Шатун

Хейген захлопывает книгу, едва Блум покидает кабинет. Он не смотрит ей вслед — лишь отворачивается к окну и глядит куда-то поверх верхушек сосен. Фырчит, тяжело дышит, шепчет что-то, что в априори никто не стал бы произносить в директорском кабинете. Фарагонда молчит. Тихо берет в руки книгу, которую сама же в свое время и написала — под строгим контролем Гриффин и Саладина, разумеется, — задумчиво водит указательным пальцем по твёрдой обложке. Взгляд сам поднимается на старого друга. Крепкого на вид, с грузной походкой, с заросшими бородой и волосами. Она ощущает острое дежавю. При их первой встречи он выглядил точно так же — даром, что лет на двадцать моложе и что тогда у него не было за плечами опыта в войне и отшельнической жизни. Медведь. Фарагонда усмехается. Именно так она назвала его при их первой встречи. Той самой, в которой они врезались друг в друга во дворце на Домино. Она отчётливо помнит его насмешливый тон, говорящий о том, что слугам этого дворца надо бы поучится делаться невидимками перед гостями. А ещё помнит его удивленно приподнятые брови, когда Орител представил их друг другу на собрании Команды Света. И шёпот Марион, раздавшийся над самым ухом и содержащий всего три слова:       — Как он тебе?       — Слишком похож на медведя, — тогда она нервно сжала губы в тонкую полоску, ожидая череду подколов, шпилек и издевок между ней и тем сидящем в другом конце зала медведем — вопрос был лишь в том, кто первый это начнёт. Сейчас же она, сама того не замечая, кусает губы, глядя на этого самого медведя, все больше похожего на вырвавшегося из глубоко зимнего сна шатуна, что пытается смотреть на солнце, но щурится, пытается быть спокойным — быстро срывается. Чего только стоят его слишком резкие слова в адрес Блум. Совсем ещё ребёнка — наивного, маленького, чистого, даром что смелого. Ребёнка, что так рьяно ищет ответы на вопрос «кто я?», которые разом присекает какой-то почти неизвестный дяденька. Хотя, какой-то там дяденька — скорее дедушка.       — А я же его чувствую, — внезапно говорит он, и Фарагонда, мигом опомнившись, ставит книгу на законное место.       — Кого?       — Меч, — говорит просто, словно о погоде за окном, и отходит от окна, жмурясь от резкой смены освещения.       — Но…       — Не но, Фэг, — он упирается грубыми ладонями в стол, слыша, как где-то неподалёку раздаются тихие всхлипы Блум. Сама того не заметив, Фарагонда расплывается в улыбке от этого сокращения. Он, как и многие, терпеть не мог назвать её полным именем. Но и Фара, которой так наровились назвать её знакомые, ему в корне не нравилась. Говорил, слишком пошло, слишком не для неё. Хотя понаблюдать за тем, как она вспыхивает от пресловутого «Фара» стоило того, чтобы называть её так, пусть и изредка, он все же предпочитал более лаконичное «Фэг».       — Я чувствую его, — продолжал Хейген. — Но не могу понять где. Чёрт возьми, я эти восемнадцать лет только и делал, что искал место, откуда может исходить энергия клинка! Хлопает кулаком по столешнице, заставляя органайзер упасть на бок. Карандаши и ручки тут же рассыпаются по столу, с противным звуком по-очередно падая на пол.       — Можно попробовать поиск с помощью магии, — она внезапно оживляется, бегло проводя рукой по корешкам толстых томов и ища нужный. Хейген горько усмехается. Качает головой, так и не решаясь отвечать. Они оба знают ответ: пробовал, не единожды. Но все же им обоим в эту секунду захотелось надежды на то, что этот меч, вместе с его хозяином, ещё можно найти.       — Почему ты не сказал об этом Блум? Она вновь прикусывает нижнюю губу, понимая, что в этот раз перестаралась с этим дурным жестом.       — Не хочу её обнадеживать, — качает головой. — Я живу с этим чувством уже восемнадцать лет — хорошего мало. Он втягивает носом воздух, после оборачивается к Фарагонде. Словно почувствовав металлический запах крови бросает взгляд на её губы. Щурится. Зачем-то делает шаг вперёд.       — Ты плохо знаешь её, — проговоривает Фарагонда, пальцем стирая кровь с губы. Она видит его некоторую заинтересованность, от чего хочет засмеятся в голос: уже совсем старик, а всё туда же. — Блум вместе с друзьями справляются с тем, что нам в свое время было неподсильно — Даркар, например, Валтор. Он вновь качает головой. Не может поверить в то, что шестеро девочек смогли победить столь могущественное зло. Вернее, отказывается верить в это. Как и в то, что он сейчас вновь видит Фарагонду. Вполне реальную, а не очередной фантом, вызванный пьяным сознанием. Видит, но уже не имеет права положить руку ей на плечо, зарыться носом в волосы, что слишком поседели за эти годы, и даже не имеет права убрать с щеки упавшую ресницу. Лишь может проводить её взглядом, когда она буквально срывается с места, видя как пробегает мимо кабинета плачущая навзрыд Блум, и крикнуть ей вслед:       — Не давай ей ложных надежд! И в ответ он видит давно подзабытый укоризненый взгляд.