Между молотом и наковальней

      Последний год выдался действительно тяжёлым. Тёмный Лорд победил, Гарри безжалостно убит, Гермиона колесит по Европе и не задерживается в каждом городе больше, чем на два-три дня, а Рон так и вовсе пропал. Битва за Хогвартс окончена, вот только явно не в их пользу.       Грейнджер до последнего не верила ни ушам, ни глазам. Не могла принять действительность. Такую… безжалостную, несправедливую.       Она думала. Долго думала. Гермиона вспомнила, насколько была вне себя от счастья и гордости, когда впервые врата Хогвартса открылись и показали ей все прелести волшебного мира, как познакомилась с Гарри и Роном, радовалась и одновременно боялась за Поттера на его первом матче по Квиддичу, как впервые варила Оборотное зелье, постепенно влюблялась в Рона и покинула обучение на шестом курсе ради поиска крестражей, как… в один момент все её радужные мечты на счастливое будущее оборвались вместе с жизнями и судьбами тех, кем она так сильно дорожила.       Грязнокровок отправили на “службу” к Пожирателям. Некоторые были жалкими игрушками для чистокровных, некоторые — половыми тряпками, которых просто выкидывали без сожалений на улицу. В том случае, если они доживали до этого момента, конечно.       Она дала себе обещание, что отыщет Рона, посодействует восстановлению Ордена Феникса и продолжит борьбу с Волан-де-Мортом. Гарри мечтал о справедливости, разве может она после стольких лет труда сложить руки, сменить личность, завести семью и, как ни в чём не бывало, начать всё с чистого листа? Зная, что теперь маглорождённые — лишь мусор, и ей предстоит ещё одна миссия, Гермиона не могла себе позволить такую роскошь, как спокойная жизнь. Чёртов синдром спасательницы.       Грейнджер вспомнила Гарри: мальчика, который из такого же обычного ребёнка превратился в героя.       Эти двое в первые несколько месяцев учёбы сильно нервировали Гермиону. До небезызвестного момента с троллем в женском туалете, поскольку оказалось, они на многое были готовы пойти, дабы оградить Гермиону от опасности.       А Рон? Рядом с ним Гермиона вовсе забывала как дышать. Он был неловким, милым, но готовым рвать в клочья за Грейнджер при малейшей угрозе. Она не могла отыскать тот фрагмент памяти, когда Уизли стал частью жизни. Так хотелось вернуться хотя бы на день в прошлое. Насытиться радостью, любовью, непринуждённостью. Когда золотое трио и не подозревало о том, что ждёт их в будущем. Рон не мог умереть. Она чувствовала. Чувствовала, что он живой. Если бы что-то случилось с ним или Невиллом, который сбежал вместе с Полумной, об этом трубили везде, где только можно. Пока было тихо.       В голове всё время всплывали образы знакомых и друзей. Она много раз спрашивала себя невольно: что же они сделали не так? Где допустили ошибку? Наверное, она приложила слишком мало усилий для достижения цели.       В душе Гермиона презирала себя, хотя и отчасти принимала тот факт, что действительно старалась помочь, сделать лучше. Получилось ли? Вывод не требуется. Быть может, в этот раз ей посчастливится совершить задуманное. Вдруг судьба действительно будет благосклонна?       В газетах она регулярно появлялась с пометкой “особо опасна”, где открыто писали, что за её поимку платят нереальные деньги. Министерство считало Грейнджер злостной нарушительницей порядка и правосудия, что не удивительно. У тёмной стороны, правящей в это время в Министерстве Магии, явно присутствовали свои взгляды на истину и добро.       Гермиона сидела в убогой закусочной на полуразвалившемся стуле и раз за разом перечитывала газету. Погода на улице была ужасная: небо затянуло тучами, моросил мелкий дождь, ветки от ветра неустанно хлестали по большим старым окнам. Тревога разрасталась всё сильнее с каждой строкой: Гермиона не спала уже… Да кто знает, сколько. Тело жутко ломило, голова раскалывалась, перед глазами то и дело плавали цветные круги.       Несколько дней назад она читала и, записывая важные новости в маленький блокнот, наткнулась на то, чего так сильно опасалась: Министерство послало по её душу Скабиора со своими головорезами. До этого, конечно, в одной опубликованной статье к ней обращались с предложением сдаться, но на это она никак не отреагировала.       Скабиор был не такой, как безголовые оборотни в его окружении. Это Гермиону пугало. Расчётливый, хитрый и до жути проницательный. Тогда, в лесу Дин, когда егеря поймали золотое трио, от одного его хищного взгляда хотелось провалиться под землю, а от прикосновений бледных холодных рук — сорваться с места и бежать, не останавливаясь.       Мужчина передвигался грациозно, словно кошка на охоте за мышью. Кажется, так всё и было.       Егерь смотрел на неё с восхищением, когда не спеша притянул прядь тёмно-русых волос и шумно втянул воздух, а Гермиона — с паникой. Её шарф, предназначенный для Рона, каким-то образом оказался у этого сумасшедшего. Грубый голос отдавался мурашками по телу. Грейнджер колотило, колени подгибались, а побледневшее лицо выражало лишь отвращение и осторожность. Выдержка? Едва ли. Для Грейнджер открыто показать страх перед врагом было чем-то по-настоящему недосягаемым и отвратительным.       «Ну вот».       Гермиона кинула газету на стол и зарылась ладонями в густые волосы. Поток мыслей всё время уходил не в то русло, заставляя переживать раз за разом былые дни и разрывать сердце в клочья. Прошлое, кажется, никогда не оставит в покое. Сколько раз ей говорили жить настоящим? Уже не сосчитать.       Грейнджер оставила на столике несколько монет за чашку самого отвратительного в жизни кофе и, кивнув старухе, хозяйке забегаловки, вышла на улицу.       Она поселилась в самом дешёвом отеле Праги: денег едва хватало на еду. Накопленных средств осталось мало. Нельзя было задерживаться надолго, она и так провела в этом городе четыре дня. И те в попытках заработать.       Давящее чувство в груди возросло, когда Гермиона возвращалась домой через гнусный переулок.       Успело потемнеть. Приближалась зима, а Грейнджер всё ещё ходила в стареньком, но таком полюбившемся чёрном пальто. Оно было слишком тонкое для такой погоды, и волна холода заставила Гермиону невольно поёжиться.       Желудок неустанно изнывал, требуя пищи.       Переулок был залит лишь потоками тусклого света, что исходили из нескольких окон. Тишина жутко давила, скрепящие фонари то и дело покачивались, потом где-то сзади резко распахнулась дверь. Гермиона не оборачивалась — сглотнула и устремилась дальше. Отвратное чувство тревоги снова плелось за ней по пятам.       Впереди уже мелькал конец переулка. Оставалось немного.       Грейнджер резко остановилась и, задержав дыхание, медленно подняла дрожащую руку. Чёрное небо нависло над городом. На изящную ладонь падали крошечные снежинки с невероятными узорами, правда, сразу же таяли. Они кружились, поблёскивали в темноте дворов под светом окон, клеились к ресницам и больно щипали розовые щёки.       Но Гермиона замерла не поэтому.       Сзади, совсем рядом, послышались тяжёлые, почти бесшумные шаги. К горлу подкатил ком. Грейнджер закрыла глаза и опустила руку, когда шею обожгло прерывистое дыхание.       — Привет, красавица.       Вместе с первым снегом пришла её погибель.