Фикус, Катя и фиолетовые облака

Кабинет президента был пуст. В тусклом свете огонёчками мерцали почти догоревшие свечи, на столе лежали пустые фантики от шоколадных конфет, и поблескивали контуры бокалов, на одном из которых, как бы это банально не звучало, алел след от помады. А возле стола, на полу, виднелись небрежно брошенные цветы - красные розы, с потрепанными лепестками и сломанными стеблями. Даже предположить страшно, что тут творилось. Катя перевела дыхание, зажмурилась, и снова открыла глаза. Картинка не исчезала и не менялась. Место преступления со всеми уликами и доказательствами, наверняка приведшими бы Киру в неописуемый восторг, если бы это она вдруг решила наведаться в Зималетто в столь поздний час, предстало во всей красе. Катя смотрела и не верила своим глазам. После свадьбы Жданова прошло всего полтора месяца. Андрей выглядел таким счастливым, таким спокойным и уравновешенным все это время, что Катя невольно поверила в его любовь к невесте, ставшей, наконец-таки, женой. Поверила, и свои собственные чувства запрятала подальше, поглубже. Хотя куда уж глубже? Она и так лишний раз боится на шефа глаза поднять, чтобы ненароком не выдать себя - ни взглядом, ни словом, ни жестом. Не выдать себя, быть в стороне, отбросив всякие надежды, глупые мечты о невозможном в сторону. Андрей Жданов любит свою жену и никакие Кати Пушкаревы его никогда не волновали и волновать не смогут. И тут вдруг такое… Измена. Причем такая явная, ничем не прикрытая. Они даже не шифровались. Они… Кстати, кто это они… то есть ОНА? Кто она, разлучница, укравшая семейное счастье Ждановых и… покой Катерины? Новая модель? Как ее… Ирэн… кудрявая, шатенка… Наглая такая, все время виснет на Андрее. Или нет? Или это кто-то из старой артиллерии? Слишком велик список претенденток... Катя наклонилась, чтобы поднять ни в чем неповинные розы, и вдруг задела рукой початую бутылку виски, «припаркованную» у стола. - Значит, мало вам было шампанского, Андрей Павлович? – Катя прикусила губу, чтобы не расплакаться. Горечь давила изнутри, мешая дышать, мешая видеть. - Нет, я не буду плакать из-за вас… снова… - она решительно поднялась, сделала несколько шагов, остановилась возле фикуса, и, не сумев больше сдерживаться, рухнула на пол, на колени, бутылку с виски кинула куда-то в горшочек с фикусом. Слёзы текли ручьём. Было больно, обидно, одиноко. И холодно. И особенно горько - от того, что Жданов остался всё тем же подлецом, каким был и до свадьбы - прекрасным, очень очаровательным подлецом. А легенда о недосягаемом принце, нашедшем свою даму сердца не в каморке, а на стороне – где-то в роду Воропаевых, что Катя сама себе придумала, чтобы утешиться, развалилась в пух и прах. Темная жидкость сочилась из горла бутылки прямо под корешок. Фикус дремал в полутьме кабинета, усыпленный ароматом воска и полыханием огоньков, испускающих занимательные тени на стенах. Дремал и не замечал, как стебельки его наполняются губительной силой, как листики, смоченные солеными капельками слез, приходят в монотонное движение, как по жилам разливается ядовитая смесь, и как пары фиолетового облака поднимаются вверх, окутывая подрагивающее тело бедняжки в невзрачном пиджачке, что притаилась рядом с вазоном. «Поклонница», - решил фикус, приоткрыв на мгновение один глазок. «Автографы раздаю по средам, приходите в августе», - прошелестел он самовлюбленно, и оглушительно чихнул, разворошив фиолетовое облако, разбив его на части и отбросив в стороны - по всему кабинету, и снова погрузился в глубокий сон. Катя дышала глубоко. Слезы давно закончились, горечь ушла вместе с ними. На душе появилась странная легкость. Хотелось разогнаться и бежать далеко-далеко, едва касаясь земли; зачерпнуть охапку роз и подбросить их вверх, и кружиться, кружиться, кружиться. А Жданов озорник! Прямо в кабинете. На столе? Смешно! Розы. С шипами. Ай, больно. Капелька крови на вашем многострадальном столе, Андрей Павлович. Еще одна жетва, брошенная на алтарь вашего светлейшества... Кстати, шоколадные конфеты невкусные. Еще один пустой фантик упал на пол. И чего она расстроилась? Зачем вообще сюда примчалась в десять вечера? Забыла копии договоров? Так можно было позвонить завтра Жданову и попросить его заехать в Зималетто за этими самыми договорами, а потом уже на встречу с поставщиками. Так нет же! Она не хотела его тревожить. А про свой покой забыла? Смешно. Боже, какие смешные у нее косички! Никогда раньше не замечала… А это что такое? Платье? Это зовется платьем? Женским? Смешно. Умереть можно со смеха. Катя громко рассмеялась. Подошла к свечам. В черных зрачках ее отражались сполохи огня. И прыгали беленькие точечки, быстрые заряженные частички… чего? Неизведанного, невозможного. Чего-то большого-большого, непреклонного в своей силе, неуловимого, недосягаемого. Смех утонул в тишине. Теплое дыхание сорвалось с ее губ. Мгновение. И кабинет погрузился в темноту. Еще мгновение. Хлопнула дверь. Быстрые шаги, подгоняемые озорным смехом, раздались в приемной. - Я забыла договора, - опомнилась она, входя в лифт. И тут же отбросила волнения. Возвращаться? Еще чего! Пусть сам за ними бегает. Ленточки были сорваны, косички расплетены. Катя быстро шла по тротуару, вдыхая теплый летний воздух, насыщенный запахами скошенной травы и долгожданной вечерней прохлады после знойной жары. Волосы трепал легкий ветерок. Прохожие оглядывались, невольно улыбаясь ей вслед. А Катя не замечала никаких взглядов. Она наслаждалась свободой и ясностью мыслей. - Как все просто. Как просто. Фантастика!