les Misérables (Отверженные)

Вход в купе старост напомнил Эпонине о том, как она впервые приехала в Великобританию после того, как покинула Францию, все казалось таким невероятно чужим. Несмотря на то, что она годами ходила в школу с одними и теми же людьми, казалось, что она никого из них не узнает, а они не узнают ее. Но это было не совсем так, она знала несколько имен тех, кто был внутри, но в остальном… ни малейшего понятия. Впереди нее Регулус направился в купе, не сказав ни слова со времени своей стычки с Сириусом. Ей хотелось произнести какие-нибудь слова, что-нибудь, что могло бы его утешить, но она не была уверена, что можно сказать. Эпонина не знала, каково это — чувствовать рывок и притяжение, смятение от невозможности обратиться к брату или сестре, когда они были рядом. У девушки не было ни братьев, ни сестер, она была единственным ребенком с момента своего рождения, но Регулус был другим. Теперь он был единственным ребенком, но не всегда им был. По тому, как он держался, слегка ссутулив плечи, медленной походкой и стиснутыми челюстями, Эпонина поняла, что просто разговор с Сириусом эмоционально истощил Регулуса. Он, вероятно, хотел связаться со своим братом, он, вероятно, почувствовал момент счастья, когда услышал прозвище «Реджи», но с этого момента все пошло под откос, потому что он знал, что Сириус не вернется домой, и они никогда не будут такими, какими были когда-то. Ситуации не помогло то, что Джеймс Поттер стоял там, который был его заменой. Это был тот, кого Сириус выбрал своим братом вместо Регулуса, и Эпонина не могла себе представить эту боль. Если бы дела не были достаточно плохи, когда они вошли в купе, взгляд Эпонины остановился на другом хорошо известном друге Сириуса, Ремусе Люпине. Ремус был еще одним гриффиндорцем, которого Сириус считал своим братом, в результате чего ситуация стала еще более неловкой, поскольку единственные свободные места остались рядом с ним. Не желая, чтобы Регулус подвергал себя еще большей боли, Эпонина быстро скользнула за его спину и заняла место рядом с Ремусом, позволив Регулу сесть в конце. Оба парня посмотрели на нее одновременно, но она проигнорировала их, сосредоточившись на своих туфлях. Регулус ничего не сказал, когда занял последнее оставшееся место, бросив взгляд на дорогу с легким хмурым выражением на лице. Лили Эванс была еще одной старостой Гриффиндора, к тому же магглорожденной, что заставляло Регулуса и Эпонину чувствовать себя неловко. В их семьях было принято выражать свое отвращение к тем, кого считали «грязнокровками» и «предателями крови», но, к сожалению, в школе они были меньшинством со своими убеждениями. Много раз те, кто действительно верил в превосходство, подвергали сомнению свои убеждения, Эпонина обнаруживала, что это предмет, который приводил ко многим спорам в классах и коридорах. Но с тех пор, как они были маленькими, дети из этих семей слышали одно и то же снова и снова. Магглорожденные происходили из семей маглов, более чем вероятно, потомков сквибов, даже самые чистые сердцем семьи не могли утверждать, что сквибы приносили позор своим семьям. Смешение маггловской крови с кровью волшебника могло привести только к проблемам, это портило кровь. Ходили рассказы, что когда-то было время, когда магическая кровь и маггловская кровь были полностью разделены. В то время не существовало такого понятия, как магглорожденные, и не было такого понятия, как сквибы. Однако, когда люди начали смешивать свою кровь, это привело к осложнениям. Начали появляться сквибы, и магия в этой семейной линии исчезнет на века. Большинство магглорожденных не знали о своей магии или даже о своем обучении, пока не получили письма о принятии. Магия была так драгоценна для семьи, честь, которой обладали достойные, чтобы она попала в испорченные руки, чтобы быть разделенной с теми, в ком текла маггловская кровь, это их злило. Большая часть гнева усилилась во время охоты на ведьм, которую проводили магглы. Они выслеживали всех, кого подозревали в обладании магией, и убивали их. Не имело значения, готовила ли местная ведьма лекарства от маггловских болезней или местный волшебник восстанавливал дома, чтобы облегчить нагрузку на семьи, их убивали просто потому, что магглы их боялись. Это оставило горький след в магическом сообществе, и были те, кто не хотел отпускать это. Считалось, что магглорожденные не только наносят ущерб родословным волшебников, но и вполне способны вызвать вторую охоту на ведьм. Резня, поскольку многие из них пришли учиться и изучают пути ведьм и волшебников, что мешает им выдать секреты и снова подвергнуть волшебный народ опасности? Некоторые возразили бы, что это были просто параноидальные мысли, но многие полагали, что у них было достаточно доказательств, подтверждающих их заявления. Салазар Слизерин не хотел, чтобы магглорожденные были в его доме, не говоря уже о школе, чтобы защитить своих учеников. Он не верил, что они не вернуться к своим семьям, в свои общины и не расскажут им о том, чему они были свидетелями. Он был свидетелем темных времен, видел, как друзей убивали во имя магии, и все это от рук магглов. Он не хотел, чтобы его ученики испытали то же самое, однако остальные три основателя, похоже, были с ним совершенно не согласны. Они пытались отговорить его от этого, как будто он был сумасшедшим, как будто он был предубежден, но было ли это действительно предубеждением, когда он был свидетелем ужасов и только хотел спасти других от их переживания? Конечно, когда Эпонина смотрела на Лили Эванс, на первый взгляд она казалась достаточно милой. Она улыбалась многим в коридорах, всегда казалась любимицей профессора на занятиях, даже любимицей студентов. Тем не менее, Эпонина видела разные стороны девушки, которые не выглядели такой красивой картиной и это не многие видели. Лили также была одной из тех, кто провел много времени рядом с Северусом Снейпом, и быть магглорожденной, которая проводила бы свое время рядом с кем-то, кто также верил в превосходство чистокровных, было очень подозрительно. Северус также был ужасен по отношению к другим студентам, включая Эпонину, и все же Лили защищала его действия, а также защищала его от любого пристального внимания. Только в предыдущем семестре казалось, что дружба закончилась, по какой причине, Эпонина не была уверена. Но это были пять лет ее общения со студентом, который был сильно вовлечен в Темные Искусства, если она действительно была против этого, почему она провела так много времени в компании Северуса? Если только она не надеялась чему-то научиться? Может быть, сделать что-нибудь? Это заставляло Эпонину нервничать, потому что было так трудно понять, кому она может доверять в этом мире. Кто будет ее другом и кто окажется тем, кто причинит ей боль? Это была одна из многих причин, по которым их семьи держались в своих собственных социальных кругах, позволяя своим детям встречаться в раннем возрасте, чтобы они знали, с кем себя ассоциировать. Многие считали, что для них это просто акт общения и хвастовства, но во многих отношениях именно так семьи защищали молодое поколение. Они учили их рано, знакомили с друзьями на всю жизнь и, возможно, с их будущими партнерами, чтобы спасти их от разрушенного мира, который их окружал. Возможно, дети не сразу поняли или, может быть, они не согласились с этим, не будучи полностью свидетелями того, о чем говорили их родители и семьи. Но в конце концов они научились. Они узнали, на что похож внешний мир, получив здоровую дозу, как только начали учиться в Хогвартсе и оказались за пределами защитной сферы, которая окружала их с момента их рождения. Но были и те, кто считал, что чистокровные не должны жить таким образом, что им не следовало защищать своих детей из-за опасностей, которые могли быть им причинены. Эпонина слышала о волшебнике, который с каждым днем набирал последователей, у него было много титулов, но обычно его называли Темным Лордом. Он хотел создать мир, в котором чистокровки могли бы снова свободно бродить, не беспокоясь. Однако, хотя поначалу это звучало неплохо, Эпонина обнаружила, что не согласна с некоторыми частями его планов. Темный Лорд не возражал против убийства магглов, магглорожденных и предателей крови, но в мире, который уже страдал от стольких смертей, девушка не считала правильным убивать кого-либо. Конечно, не все магглорожденные и магглы хотели свергнуть волшебный мир и претендовать на власть над ним, им не нужно было встречать смерть. Но там были разговоры о смерти, о порабощении магглов, и даже это заставляло Эпонину дрожать, просто думая об этом. Салазар Слизерин хотел сегрегации, а не насилия и смерти. Именно этого и хотела Эпонина, лучше было просто разделять вещи, а не сражаться таким образом. Смерть вызвала всеобщие чувства страдания, гнева, печали и смятения, независимо от того, на чьей стороне был человек. Это не только спасло бы количество чистокровных, но и сохранило бы количество для других сторон, если бы они держались отдельно. Эпонина ни в коем случае не была жестоким человеком, и хотя ей не нравилась мысль о магглах и магглорожденных вокруг нее, ей также не нравилась идея убивать и причинять боль людям. Краем глаза Эпонина посмотрела в сторону Ремуса, когда вошли Старшие Старосты, чтобы дать указания и поприветствовать новых старост на их постах. Ремус был всего на пару лет старше ее, самое серьезное, и все же усталое выражение, которое обычно появлялось на его лице, делало его намного старше. У него были шрамы по бокам лица, на шее и даже на переносице, и она несколько секунд смотрела на него. До нее дошли слухи, о которых Эрнест Нотт и ее отец говорили однажды вечером возле сарая, но она не могла поверить, что это правда. Она не могла понять, как можно так долго держать оборотня в секрете внутри замка. Нет, она не верила, что Ремус Люпин был оборотнем, она полагала, что Эрнест просто пытался пустить слух ради разговора. Тем не менее, это оставило у нее некоторые дикие мысли, особенно когда она сосредоточилась на шрамах. Если он был оборотнем, то куда он ходил в полнолуние? Он просто покидает замок или каким-то образом прячется в Запретном лесу? Было бы сочтено слишком опасным держать его на территории, в конце концов, оборотням же необходимо в полнолуние кусать и заражать… Присутствие оборотня в школе поставило бы многих под угрозу, поскольку не существовало лекарства или решения от ликантропии. Эпонина поняла, что, должно быть, смотрела слишком долго, когда Ремус повернул голову и посмотрел на нее. Ее поймали, и как только она встретилась с зелеными глазами парня, сразу же отстранилась от него, толкнув Регулуса в бок. Это заставило Регулуса оглянуться, заметив только сцену, когда Ремус пристально смотрел на Эпонину до такой степени, что она выглядела невероятно неловко. Мгновенно его рука обняла ее за плечо в защитной манере, заставив Ремуса наконец отвести взгляд. Регулус встретил его свирепым взглядом, предупреждающим, чтобы он даже не смел связываться с Эпониной, как будто у него были какие-то намерения причинить ей вред. Ремус бросил на него озадаченный взгляд, прежде чем вернуться к разговору, который вели другие старосты. В течение нескольких мгновений Эпонина не могла понять, что пришло ей в голову, когда рука Регула легла ей на плечо. Она не слышала два раза, когда он спрашивал ее, все ли с ней в порядке, просто потому, что не могла сосредоточиться ни на чем, кроме того факта, что он прикасался к ней. Хотя она была в порядке, ей не было больно от того, что Ремус смотрел на нее, на самом деле, она только напугала себя своими собственными мыслями. Но в конце концов девушка вернулась в реальность и заметила, что старосты один за другим встают, чтобы выйти из купе. Ремус бросил взгляд через плечо, выходя, с любопытством, но все же обеспокоенным выражением на лице, прежде чем отправиться вслед за Лили. — Эпи! Голос Регулуса наконец прозвучал в ее ушах, достаточно громко, чтобы она подскочила на стуле и огляделась, прежде чем встретиться с ним взглядом. Они были единственными, кто остался в купе, и Регулус выглядел более чем обеспокоенным тем, что она не стала отвечать ни на один из его предыдущих звонков. Когда они наконец встретились взглядами, Регулус опустился так, что присел перед ней на корточки, а она осталась сидеть. — Ты в порядке? Он тебе что-то сказал? — Кто? — спросила она, чувствуя себя сбитой с толку. — Люпин? Нет, он ничего не сказал. Я просто думала про себя кое о чем, прости. Я просто погрузился в своего рода грезы наяву. — Ты уверена? — Регулус не выглядел таким уж убежденным. — Если он что-то сказал… — Нет, ничего, — она покачала головой, — я в порядке. — Ну, если ты уверена… — Я уверена. — Ну, хорошо, — кивнул Регулус. — В любом случае, я собираюсь найти Эйвери и Малкибера, ты ведь справишься одна, верно? Вопрос был достаточно невинным, но для Эпонины это было почти как удар ножом. Она обманула себя, поверив, что после встречи старост они с Регулусом действительно пойдут и сядут в купе вместе. Очевидно, она ошибалась, он не хотел проводить с ней больше времени, не тогда, когда его настоящие друзья были в поезде. Она была простой заменой в течение лета, и хотя они поладили ближе к концу, это не было похоже на то, что они стали большими друзьями. По крайней мере, Регулус по-видимому так не думал, поскольку он не пригласил ее присоединиться к нему. Не то чтобы ей хотелось сидеть в компании Эйвери и Малкибера, но было бы неплохо, если бы он хотя бы предложил. — Эпи? Это прозвище не вызвало у нее головокружительного чувства, как раньше, ей показалось, что он сказал это только из жалости из-за выражения, которое было у нее на лице. Она быстро заставила себя улыбнуться. — Хорошо, — сказала Эпонина, вставая и обходя его, чтобы выйти из купе, — мне пора. Она не потрудилась сказать что-нибудь еще, и не потрудилась обернуться, когда услышала, как Регулус окликнул ее по имени. Однако ей не пришлось далеко идти, так как ее внезапно схватили за руку и потащили в купе. — И вот я подумала, что ты планировала бросить меня на нашем первом свидании. Эммарентия была из тех девушек, которые, несмотря на переполненный поезд, сумели занять купе в полном одиночестве. Вероятно, потому, что любому, кто пытался войти ранее, давали пинка. Но Эммарентия, похоже, была рада видеть Эпонину, даже если в данный момент девушка не казалась такой счастливой. — Что? Разочарована, что это я? — спросила Эммарентия со смешком. — Ч-что? Нет! — воскликнула Эпонина. — Нет, дело совсем не в этом. Просто… — Ты стала старостой? Девушка еще раз пересекла купе и притянула Эпонину поближе к себе, чтобы рассмотреть значок, приколотый к ее мантии. На губах Эммарентии появилась улыбка, прежде чем она потянула Эпонину вниз, чтобы сесть рядом с ней. — Да, как и Регулус. — Кстати о сатане, где он? — Ну. — Эпонина переплела пальцы на коленях, — я пошла, чтобы найти тебя, и он согласился посидеть с Эйвери и Малкибером… — Он бросил тебя, не так ли? Правда причиняла боль, когда ее произносили, и Эпонине оставалось только кивнуть головой и сжать губы. Было достаточно плохо, что она уже чувствовала себя ужасно, но Эммарентия точно не помогала ей чувствовать себя лучше. Это звучало еще хуже, как «брошенная». Увидев растерянное выражение лица девушки, Эммарентия поняла, что была слишком резка в своих формулировках. — Ну, это он скучает по хорошей компании, не так ли? — добавила она. — Не позволяй этому задеть тебя. Ты сказала ему, что тебе нужна его компания? — Нет. — Тебе нужна была его компания? — Да. Эпонина знала, что следующие слова, которые произнесет Эммарентия, будут примерно такими: «Почему ты ему этого не сказала?» Но все было не так просто, она очень хорошо знала, что, хотя между ними все наладилось, не все было так волшебно. Они были не так близки, как многие надеялись, включая ее саму. Они только узнавали друг о друге, на начальных этапах, она не могла ожидать, что он просто захочет проводить с ней все свое время. Она не хотела, чтобы он проводил с ней все свое время, но боялась, что весь прогресс, достигнутый за лето, просто пропадет даром. Теперь, когда рядом с ними все время не было взрослых, добавляющих немного давления, чтобы поладить, вернутся ли они к старой рутине? Неужели он снова станет игнорировать ее, обращая на нее внимание только тогда, когда смеется со своими друзьями? Ее тело начало дрожать от одной только мысли об этом. Прыщи исчезли, но действительно ли это помешает Эйвери и Малкиберу найти что-то еще, чтобы подразнить ее? Что бы они ни обнаружили, это, вероятно, будет так же плохо и заставит ее чувствовать себя ужасно. Она почувствовала, как у нее скрутило живот, настолько, что горло обожгло. — Я думаю, что меня сейчас стошнит.