Parallel Lines

      Котецу не спится. Уже два часа он ворочался с боку на бок, силясь провалиться хотя бы в легкую дрему. Тщетно. Поэтому сейчас он сидит на холодном полу балкона и безынтересно пялится в размалеванное облаками и звездами небо. Рядом с рукой стоит кружка с давно остывшим растворимым кофе. Котецу не мог понять, почему он не может заснуть. Будто нечто насильно заставляло мозг работать на износ, даже не рождая буйство мыслей. А ведь обычно страдают из-за бессонницы больно мозговитые люди, у которых голова не замолкает ни на секунду. Невольно всплывает бледное и равнодушное, как луна, лицо судьи Петрова. Наверно, он относится как раз к такой категории людей. Котецу усмехается: несколько таких ночей, и его можно приписывать в дальние родственники судье.       Штернбилд необычайно тихий. Котецу встает на ноги и всматривается в сизую темноту неосвещенных улиц. По неизвестной причине фонари не работали. На часах время близилось к полуночи. Дикий Тигр вновь поднимает глаза к небу и видит акварельные всполохи, переливающиеся от леденисто-морской синевы до изумрудной зелени, словно пытаясь повторить природную красоту северного сияния. Что-то внутри неуютно сжимается при виде растекающегося по облакам свечения, затмевающего тусклый блеск звезд. Только одному человеку принадлежат эти цвета. Только от одного человека у Котецу по коже идут мурашки, только от него все внутри застывает в каком-то трусливом ступоре: от его божественно-надменной речи, от его нечеловеческого сознания и видения мира, от его спокойно-безумного выжигания паразитов в кольцах Штернбилда, от его ангельски-покорного подчинения гласу Танатоса. Порой Котецу даже не уверен, что Лунатик является человеком или являлся им когда-либо.       Значит, Лунатик тоже не дремлет. Котецу думает ринуться за ним в погоню, но тут же одергивает себя: что он, дурак, без костюма да со своей минутой Силы Сотни сможет сделать против тренированного самим небом вигиланта? Северные краски становятся ярче и вот-вот вспыхнут, как дьявольские звезды в глубине зрачков верховного судьи. Порой Котецу сам не знал, почему так часто сравнивает Лунатика с Петровым. Наверное, потому что оба до мозга костей преданы своему некому кодексу справедливости. Единственное отличие между ними — методы. Петров хотя бы по законам все делает, но не Лунатик. Этот псих в дурацкой маске убивает без разбору, суда и следствия. Он справедлив, но эта справедливость темна, уродлива и искажена. Разве это справедливо — подобно богу решать, кому жить, а кому умереть? Разве это в его ведении лишать всех искупления? Разве смерть — единственное спасение загрязненной грехом души?       Котецу перевешивается через балкон и расслабляет руки, позволяя им вяло болтаться в воздухе подобно веревкам. Мурашки ползут по плечам, но отнюдь не от легкого порыва ветерка. Просто в мысли залез последний суд. Чем больше судов и, соответственно, встреч с Петровым происходит, тем как-то злее становится последний. Он хороший человек, но... Котецу вздыхает и решает прогуляться, ни капли не боясь присутствия Лунатика. Он его не тронет.       Невесомые холодные объятия отчего-то приносят умиротворение. Котецу уныло оглядывает возвышающиеся однотипные фасады многоэтажек. Все одинаково черные с мутными окнами. Над головой возвышаются верхние уровни Штернбилда и синее, как задыхающееся, небо. В ногах, обтекая их, ползет туман, едва заметно распространяющий в себе далекое зеленое сияние. Ни о чем особо не думая, Котецу идет на источник неземного пламенного свечения. Он идет прямо по дороге — некому сейчас ездить на машинах. Даже если найдется полуночный водитель, Котецу легко его услышит в тишине и спокойно отойдет на тротуар. Сейчас все еще тихо и спокойно. Мужчина идет, уставив потухший взгляд себе под шаркающие ботинки и засунув руки в карманы. — Чертов Лунатик... — еле слышное бормотание кажется невыносимо громким посреди ночного покоя созвездия, и Котецу пытается понизить голос до таких отметок, на каких, вроде как, говорит Сайто. — Все время ускользаешь.       Он как параллельная линия, с которой Котецу все хочет пересечься, но не может. Призрак, марево, личное сумасшествие, зверь лунного света — это он, проклятый Лунатик, оставляющий только чувство беспомощности, ненужности, а порой и беззащитности. Это гнев его спасает от отупляющего захлестывающего по шею страха. Задание закончится, Лунатик либо получит свое, либо уйдет ни с чем, очки засчитаны, Котецу и Банни наконец смогут отдохнуть... Тигр сползает по стене в странном истощении и прячет лицо в ладони, освобожденные от бронированного костюма. Эти параллельные линии, огненные следы арбалетных стрел, опустошают его. А еще в голове появляется он, незнакомый шепот...       Туман сгущается. Котецу отрывает взгляд от ног и всматривается в даль перед ним. Ноги привели его к обрывающемуся прямо посередине огрызку недостроенного моста. Вода мерно и безмятежно изгибается маленькими волнами, как миллиарды дышащих рыбьих бочков. Как и туманный водопад, она переливается всеми цветами восходящей из-за горизонта луны: аномально-огромной, угнетающей, угрожающей, призрачно-бирюзовой, пылающей — как разъяренный взор Лунатика. А на фоне, раскинув руки, как распятый святой, стоит он сам, лунный вигилант. Котецу хочет рвануть вперед, но ноги не слушаются, словно те вросли в асфальт.       Плотный серый плащ Лунатика в этот раз невесомый, прозрачный и легкий, как потоки колдовской энергии. Пламенный кокон извивается вокруг него горящей тканью, просвечивая сквозь себя восходящую луну и будто углем очерчивая изящный нечеловеческий силуэт Лунатика. Плащ разделяется на две части и вспыхивает двумя мощными крылами. Воздух от резкого раздува огня взметается и разыгрывается порывами ветра, смахивая кепку с головы Котецу. Он сокрушенно падает на колени, позволяя чувству некой обреченности взять над ним верх. Это конец. Почему Котецу пришел на его зов? Чего ему дома не сиделось? Котецу уже ничего не видит. Ни оборачивающегося на незваного гостя Лунатика, ни праведно пылающих глаз, ни длинных вьющихся волос, ни огромных складывающихся крыльев, переходящих в плащ — ничего не видят глаза и не слышат уши Котецу, кроме огромной луны и исходящего от нее шепота.             Разве тебя радует этот мир, полный безнаказанности и несовершенства?       Рука, кажется, самого Лунатика, касается его лица и мягко стекает вниз, закрывая глаза, как покойнику. Тьма выросла вокруг него давно, погребая под волнами, но живой свет говорящей луны еще долго бьется на задворках сознания Тигра. Тревожная полудрема сопровождает его весь остаток ночи, пока к полудню запястье не разрывается от истеричного звонка.       Котецу с испуганным вскриком сваливается с дивана. Он не сразу реагирует на звонок Банни. Мужчина осоловело глядит на родные стены, пол и потолок апартаментов. Затем он неуверенно смотрит в сторону закрытых дверей балкона. Он точно помнит, что ходил куда-то ночью. Котецу с недовольным ворчанием потирает голову. Неужто все приснилось? И огонь в небе, и туман, и Лунатик? Точно заработался... теперь Тигр понимает Петрова, который похож скорее на привидение, чем на человека. Фыркая и кряхтя, Котецу забирается обратно на диван и принимает вызов Барнаби, пока его запястье совсем не раскрошилось. — Ты где, Котецу? — в голосе Барнаби отчетливо сквозит недовольство. — Ты вызов пропустил. Неужто нажрался и все утро продрых? — Да ну, че прям утро сразу... — мямлит Котецу и украдкой смотрит на часы, чувство вины вспыхивает в виде румянца на щеках. Черт, и правда все проспал! Ну и лопух. Герои отныне точно будут над ним сегодня ржать. — А я типа... прямо все-все проспал? — с робкой надеждой спрашивает Котецу. — Все-все, — холодно чеканит Барнаби. — Лунатика в том числе. Он тебе привет передавал. — Че, серьезно, что ли?! — Нет, блин, понарошку, — шипит Банни. Точно злится на него за такой огромный прокол. Котецу жалобно воет. Однако чутье подсказывает Тигру, что Банни зол еще на что-то другое. Или даже расстроен. Потому что его не было рядом? Потому что не помог скрутить Лунатика или хотя бы лишний раз надавать по его перчатке на морде? Котецу озадаченно чешет репу. Нифига непонятно. Спросить напрямую? Да чет стремно. — Котецу, сходишь со мной в суд? — внезапно спрашивает Барнаби. Котецу словно обливает ледяной водой. Да этот суд у него в кошмарах уже! Видеоиграми Тигр не увлекается, но уже наслышан про разные игры-ужастики. Надо срочно запатентовать игру, где главного героя преследует злой-презлой судья Петров! Может, тогда у Аполлон-медиа убытки будут не такими убыточными? Хотя Петров тогда еще больше взбесится и использует какую-то умную штуку, связанную с авторским правом... Нет, лучше не рисковать. — А чегось такое, Банни? — Котецу вскакивает на ноги и разминает спину парой наклонов. — Вместо меня что-то сломал? — Стыдно признавать, но да, — он так и видит, как Барнаби неловко потирает пальцами лоб. Теперь понятно, к чему ведет разрыв союза двух партнеров. Один взваливает на себя функции второго и непомерно страдает. В случае Банни — ломает все подряд. Котецу не сдерживает ухмылку. — Хорош улыбаться! — возмущенно восклицает Барнаби. — Из-за тебя, между прочим, у меня репутация испортилась. Это твоя работа быть посмешищем, а не моя! — Ну, Банни, звиняй... — И сколько раз повторять: Барнаби, а не Банни! — Да-да, понял, ты Банни, а не Барнаби. Короче, схожу. Я-то ветеран и уже все знаю, что да как там! Даже знаю то, как задобрить судью! — Это невозможно, идиотина ты тигровая, — фыркает Банни. — Суд через полчаса. Если ты не объявишься, то я тебя лично закопаю, а потом наговорю чего-нибудь судье, и уже Петров закопает тебя во второй раз. — Бегу уже! — эта угроза придает сил больше, чем стартовый выстрел на эстафете.       Он успевает прямо за пять минут до начала. Издавая звуки раненого лося, Котецу тормозит перед Барнаби. Его взгляд холоден, как стекла очков. Котецу неловко улыбается сквозь попытки восстановить дыхание. Н-да, он уже не молоденький мальчик, чтобы драпать галопом... Котецу опирается рукой об колено, а другой держится за грудь, чтобы поймать разыгравшееся сердце, если оно проломит кости и решит выпрыгнуть наружу. Перед глазами мелькают мушки, складывающие в бледный круг. В ушах стоит гул, в котором узнается вкрадчивый, нежный, суровый шепот. — Что, старик, невмоготу уже? — усмехается Барнаби, изо всех сил пряча беспокойство. Что-то Котецу совсем плох. Однако тот внезапно выпрямляется, улыбается по-солнечному и с размаху хлопает Банни по плечу. Тот расслабляется — зря, видимо, беспокоится. Но теперь настает пора беспокоиться по другому поводу. Котецу чувствует исходящее от Барнаби напряжение. Ему-то еще Петров кости ни разу не обгладывал. Ну, ничего, — Котецу ободряюще улыбается Банни — пройдет крещение судом и может спать спокойно! А репутация — дело набираемое, как и очки. — И напоследок, Банни... — суд вот-вот должен был начаться, и Котецу решает дать напутственный совет в дальнюю дорогу, — ...не бойся Петрова! Он тебя боится больше, чем ты его! — Что за хрень ты несешь? — на лице Барнаби появляется такое жалобное выражение, будто он вот-вот выбросится из окна, лишь бы не терпеть преследующие Котецу умные мысли. — Я тебя поддерживаю вообще-то, — обиженно бурчит Тигр.       Ничего нового на суде Котецу не слышит. Хотя было немного странно, если не сюрреалистично, видеть Банни на месте подсудимого. Если Юрий и был удивлен такому внезапному повороту событий в его жизни, то никак это не показал — судья был мастером прятать эмоции. Зато из дела Тигр понял, что все разрушения случились из-за охоты Барнаби за Лунатиком. Котецу закатывает глаза: ничему кролика жизнь не учит. Да ему самому-то никак не удается загнать этого психа в угол, на что надеялся Банни?! Перед глазами вновь встает неоновое марево, и на его фоне — Лунатик. Безоружный (если не считать его пирокинез), без шлема... И как Котецу умудрился профукать такой идеальный момент для разоблачения?! Тигр недовольно ворчит. Юрий, услышав нежелательный звук в зале суда, молча посылает леденящий душу взгляд прямо в сердце Котецу. Тот икает и замолкает. Суд еще не окончен.             Разве тебя радует мир, лишенный справедливости? Разве тебе хочется оставить все так, как есть? Безнаказанным, грязным, душным... не хочешь развеять вместе со мной этот мрак людских душ, Котецу Кабураги? Хочешь, чтобы твоя дочь жила здесь, в опасности и разврате?       Котецу вздрагивает и вновь осоловело моргает. Задремал, что ли? Недавно вроде дрых без задних ног. Барнаби подходит к нему и хлопает по плечу, обращая на себя внимание Тигра. Тот недоуменно глазеет на него, словно впервые увидел напарника. Барнаби хмурится. — Да что с тобой, Котецу? Ты сам не свой сегодня. — Да я, это... — мямлит Котецу, совершенно не зная, как объяснить свое поведение. — А что, суд уже кончился? — Пять минут назад, — отвечает Барнаби. Котецу мгновенно светлеет и радостно вскакивает на ноги. — О, погнали тогда за хавкой! — Котецу, — Банни не разделяет его радости и все не отпускает его плечо, — скажи мне правду: что с тобой? — Да-а... ничего такого, честно! Просто очень поздно заснул, ну и вот все последствия, — оправдывается Котецу с самой нелепой и неловкой улыбкой, которую он когда-либо из себя выдавливал. Барнаби гипнотизирует его сосредоточенным взглядом, как сканер, а потом вздыхает — сканер ничего не обнаружил. — Как знаешь. Вижу, что что-то скрываешь, но я не могу вытаскивать это из тебя щипцами. — Э-э, слушай, — Тигр озирается в стремительно пустеющем зале суда, — а судья уже ушел? Спросить кое-чего хочу. — А тебе зачем? — от Банни волнами исходит напряжение. Он никак не может понять, что скрывает Котецу. — Говорю ж, спросить надо! — наконец, Тигр видит среди толпы знакомую высокую фигуру в обтекающей черной мантии. В голове отчего-то всплывают воспоминания о плаще Лунатика. Сердце екает. Барнаби вскидывает руку и зовет Котецу обратно, но тот уже бежит в сторону Петрова, разбирающего на ходу бумаги с самым “живым” видом. — Мистер Петров, подождите! — восклицает Котецу, размахивая руками, как утопающий. Услышав обращение к себе, Юрий вздрагивает и оборачивается. На мгновение Котецу задается вопросом: ему кажется, или в прошлый раз синяки под глазами Петрова были меньше в диаметре? — Чем могу помочь? — мягко-сонный голос Юрия может вогнать любого либо в глубокий медитативный транс, либо в ужасе вжаться в стену. Все зависит от воли говорящего. Котецу тормозит перед ним, едва не споткнувшись об собственную ногу, и тут же будто набирает в рот воды. Вопрос вертится на языке, не принимая четких очертаний. Юрий сжимает губы в тонкую нить: ему явно хочется поскорее вернуться к куче работы, а не ждать, пока Котецу сформулирует что-то внятное. — Ну, в общем, меня давно беспокоит одна штука... а Вы ведь человек умный, знающий... Лунатик ведь не в себе, да? — А Вы, мистер Кабураги, как сами считаете? — Юрий с трудом подавляет вздох. Его пальцы сильнее сжимают бумаги. Терпение кончается. А Котецу от этого начинает еще больше паниковать... — Кто такой Танатос, о котором постоянно говорит Лунатик? — вопрос вылетает сам собой раньше, чем Котецу сформулировал его в голове. Юрий застывает. Задумывается, значит. Тигр тихо радуется: неужели вопрос и впрямь серьезный, что судья так обдумывает ответ на него? Петров смотрит прямо в глаза Котецу, но уже не как сканер-Банни, а как какой-нибудь сложный и страшный офтальмологический аппарат для исследования глазного дна. Холодок ползет по спине Тигра. А точно ли вообще стоило спрашивать это? Чего это ему так приспичило? Как какой-то Танатос поможет поймать Лунатика? — Это древнегреческий бог смерти, если обратиться к легендам, — отвечает Юрий, закончив “сканирование” Котецу. — Когда человек умирает, к нему приходит Танатос и отрезает прядь волос, которую отдает Аиду. Лишь тогда душа умершего принимается в царство мертвых. Он считается единственным богом, которому не приносят ни подношений, ни жертв. — Прям как Вы, — хмыкает Котецу. Что-то похожее на понимающую улыбку мелькает на губах Юрия. — Есть такое. Это связано с тем, что от смерти нельзя откупиться никакими благами земными, — тон голоса Петрова становится каким-то зловещим. — Танатос приходит за всеми рано или поздно. Правосудие для Лунатика — смерть для другого. Танатос приносит смерть. Лунатик приносит правосудие. Для него не существует искупления во время жизни. Только прохождение цикла жизни заново. Есть что-то кармическое, не находите? — Никогда не верил в карму, — протягивает Котецу и потирает затылок. — И все равно нифига не понятно. Сложный этот Лунатик. Даром что псих. — За каждым, кто совершит зло, придет наказание по заслугам, — Юрий запускает пальцы в волосы и развязывает бант, распуская хвост и являя пышную платиново-седую гриву. — Это его кодекс. Кодекс Танатоса. — А-а, че-то уже яснее, — Котецу кивает с умным видом, будто и правда что-то понимая. — Не врите, — тихо молвит Юрий, собираясь уходить. — Ваша справедливость и справедливость Лунатика — параллельные линии, которые никогда не пересекутся. А теперь прошу меня извинить... — он мягко кивает на прощание и стремительным шагом удаляется прочь.       Да, Котецу все еще ни черта не понимает в поведении Лунатика. Они и правда подобны параллелям. Наверное, они слишком разные. Даже Петрова он не всегда в силах понять. Да что тут говорить, если даже с Банни у них возникают разногласия по поводу видения мира и системы геройства? Котецу надо многое обдумать. Но, как ни странно, не с Барнаби. С кем-нибудь другим, кто может дать хотя бы намек на истину...       Банни не отрывает обеспокоенного взгляда от Котецу. Наверняка жалеет, что не подслушал разговор Тигра и Петрова. Ну что за дурацкая у него привычка скрытничать? А Котецу даже не смотрит в его сторону. Хмурится, опять смотрит себе под ноги и шаркает подошвами. А Котецу уже все для себя решил. Остается надеяться, что в ближайшее время выдастся такая же тихая ночь безо всяких вызовов и что Банни не решит влезть к нему со своей помощью.             Твой партнер не разделит истинные взгляды. Ты правильно делаешь, что не бежишь к нему за помощью. Чтобы воцарилось настоящее правосудие, тебе надо понять всю суть моего Кодекса. Кто, если не мое дитя, которое нарекло себя именем Лунатик, расскажет тебе все? Спроси его. Доверься ему. Позволь ему зажечь в твоем сердце огонь. А я дам тебе силу и веру, чтобы защитить все самое ценное, что у тебя есть. Да-да, даже твою дочь Каэде. Пусть параллельные линии перестанут быть таковыми и наконец-то пересекутся. — Котецу! — Ай-яй! — взвывает Тигр, хватаясь за ушибленный лоб. Вот ведь лопух, задумался о чем-то своем и врезался в столб как последний олух! Барнаби тихо вздыхает. Никогда еще Котецу не был таким... закрытым? Словно где-то не здесь, словно сам с собой ведет беседу. Видимо и правда не выспался. — Слышь, Котецу, — Барнаби достает газету и вручает ее Тигру. — Если тебе вдруг надо узнать, что ты пропустил, то вот. — А, че там? — оживает Котецу и с интересом читает первый заголовок. Лицо у Тигра меняется как ненастная погода, становится все темнее и темнее, а глаза пугающе стеклянными и какими-то не его, чужими. — Вы ж его скрутили, да? Этого педофила-насильника? — Ага, а что еще остается делать? — Барнаби гордо вскидывает голову. — Таким как он только в тюрьме место. Скоро твоими словами начну говорить, старик. Ты слишком плохо на меня влияешь. — Лучше бы он умер... — бормочет Котецу. Барнаби вздрагивает: подобные слова совсем не в его духе. Банни осторожно заглядывает в лицо Котецу, словно боится увидеть вместо него кого-то другого. — Разве ты не за жизнь для всех и вся? Пусть даже таких выродков? — Ему могла бы однажды попасть в руки моя Каэде... — Котецу все с таким же отсутствующим выражением лица нервно задергал рукой, как неисправная кукла. Банни напряженно сглатывает. Нет, дело не в недосыпе. С Котецу точно что-то не то. — Я понадеюсь на Лунатика, Банни. Зло должно быть наказано, забыл? — Оно уже наказано, старик. Он в тюрьме. Ты же не хочешь сейчас мне сказать, что принял философию Лунатика? — шипит Барнаби, даже не зная, что и думать. Да что с ним произошло всего за одну ночь?! Что заставило Котецу так резко поменять мировоззрение? А тот будто в дреме идет, едва не сталкиваясь с прохожими и абсолютно игнорируя все происходящее вокруг себя. Дело спасал Банни, вытаскивая за шкирку Котецу из опасности столкновения. — Да, знаю, ты недоволен тем, что я так резво переобулся, — внезапно заговаривает Тигр. — Но я просто тут обдумал кое-что на досуге... я и правда порой слишком милосерден к некоторым. — Вау, — ядовито протягивает Барнаби, — мистер “Я-герой-спасаю-всех” превратился в мистера “Я-как-Лунатик”. — Я этого не говорил, Банни! Просто... просто у Лунатика тоже есть что-то разумное, понимаешь? Вспоминаю вот Джейка и понимаю, что, ну... хорошо, что такой урод помер. А был бы жив, он бы сбежал! Или не сбежал... но ведь была бы такая вероятность! А так он мертв и все, дело с концом, можно вздохнуть свободно! — Котецу, я раньше не понимал твою идеалистическую и старомодную модель поведения героя, — взгляд у Барнаби почему-то печальный. — Но сейчас я совсем тебя не понимаю. Ты сейчас оправдываешь того, кого раньше называл убийцей, причем в лицо. Скажи честно, Лунатик приходил к тебе? Шантажировал? Угрожал Каэде? Тебе? Мне? — Да ничего не было! — машет руками Котецу. — Он даже холодильник мой не обчищает, и на том спасибо!       Барнаби вздыхает. Он должен найти источник перемен в Котецу и постараться вернуть его на прежнюю дорогу. Пускай его слова и звучали немного наивно, но ведь старик правильно говорил — они герои, они должны спасать людей, а не позволять им умирать. Герои — это добро с кулаками, но не бессердечные судьи. От мысли о том, что такими темпами однажды Тигр станет напарником Лунатика, у Барнаби зашевелились волосы. Нет, этого нельзя допустить. С этим точно как-то связан Лунатик. Надо как-то не позволить им встретиться в следующей схватке, как обычно это бывало. Отвлечь, убедить, швырнуть в стену — что угодно, лишь бы Лунатик не промыл ему мозги. — Да, это звучит умно... — задумчиво молвит вслух Котецу. Банни косится в его сторону. Это же не на его мысли он дал комментарий? Нет, бред какой-то. Котецу не может читать мысли. Наверное, надумывает себе чего-то и сам же с этим соглашается. Как он вообще пришел к такому? Будто кто-то вложил эти мысли ему в голову чужой рукой... Барнаби застывает, пораженный этой идеей. Котецу, не замечая остановившегося как вкопанного партнера, продолжает уныло дрейфить по течению толпы. — Котецу... — тихо шепчет Барнаби, осознав, что пришел к ответу на свой вопрос, — кто же поселился в твоей голове?       И когда это они стали подобны параллельным линиям?