета. Хазан не могла не признать, что Мехмет здорово помогает Синану, пусть она сомневалась в нем в начале, для Синана он стал другом, лучшим другом, чем, наверное, была сейчас сама Хазан. Конечно, Мехмету платили за то, чтобы он целыми днями крутился рядом с Синаном, выслушивал его, помогал, направлял, просто иногда работал за него, но… Синану не стало бы лучше рядом с просто любым человеком, которому бы платил его отец. Каким-то образом, Мехмет стал для Синана тем самым якорем, за который тот смог зацепиться, братом, каким не стал для него Гекхан, и Хазан должна была быть ему за это благодарна, и была бы, если бы не его поведение. Хазан и правда не заслужила такого отвратительного отношения, столь холодных презрительных взглядов, и вдвойне было отвратительно, что так он вел себя только с ней, даже Фарах, которая его практически домогалась, получала от него больше сердечности, чем всегда вежливая с ним Хазан. Когда Хазан видела, как он ласково улыбается другим сотрудникам ее офиса, а потом переводит на нее взгляд и делает такой вид, будто углядел мусорную кучу – это бесило до невозможности, и ужасно хотелось чем-нибудь в него запустить. – Хазан! – Синан возвестил о своем возвращении как всегда громко. – Тут тебе почту передали. Хазан поморщилась, принимая конверт из рук Синана. От этого Мехмета Синан перенял привычку к дешевому табаку, хотя и дорогой пах не лучше. Хазан не понимала, как мужчина, который как будто бы занимался спортом и ел здоровую пищу при этом дымил как паровоз? Синан насмешливо фыркнул, еще и дохнув еще раз на Хазан и ухмыльнувшись при виде ее недовольной гримасы, и Хазан открыла конверт, не поверив своим глазам, когда увидела содержимое. – Синан, – сковано сказала она, протягивая один из маленьких конвертов внутри. – Ты не поверишь, но это тебе. – Почему же не поверю? – Запаясничал Синан. – На конверте мое имя, так что верю, что это мне... Он замолчал, увидев, что именно это было, и Мехмет поднял голову от ноутбука, настороженно глядя на него. – Понятно, – кивнул Синан, протягивая конверт и открытку Мехмету. – Понимаешь, что это значит? – Твой старший брат женится, – ответил тот. – Поздравляю. Пусть будут счастливы. – Нет, брат, я имею в виду то, что он прислал приглашение на адрес Хазан. Мехмет приоткрыл рот, ошарашенно глядя на Синана, и покачал головой. – Это невозможно. Он не мог так поступить! – Что невозможно? – С любопытством вмешалась Фарах, присев рядом с Мехметом и поджав под себя ноги, всем телом развернувшись к нему, но Мехмет не отрывал взгляда от Синана, качая головой, и Синан ухмыльнулся, поворачиваясь к подруге. – Это значит, что мой братец не пригласил родителей на свадьбу. – Так нельзя, – Мехмет опустил голову, продолжая укоризненно качать ею, отводя взгляд от ликующего лица Синана. – Они же ваши родители. Так нельзя, Синан. – Ну, как видишь, Гекхан продемонстрировал, что можно. Хазан, – друг детства повернулся к ней, – можно я у тебя сегодня заночую? Не хочу встречаться с ними лицом к лицу, папаша наверняка прослышал о свадьбе и теперь изображает из себя жертву неблагодарных отпрысков. – Синан... – Брат, заткнись. Вот прошу тебя, не начинай опять. Если ты опять начнешь лить мне в уши душеспасительную чушь о семейных узах, я тебя просто придушу. – Это семья, Синан, твои отец и мать. Ты должен... – Ты должен выполнять мои приказы, капрал Йылдыз, – резко ответил Синан. – И мой приказ – заткнись. Мехмет поднял голову, снова посмотрев в лицо Синана. – Позвони хотя бы брату, – просто сказал он наконец, и Синан пожал плечами. – Скажи ему, что он должен... – Но он замолчал, когда Синан снова резко посмотрел на него. Хазан закатила глаза. Этому мужику давно стоило бы понять, что не стоит вмешиваться в отношения Синана с родителями. Это дело было точно за пределами его компетенции, каким бы умным и находчивым он себя не считал. И уж точно драма семьи Эгеменов была за пределами моралей и традиций его рабочеклассового воспитания. Это в его районе положено униженно принимать каждую оплеуху от токсичных родителей, чтобы потом также унижать своих не менее токсичных детей. Он мог сколько угодно проповедовать об уважении к старшим и любви к семье, он не жил на их с Синаном месте. Хазан откашлялась. – Ну, он прав, Синан, брату ты должен позвонить. Есть правда вопрос, ты же говорил, что не общаешься с ним, так? А ведь ты даже не удивился, кто его восхитительная невеста! – О, это я уже знаю, – Синан махнул рукой. – Драгоценная Джемиле. Да, я знал. – Неужели Гекхан сказал тебе? – Против воли, это обрадовало Хазан. Она понимала, почему Синан злился на родителей, но не понимала его отношений с братом и сестрой. – О нет, у меня были другие, более продвинутые источники. Окинув взглядом недоумевающих девушек, Мехмет хмыкнул, отодвигая от себя ноутбук. – Он имеет в виду инстаграм Селин. Ах да, инстаграм. У Хазан не было соцсетей, кроме рабочих профилей, а Эдже, конечно же, не была сейчас подписана на заклятую подругу. Так милейшая Джемиле пролетела ниже радаров. Ну, прямо сейчас мамочка наверняка названивает с ядовитой радостью Кудрету, и она уже представляла, как дядюшка громит свою лондонскую квартиру. Много лет она наблюдала цирк под названием «частная жизнь Кудрета Чамкырана» из первых рядов, и теперь в число актеров вступил Гекхан Эгемен – как раз драмы Эгеменов здесь только и не хватало. Отношения дяди Кудрета и Джемиле пугали ее иногда – их громкие скандалы, не менее громкие воссоединения, обвинения, драки, заявления в полицию, страстные поцелуи прямо на площади у полицейского участка на следующий день, угрозы убить друг друга, угрозы покончить с собой, десять лет безостановочной истерики, в которую они зачем-то принесли Омрюм. О Аллах, во что ты влип, Гекхан? Добрый, мягкотелый, любящий детей, обожающий сестру, очевидный подкаблучник Гекхан. – Ты должен позвонить брату, – резко сказала Хазан, – и прочистить ему мозги. О чем он только думает? Какого хрена он связался с этой змеей Джемиле? – Ну уж нет, – твердо ответил Синан. – В личную жизнь Гекхана я точно вмешиваться не собираюсь. Хочет жениться – благословляю. Его проблемы. Он не лез в мою жизнь, я не лезу в его, все довольны. Пойду на его свадьбу, выпью за здоровье новобрачных, и разойдемся. С Джемиле пусть сам разбирается. – Как будто ты не знаешь, кто такая Джемиле, – рявкнула Хазан. – Отвратительная дрянь! Тупая, злобная, коварная мразь, ничтожество, хитрая интриганка! Сколько крови она нам попила, как ты можешь отдавать ей на съедение Гекхана, он же все-таки твой брат! – Хазан вскочила с места, принявшись ходить по комнате. – Жадная ленивая корова, которая только и привыкла, что своим телом деньги добывать. А то мы не знаем, кем она была, пока не окрутила моего дядю? Теперь вот к Гекхану присосалась, шлюха. Поднялась из своего нищего района, раздвигая ноги перед каждым попавшимся перед ней богатым мужиком – и вот на этом хочет жениться Гекхан? Синан, о чем он только думает? – Может быть он просто не такой высокомерный сноб, как вы, госпожа Чамкыран? – раздался холодный голос, и Хазан развернулась, глядя на Йылдыза, сидевшего на диване, скрестив руки на груди. – Что ты сказал? – Угрожающе спросила Хазан, и Мехмет усмехнулся, поднимаясь на ноги. – Ты это слышала, маленькая госпожа. Это ты унижаешь людей за происхождение, быть может господин Гекхан видит глубже тебя. – О да, и я даже представляю куда именно он ей так глубоко смотрит, – прорычала Хазан, и Мехмет дернул щекой, кривясь от отвращения. – Ну конечно же. Глупые, коварные мрази из нищих кварталов, которые только и могут что зарабатывать через постели невинных богатеньких детишек. Да, я это уже слышал. – Не передергивай, – отрывисто бросила ему Хазан. – Ты даже не знаешь эту чертову Джемиле! – Ну, ты не знала меня, но тебе это ведь не помешало? – О Аллах, опять! – Хазан всплеснула руками. – Когда ты уже уймешься с этой историей? Я извинилась, чтоб тебя, хватит уже! Так и будешь играть в жертву? – Ну конечно, – кивнул он, усмехаясь. – Разве нищие мрази из бедных кварталов имеют право на достоинство? Разве имеют право не терпеть оскорбления в свой адрес? Поди еще и людьми себя вдруг вообразят, как будто они купили это право, как нормальные люди? Богатенькая госпожа вызвала меня к себе в кабинет через секретаршу, изволила помахать лениво ручкой и сказать, состроив утомленную рожицу "давайте все оставим позади, Мехмет, всякое в жизни бывает" – и я, конечно же, должен был повалиться перед тобой на пузо и возблагодарить за шанс дышать с тобой одним воздухом. Ведь ты же сделала мне такое одолжение – позволила мне работать там, где не тебе было решать, где мне работать. – Создатель, да хватит уже об этом! – Хазан взорвалась. – У меня было право плохо подумать о тебе! Ты явился на вечеринку в сопровождении моей маленькой сестры, которая тебя на полжизни младше! После того, как она наболтала о тебе историй о том, как вы занимаетесь любовью прямо на твоем мотоцикле! Что я еще должна была после этого сказать? Я никого не убила! Не ограбила! Не обманула! Ты не имеешь право относиться ко мне, как к какой-то дряни только из-за того, что я наговорила в тревоге за сестру! – А госпожу Джемиле ты сейчас тоже оскорбила в тревоге за сестру? Ее происхождение, ее жизнь – это ты тоже оскорбила, потому что обеспокоилась? А когда пыталась лишить меня работы, это тоже было из тревоги за сестру? Когда пыталась уговорить моего товарища выставить меня из клуба, это ты так тревожилась? Когда звонила господину Хазыму и просила его меня выставить, это ты так тревожилась? Когда лазила в мой компьютер, – и он толкнул ногой журнальный столик, опрокидывая его, вместе со стоящим на нем ноутбуком. – Ты думаешь, я не видел следов твоей учетки, маленькая госпожа? Думала, господин Хазым мне не расскажет? В отличие от тебя, он относится ко мне как к человеку! – Я не просила его тебя уволить! – Крикнула Хазан, всплескивая руками. – Я просто спрашивала его, уверен ли он в тебе, достаточно ли ему твоей квалификации, да, я проверяла, как ты выполнял работу, да, имею право, о Аллах! Черт побери, ты же просто тренер по кикбоксингу, ты даже в университете не учился! – Хазан! – Грубо рявкнул Синан, останавливая ее, и Хазан повернулась к нему. – Вот только ты не начинай, Синан, сейчас еще и ты не начинай петь оды своему новообретенному брату, – она издевательски протянула последнее слово. – Вы только посмотрите на него, с ханжеским видом читал мне проповеди, как я обидела его бедного нового лучшего друга, какая я плохая, жестокосердная женщина, как будто не ты обзывал всех этих вешающихся на тебя глупышек шлюхами, откупаясь от них цветочками и обещаниями звонить, когда по утрам выставлял их из своей постели, клялся, как тебя не поймает ни одна нищая охотница за деньгами вроде Джемиле – а теперь посмотрите на него, с возмущением смотрит на высокомерную Хазан! Оцени его игру, а, Мехмет, это он ради тебя прикидывается. Или ты, – повернулась она к Фарах, которая смотрела на нее круглыми глазами, не вставая с дивана, сжавшись на нем в комочек. – Ох, пожалуйста, как шутить шуточки о романах с охранниками и официантами, которых так легко поманить, так первая, но главная снобка компании – это, конечно же, я. Ну, давайте, начинайте, обругайте меня, такую плохую. Поднимитесь повыше в своих глазах. Синан и Фарах смотрели на нее, приоткрыв рот, а Мехмет стоял, уставившись в пол. Руки, которые он до этого по своему обыкновению заламывал в раздражающем ее жесте, повисли по швам. Он глубоко вздохнул, качая головой. – Думаю, достаточно, – сказал он. – Синан, ты вроде бы сказал, что остаешься, думаю, я больше тебе не нужен сегодня. Завтра заеду за тобой. – Стой, брат, – Синан ухватил его за плечо, но Мехмет медленно вывернулся из его хватки, отрицательно качая головой. – Мы завтра поговорим, Хазан, – сказал Синан, все же следуя за Мехметом к двери. – Ну ты даешь, подруга, – протянула Фарах, когда за Синаном хлопнула дверь. – Садись, я принесу вина. Такое нельзя обсуждать насухо. – Я ничего не собираюсь обсуждать, – прошипела Хазан сквозь сжатые зубы, но Фарах проигнорировала ее, шлепая босиком к бару. – Белое вино, – сказала она, поднимая палец, – если у тебя есть что-нибудь к нему на кухне, неси. Поговорим о нашем общем снобизме. – Доброе утро, господин Йылдыз, – сказала Хазан, постучавшись в дверь. Она видела, как напряглись его плечи, когда он услышал ее голос, и он медленно поднял голову, переводя на нее взгляд. – Синан вышел, – зачем-то озвучил он очевидное, и Хазан подавила желание закатить глаза и фыркнуть. – Я знаю, – ответила она, потому что Синан был сейчас в ее кабинете. – Я могу войти? – Разве госпоже президенту компании на это нужно позволение? – Спросил он пустое пространство перед собой, и Хазан с трудом, но проглотила это. – Господин Йылдыз, – тихо сказала она. – Мехмет. Я серьезно. Я могу с вами поговорить? Он помолчал, глядя перед собой, но кивнул. – Конечно, госпожа Чамкыран. Она видела, что он глотает какие-то обидные слова, как и она старалась проглотить саркастичные замечания, но все же вошла, закрыв за собой дверь. – Я хотела принести вам свои извинения, – сказала она, присев на стул у стены, так, что сидела к нему боком, и ей не приходилось смотреть ему в лицо. – Вы были правы, я поступила неэтично, когда влезла в ваш компьютер. Прошу у вас прощения и обещаю, что этого больше не повторится. Я приношу извинения за то, что через вашу голову обратилась к вашему работодателю. Я не имела права вмешиваться в ваши дела с господином Хазымом. И за это я тоже прошу прощения. Прошу прощения, что была с вами груба и высокомерна. Прошу прощения, что позволила себе недостойные высказывания. Она повернула к нему голову и наткнулась на его холодный синий взгляд. – И я заверяю вас, что приношу извинения от всей души, а не приличия ради. Мне очень жаль, что я вас обидела. Он на секунду отвел глаза, но потом снова к ней повернулся. – Я… Я тоже приношу извинения, госпожа Чамкыран, – твердо сказал он. – Я позволил себе лишнее, прошу за это прощения. – Что ж, – сказала Хазан, поднимаясь и подходя к нему, протягивая руку. – Надеюсь, отныне мы будем работать в мире. Он пожал ей руку, глядя ей в лицо, куда-то в переносицу. – Конечно, госпожа Чамкыран. Думаю, работе ничто мешать не будет. – Вы можете звать меня Хазан, Мехмет, – сказала она, криво улыбаясь. – Вы же знаете, меня никто не зовет здесь госпожой, если только чего-то не испортили. – Да, я знаю, – кивнул он, но ничего больше не добавил, ни имени, ни «госпожа».