Ты моё всё...

Сулейман сидел в том помещении, в котором он обычно проводит Заседания Дивана. Но сейчас он находился там не ради встречи с первыми людьми государства, а из-за того, что ему просто некуда было идти, не было места где он мог бы побыть один. Султан сидел в абсолютной тишине, не в той которая была несколько минут назад в его покоях, когда Хюррем изливала ему душу, та тишина резала слух, била по сердцу. Не было ни звука, но Повелитель будто повсюду слышал ее голос, ее тихий шепот : "Сулейман... ". Казалось что она здесь, но оглянувшись в очередной раз, убеждался что никого нет. Его голова будто улий, в нем словно пчелы, роились мысли. Их много и деться от них было некуда... Так, сидя в полном одиночестве и прокручивая в голове недавнее событие, Падишах не заметил, как за окном уже стемнело. Соврав самому себе в том, что он навел порядок в своей голове, Повелитель отправился обратно к себе в покои. Впервые в жизни он побоялся зайти к себе в комнату. Зайдя к себе, Кануни обнаружил, что в покоях никого нет. Присев на кровать, его взгляд невольно заблуждал по комнате. Вдруг мужчина заметил что на ковре, недалеко от его ложа, лежит смятый листик бумаги. Осторожно подняв его, Государь развернул лист. Это оказались ее стихи... Она же приходила к нему с письмом... Вновь писала о своих чувствах, о нем... Нет, он уже не выдерживает этого наказания, которое он придумал для нее... Придумал для нее а страдает сам.. - Стража! - крикнул Правитель, бережно складывая письмо. В покои вошел охранник и поклонился. - Что вам угодно? - Позовите Сюмбюля-агу. Сейчас же. - Как прикажите, Повелитель. - произнес молодой человек, и вновь поклонившись исчез. Приказ Сулеймана выполнялся сравнительно недолго. - Повелитель. - протянул слуга, семеня в покои. - Сюмбюль. - Да, Повелитель. - интонация Падишаха насторожила Агу. Ему показалось что сейчас начнется трудный разговор. - Как Хюррем Султан? Слуга знал что происходит между знатным особами, знал прекрасно. Но с чего это вдруг Султан интересуется Госпожой... - После того, как вы вышли из своих покоев, одна из служанок зашла к вам и обнаружила Султаншу без чувств. Мы отнесли ее к себе в покои. Сейчас она спит. Опять он довёл ее... Из-за переживаний она стала чуствительней, мягче... Она и так была нежной, а сейчас совсем... Каждый раз когда ей плохо, он готов сам перенять на себя всю ту боль, что терпит она... Хватит! Кануни вышел из комнаты, оставив Сюмбюля одного, наедине со своими догадками и безудержным любопытством, которое обычно присуще слугам, интересуищимися всякими разборками. * * * Хюррем открыла глаза и поняла что находится у себя в покоях. Она лежала уже переодетой в ночное одеяние. Султанша пыталась вспомнить как она здесь оказалась, но память ее подвела. От сегодняшнего события осталась лишь головная боль, а разбитое сердце и израненная душа были уже давно... Он вновь ей отказал, во всем... Она опять бегает за ним, делает первые шаги, а он как будто бы ничего не замечает. Складывается впечатление что они не родные, совсем чужие друг другу. От этого сердце покрывается коркой... Зачем она за ним "кланяется"? Что он о себе возомнил? Пусть он Султан, пусть его воле повинуются тысячи людей... Но она не позволит так с собой обращаться, она не рабыня, она Госпожа! У нее тоже есть гордость, моральные принципы. Все! Хватит! Довольно! Она уедет в Эдирне, и больше не желает возвращаться. А он... несколько лет без нее прекрасно прожил и еще столько же проживет. Надо будет сам приедет, пускай теперь он за ней бегает и вымаливает прощения. Пора поменяться ролями, милый... Внезапно послышался звук открывающейся двери. На пороге стоял Сулейман. Женщина не хотела его видеть, а уж вставать и кланяться тем более, но таковы были правила этикета. Сделав большое усилие, и оторвавшись от своего ложа, Хюррем, скрестив руки на талии, поклонилась. Затем, Султанша поспешно запахнула халат, считая что не может предстать перед мужем в таком виде, хотя и знала что видел ее во всех ее состояниях. ... Она стояла перед ним совсем беззащитной, как ребенок. Хотелось взять ее и сжать в своих объятьях... Она запахнула халат? Что? Она стесняется его?... Султан сократил расстояние между ними, и потянулся обеими руками за руки Роксоланы. Следующего Повелитель никак не мог ожидать: славянка убрала руки за спину и отвернула голову. ... Это так называемое "примирение", происходило без единого звука, все было понятно по жестам, мимике. Ведь, иногда прикосновения и действия несут гораздо больше смысла, чем красивые фразы... Падишах не собирался сдаваться, он намерен свести мосты со своей любимой, ведь она сама этого хочет...или же хотела?... Кануни распахнул халат на своей Хасеки, и скинув его с нее на пол, будто канатами сжал талию своей жены, тем самым показывая что ей нечего стесняться. Сулейман хотел было поцеловать свою Хасеки, передав через это прикосновение всю ту любовь, всю ту тоску, что таилась в его душе на протяжении долгого времени. Но в ответ Хюррем лишь только прикоснулась пальцами к его губам и сожалеюще посмотрела ему в глаза, как будто показывая что уже поздно... Но если бы он только знал как ей хотелось ответить на его действия, обмякнуть в его объятьях, но поздно, теперь пришло ее время играть с чувствами.... Сняв его руки со своей талии, Госпожа сделала шаг назад. Сулейман был не готов к такой реакции жены. - Хюррем... - умоляюще, но невольно прошептал он. В ответ Султанша ни то что не проронил ни слова, а даже не посмотрела на него. - Хюррем, что с тобой? Это молчание резало слух, он хотел чтоб она хоть что-то сказала. - Я, - начал признаваться Повелитель, - я не желаю отдаляться от тебя, Хюррем. За все это время я осознал, что я без тебя не живу, я просто существую. Мне так тебя не хватало Хюррем. - Хватит, Сулейман. Хватит оправдываться. Если бы тебе действительно без меня плохо, ты бы ко мне так не относился. Повелителю нечего было ответить, она загнала его в угол. - Я можно сказать ежедневно писала тебе письма...изливала душу. И хоть раз, хоть раз бы ты ответил... Но нет.. Почему Сулейман? Ты хотябы читал их? - Я...я читал каждое твое письмо, каждое слово я впитывал в себя. - Но почему не отвечал? - Я не мог. - Но почему? Почему? - Д потому что ты не видишь границ, Хюррем! - повысил голос Султан, отчего Роксолана вздрогнула. - Ты делаешь все что тебе вздумается, ты как-будто не видишь рамок! - Это то я не вижу границ! - мгновенно вскипела славянка, будто это напряжение передалось ей от Государя невидимым способом. - Это ты не видишь границ! Твоему эгоизму нет предела, ты мучал меня чтоб потешить свое эго, признай это! - несколько минут назад взгляд первой женщины Османской империи был холодным, но сейчас он горел гневным огнем. - Это было твое наказание! - Д ты даже не представляешь через что я прошла! Моя душа ежечасно обжигалась, а сердце вновь и вновь разрывалось на части от боли! В комнате повисла тишина. Женщина повернулась в сторону окна и простоял так несколько секунд, затем продолжила : - Куда ты там меня хочешь отправить? В Эдирне? Я уеду. Я не буду молить тебя чтоб ты не отсылал меня, я уеду сама. Бровь Кануни изогнулась. - Но я погорячился, я не хочу быть с тобой на расстоянии. Я ведь пришел мириться. - мужчина хотел подойти а любимой. - Нет, я уеду, - она хотела было выйти, но остановившись параллельно плеча Сулеймана, добавила - Теперь пришла твоя очередь мучаться. - и с этими словами покинула свои покои. Последние слова жены звенели в ушах Султана. Она стала такой жестокой, хотя...он сам сделал ее такой. Сам виноват...