Часть 1, Безликий — фанфик по фэндому «Судья Дредд 3D»

Часть 1

1 февраля 2021 г. в 10:08

Настройки текста

Примечания:

По направлению текст всё-таки ближе к гету. Очень дженовому гету.

Мир — цветное пятно. Здание — мысленная проекция, расцвеченная очагами жизни, где каждый огонёк — человеческое существо. Справа альков, небольшая ниша в стене, которая некогда, возможно, использовалась как аварийный выход. Теперь он закрыт, бежать некуда. Впрочем, какая разница. Её ждут двое с оружием наготове. Кассандра опускает правую руку с пистолетом, а левой тянется за газовой гранатой. Взрыв. Эти двое — дилетанты, понятия не имеют, с чем связались. Но хотя бы оружие не потеряли. Постепенно они осознают весь ужас своего положения, их руки начинают наливаться синевой, пытаются нажать на курок. Она стремительно выходит из-за угла, целиком полагаясь на слух и общее восприятие, бьёт первого в горло. Второй, вопя и кашляя, пытается напасть, но тут же получает прикладом по черепу. Оба готовы. — Андерсон — Центру: обезврежены и готовы к перевозке двое преступников-безработных. — Подтверждаю, — отвечает безликий голос. — РВП — 0734. В ожидании транспорта Кассандра сосредотачивается на окружении. Вот проходит мимо мечтательная девушка. Следом горделиво фланирует старик — девушка напоминает ему внука. Несколько подростков светятся подавленной злостью, однако им хватает ума не давать ей выход. Кассандра чувствует их всех, всё вокруг — мир в инвертированном цвете.

— Почему? — только и спрашивает она, когда судья Бейли протягивает значок. Та загадочно улыбается. — Сама у него спроси. Кассандра невольно фыркает. Можно подумать, Дредд хоть когда-нибудь что-то объясняет. И ей, и кому-либо ещё.

Если смотреть сквозь визор, мир превращается в сеть алых линий и тактических данных. Люди становятся либо источниками тепла, либо ходячими тенями, здания — спасительным убежищем или смертельной ловушкой. Кассандра ненавидит носить шлем. Он нарушает её пси-чувствительность, а при попытке прочесть окружение доводит до головной боли. Возможно, всё дело в материале. Возможно в том, что она просто терпеть его не может. Какая ирония, думается порой, что тактическое приспособление, которое помогает судьям следить за окружающими, ещё и вызывает в памяти довольно сильную ассоциацию. Правосудие — безликая фигура, ни мужская, ни женская, ни белая, ни чёрная, и оно неотвратимо. Большинство судей используют шлемы как цеховой знак. Но она совершенно точно уверена, что Дредд использует свой как щит.

— Пошла, пошла, пошла! Люди монотонно бормочут и кричат. Голоса сплетаются в белый шум, который режет ухо, вколачивается в мозг. Будто скрежет ногтей по грифельной доске. Голоса в голове кричат с пронзительным звуком бьющегося стекла. Череп будто готов в любую секунду взорваться, боль окрашивает зрение красным. — Пошла! Пошла! Острые камни под босыми ногами. — Пошла! Люди бормочут, лица расплываются в кровавую кашу: кулаки, руки, камни. «Слова мне ничего не сделают». Перекошенные ненавистью черты, маски злобы и отвращения. Она спотыкаясь идёт по тропе к большим железным воротам. В лоб попадает камень, оставляет глубокую рану над правым глазом. По лицу сбегает струйка медно-красной крови, она спотыкается и падает лицом вниз, не в силах даже поднять руки. Маленькие и выпачканные в крови — кого такими защитишь… Даже себя не сможешь. Ненавидящее бормотание толпы становится громче.

— Кража и незаконное распространение казённых фармпрепаратов в более чем двадцати подтверждённых случаях и множестве неподтверждённых. Вердикт: двадцать лет в изо-кубе. — Прошу! У меня мать на руках и двое маленьких детей: их мать в прошлом году убили наркоманы! Не забирайте меня, пожалуйста, отпустите, я нужен своей семье! Теперь она наконец понимает, почему Дредд почти не разговаривает.

— Не лезь ко мне в голову, — взгляд такой тяжёлый, что жжёт даже сквозь визор шлема. Потрясённая и порядком пристыженная, Кассандра опускает глаза. — Я не хотела подглядывать. Простите. — Не делай так больше, — от холода в голосе, кажется, вот-вот начнут трескаться стёкла. — Не буду. Он не отводит пристального взгляда, и она отворачивается. Она и правда не хотела читать его, но он буквально источает эмоции — так, что её трясёт от макушки до пяток. Будто осознав это, Дредд одним слитным движением встаёт, разворачивается и стремительно уходит прочь, во мглу.

— Пич-Триз, это Ма-Ма. — голос низкий, определённо женский и в нём слышится что-то очень неприятное. — Где-то в здании двое судей. У Кассандры возникает очень, очень дурное предчувствие. — Я хочу, чтоб они сдохли. — Дело плохо. Годы спустя, она подумает, что ещё никогда Дредд не был так точен в определениях, как в тот день.

— Сегодня ты сдохнешь, судья. Она никогда не думала, что Дредд будет мстить за неё. Лишь тонкая черта отделяет нормальность от безумия, правосудие от несправедливости. И любовь от ненависти тоже отделяет лишь тонкая черта. Кассандра никогда не видела его лица, но почему-то кажется, что глаза у него голубые.

— Какого чёрта ты тут делаешь? Она никогда ещё не видела Дредда таким злым. Даже когда кто-то похитил и несколько раз изнасиловал девушку. Даже когда кто-то попытался украсть его оружие. Даже когда… ладно. — Я твоё подкрепление. Гнев исходит от него словно жар. Это пугает — немного — потому что ей ещё никогда не приходилось видеть, чтобы он настолько терял контроль. Кассандра покрепче перехватывает оружие. — Давай-ка выбираться. Он снова опускает ствол пистолета, направляет его на нападающих. Его гнев ощущается через всё здание, даже на улице. И только по возвращении в центральный район Дредд немного остывает, убирает оружие и в тот же миг разворачивается, хватает её за руку и впечатывает в ближайшую стену. — Я же сказал не приходить. — Я выполняю приказ. — Да чёрта с два. — Пошёл ты, Дредд.

— Вердикт, судья. — Два случая покушения, четыре убийства. Вердикт: смертный приговор. — Принято. Столько лет прошло, но проще не становится. Да и не должно, скорей всего. Пока что Кассандра научилась лишь придавать лицу то же бесстрастное выражение, которое остальным позволяет сохранять шлем.

— Беги, судья, беги! — издевается высокий детский голос, и не остаётся иного выбора, только подчиниться. Из этого ада нет выхода — остаётся только бежать. Оружие, надёжный пистолет? Бесполезно. Пси-способности? Бесполезны. Дело не в ней самой или в ком-то ещё, это простая демонстрация силы, а Кассандра и без того сурово искалечена. Свет такой яркий, что режет глаза, заставляет болеть голову — кажется, та вот-вот взорвётся. Стены ватные, туннель бесконечен. — Пошла! И смех бьёт в спину, преследует, куда ни пойди. Она так давно бежит, что начинает задыхаться. Вот же чёрт. Должен же где-то быть выход. Должен же! Вспышка. Образы в голове обрушиваются ниоткуда. Кассандра падает, скребёт ногтями по каменному полу. Недолго пялится на кровь, вытекающую из перчаток — будто не понимает, что это. Боль воспринимается заторможенно. — Пошла, пошла, пошла! Голос в голове кричит. Голос вокруг смеётся. Кассандра сворачивается клубком и пытается отсечь мозгоразрывающий шум. — Никуда ты не денешься, судья! Стены со страшным звуком смыкаются.

«Не уходи, курсант», — шёпот еле слышен, должно быть, он лишь кажется. Тело пронизывает боль. Тот, кто нанёс удар, постарался на совесть: Кассандра не чувствует левую руку, весь бок горит. Лёгкие будто не могут работать как надо: каждый вдох взрывается болью. Её осторожно берут на руки, переворачивают. Что-то шумит. Кто-то резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Сосредоточившись, она пытается прочесть этого человека, но мешает приступ боли. Задним числом думается, что, возможно, что-то не так с мозгом. «Будет больно», — снова тот же низкий шёпот. Этот грубоватый и хриплый голос ей знаком. Осторожные руки, которые расстёгивают броню, никак не вяжутся с мысленным образом. Да и с самим голосом тоже. Что-то лёгкое, как пёрышко, касается бока. Кто-то точным и отработанным движением достаёт оттуда обломок стали. Боль цветным фейерверком взрывается перед глазами. Кажется, здесь она и умрёт, в этом здании, наполненном смертью. Ма-Ма победила.

— Ты обвиняешься в покушении на убийство судьи. Приговор — немедленная смерть. Звучит всего один выстрел. Голос Дредда где-то далеко-далеко. Впервые в жизни ей не хочется его слышать. И видеть тоже. «Уходи». Но он подходит ближе.

— Андерсон, — он больше не зовёт её стажёром, но и только. Дредд всё тот же: высокий, жилистый, мускулистый. Безликий. Кассандра чуть кивает: — Дредд. Он не глядя проходит мимо. Его мысли — клубок колючей мглы, и захочешь ничего не прочтёшь. Железный контроль, словно каменная стена, отгораживает разум. Всё, что остаётся Кассандре — это биться в неё снова и снова, без надежды хоть когда-нибудь попасть внутрь.

И снова-здорово. — Почему? — она знает, что Дредд смотрит, потому что чувствует его взгляд. Однако глаза остаются невидимы. Интересно, какого они цвета? — Ты уже спрашивала. — Ты сказал, что я заслужила. — Этого мало? — Да, — Кассандра не признаётся, что спрашивает, потому что кое-чего не понимает. Возможно, какого-то подтекста или намёка — чего-то неуловимого, хотя вот оно, совсем рядом. Стоит лишь руку протянуть — это нечто ускользает, становится недосягаемым. Это тревожит: Кассандра терпеть не может неразгаданных загадок. Будто зуд, который невозможно унять. Просто она пока не решила, в ком дело: в ней или в нём. — Тебе не всё равно, — с этими словами Дредд поворачивается и уходит. А она застывает, от удивления не успевая ничего ответить. Слишком ошарашенная, чтобы пытаться понять, что же он имел в виду.

— Вы, сборище неудачников, куча дерьма! Шевелите своими жалкими задницами, пока я не придал им ускорения! Лицо, руки и тело в поту и въевшейся грязи. Дыхание с трудом вырывается из лёгких, униформа и рюкзак свинцом давят на плечи. Сегодня приходится тащить удвоенный вес, потому что только вчера, упав под тяжестью рюкзака, выбыл курсант. Если Кассандра чему здесь и научилась, так это тому, что провалы недопустимы. — Бегом, ублюдки! Она стискивает зубы и не останавливается. Средненькие оценки, средненькие навыки — однокашники не спрашивают, но Кассандра читает вопрос в их мыслях. У неё нет никакой очевидной причины, никаких обязательств проходить через ад судейской подготовки. И всё же она здесь. Грязь и дождевая вода пропитывают тяжёлые ботинки, забрызгивают ноги. От усталости ум заходит за разум. Кассандра не сдаётся. Физические упражнения в большинстве своём лучше тренировок на контроль пси-способностей. «Средне, средне!» — мысленно кричит на неё наставник. Она бессловесно и беззвучно огрызается в ответ.

Поверхность озера раскалывается, разбивается на миллион осколков словно зеркало. Задыхаясь, Кассандра проходит сквозь завесу, тело трясёт от последствий телепатического транса. На одно мимолётное мгновение она приходит в ужас, что никогда не сможет вернуться, а потом выпадет в реальность. Сердце колотится как бешеное: тяжелые болезненные удары отдаются в грудной клетке. — Андерсон? — Да, — выдавливает она. Тело так напряжено, что почти не ощущается. Мышцы начинают расслабляться, вызывая даже некоторую боль. Руки стиснуты в кулаки — она осторожно разжимает их. — Судья Андерсон? Вердикт слетает с холодных губ словно галька, падающая в чистую прозрачную воду. Безликий судья уводит преступника. Сейчас бы побыть одной, но вряд ли получится. — Что это было? — хрипло и требовательно спрашивает Дредд. Она трясёт головой, чтобы выкинуть оттуда остатки того, что надеялась больше никогда не испытывать. — Это тебя не касается. Дредд скрещивает руки на груди, сжимает губы. Кассандра поворачивается и уходит, оставляя его стоять посреди комнаты.

Восемь миллионов людей живут на руинах старого мира. Раньше Кассандра никогда не считала этот мир пустым, но так оно и есть. Восемь миллионов людей прозябают в различных состояниях хаоса, восемь миллионов людей медленно умирают от разных причин. Мир пуст как брошенная квартира — или обычная коробка, изодранная, старая и ненужная. Пуст как книга без страниц, как рассказ без слов. Как любовь без прикосновений. Встречаются, конечно, и крохи доброты, но в большинстве своём люди просто ждут своей и чужой смерти. Правосудие — идея старая как мир. Ей восемь миллионов лет и даже больше. Судья, присяжные, палач — и как город и его обитатели, Кассандра тоже с каждым днём немного умирает. Но теперь она уповает на то, что всё изменится.

Он недвижен как статуя. Как раз тогда, когда она уже свыклась с досадой, которую вызывают вопросы без ответа, он шевелится. Чуть меняет позу — она бы не заметила, если бы так отчаянно не наблюдала за ним. — Я не самый хороший человек. Ей приходится проглотить ком в горле — проглотить всё, что ей хочется прокричать ему в лицо, проглотить подступающие слёзы и чувства. Она, со всеми крохами силы, что удалось взрастить в себе за последние годы, запихивает их подальше. — Это повод или оправдание? Вот теперь ему нечего ответить. А она уходит — снова, и снова, и снова…

Господи, помоги. Она влюбилась в безликого человека.

— Не надо ко мне подходить. — Немного поздновато, тебе не кажется? Между ними мост — один из тех, что остались со времён старого мира. Когда-то он, должно быть, был красив: сталь, камень и стекло простирались над пропастью между двух зданий. Ходить по нему опасно, но он чудом пережил войну и распад. Как символично, что Кассандра не может пересечь единственную преграду, что стоит между ними. Забавно, но Дредд смотрит на неё с явным отчаянием во всей позе — язык его тела полностью противоречит словам. Кассандра вскакивает, делает шаг. Ветер подхватывает волосы, и она снова откидывает их с лица, не отрываясь смотрит на него. Алый крест визора на шлеме блестит словно кровь. — Ты что делаешь? — Иду вперёд. У неё с собой ничего, кроме оружия и униформы. На секунду из-за облаков выглядывает солнце. И на миг ослепляет. — С ума сошла? — Возможно. Но ведь и правда, какая разница? Она ступает на мост.

В будущем, которое уже не за горами, люди будут рассказывать детям о тех временах, когда единственными, кто стоял между правосудием и адом были судьи. «Они спасли нас, — скажут они, — Спасли человечество». О цене спасения не расскажет никто.

Кассандра не может дышать. Воздуха нет, нет света, лишь темнота и удушье. Такого никогда ещё не было — она всегда как-то находила способ. Люди пытались причинить ей боль, было такое, от чего раньше мучали кошмары. Один парень так красочно и ярко вообразил, как насилует её, что её едва наизнанку не вывернуло; а ещё женщина, которая убила и съела своих детей, а ещё… ещё… ещё… Сейчас иначе. Нет красок и света — лишь абсолютная тьма, невозможно ни дышать, ни видеть, ни слышать. Лёгкие сокращаются, но их наполняет тьма — как и мысли, она скользит где-то на самой границе восприятия. Кассандра никогда не думала, что так будет. Ужас наполняет всё её существо, и она как можно скорей пытается отшатнуться от человека, но что-то захлёстывает горло и не пускает, сковывает по рукам и ногам, доводит до полного бессилия. И она не может дышать… Ба-бах! Удар вышибает обратно в реальность. Кассандра приходит в себя на холодной земле, в руке оружие — и только узнав, кто перед ней, она опускает его. А потом понимает. Слёзы подступают внезапно. Возможно из-за реакции усталого и истощённого мозга, возможно — из-за прилива адреналина, она чувствует, как медленно тает. Возможно, она наконец поняла, что ощутила, когда попробовала в первый раз. Но именно поэтому Кассандра не смогла полностью прочесть его раньше — и, возможно, именно поэтому он этого не хотел. Нельзя сказать точно, но она понимает, что ей не хватило сил пробить брешь в его разуме — поэтому он, должно быть, сам открыл для неё просвет… И от воспоминаний о тьме и абсолютной безнадёжности она едва не умирает со стыда. Первая слеза скатывается по щеке и падает на сухую и пыльную землю. Вторая повисает на губах. Третью ловит чужой широкий палец. Дредд целое мгновение, которое кажется вечностью, смотрит на каплю влаги на пальце. Он не спрашивает, ни почему она плачет, ни по кому.

Правосудие слепо.

— Ты прошла. — Что? — Кассандра Андерсон, в настоящем именуемая судьёй. Клянёшься ли ты… Она, до сих пор не веря, клянётся в верности. Прошла? Нет, быть того не может. Дредд же сказал, что она завалит аттестацию в тот же миг, когда потеряет личное оружие. Она ужасно напортачила, приняла недопустимое решение, враг застиг её врасплох, обезоружил и взял в заложники. Но аттестацию она всё равно прошла. Она прошла. Прошла. Она… Уже на полпути из штаб-квартиры Кассандра понимает, что изменилось. Практически всё. Интересно, что он на это скажет.

Подобное Кассандра уже чувствовала раньше — в тот день, когда они вышли из Пич-Триз: Дредд с пулевым ранением в боку и она с точно таким же. Разница была только в том, что своё он заштопал сам, а она так ослабела, что почти вырубилась. В этот раз он бережно стирает кровь с её искалеченного лица, прикосновения бесконечно осторожные, но боль всё равно невыносимая. Перед глазами горячая алая тьма. «Надо носить шлем». Но она всегда знала, что однажды поплатится за свою самонадеянность — да и потом, ей вовсе не нужны глаза, чтобы читать людей. Просто… Боги милосердные, можно ли быть судьёй, лишённым зрения? Мысль до того ужасна, что Кассандру начинает трясти. Не от боли, но от понимания, что этот акт правосудия оказался последней каплей. «Ч-ш-ш-ш-ш…» — шепчет низкий голос. Он ассоциируется с Дреддом, но слишком мягкий, не похож на его обычный рык. Её всё равно трясёт. Но руки у него нежные.