Узы из прошлого

Ему следовало отойти от всего произошедшего за это время. Возвращаясь в свой родной дом с воодушевлением и в приподнятом настроении, он ни за что бы не поверил расскажи ему кто о будущих событиях. Его это вообще повергает в неподдельный шок с толикой боли на душе. Меньше всего на свете хотелось, чтобы это оказалось бредовым сном из-за вечных мыслей о прошлом. Он не любил вдаваться в былое, не любил думать о пережитых друзьях, товарищах и тем более о многолетней душевной эйфории. Ему нравится это вкладывать в свои баллады и только при исполнении их излучать грусть, радость и ностальгическую тоску. Всё шло не просто так. Всё, что делала та бестия, было ему чуждо, оттого ужасно неприятно. Венти нужна была неделя, чтобы наконец переварить всё, что произошло с ними. Чтобы думалось хорошо, он запасся добротным крепким вином, а затем улёгся на широкие ветви могучего древа Венессы. Рыжая боевая девушка поражала его своей отвагой и преданностью благому делу. Люди могут намного больше, чем они сами догадываются. От простого желания посадить маленький неокрепший стебель выросло то могучее древо. Думал тут часто, сочинял, вспоминал. Лишь один объект его тревожных мыслей не успокаивался на многие века. Ох, сколько же раз Архонт Ветров пытался забыться: в алкоголе, в песнях, в самом себе. Просто хотел жить дальше так же, как и много лет назад. Все покинувшие его близкие просто стали чудными наваждениями, образами в стихах. Но только не она. Вечно мельтешащая в его сознании словно призрак, оставляла зазубрины, чтобы он смог отыскать её. В такие моменты ему одиноко как никогда. Венти не сможет даже под самым сильным зельем забыть ее голос, силуэт во всей красе, не сможет не вспомнить ощущения от её касаний. Лира сильнее сжимается в его тонких пальцах, зависая на большом расстоянием от земли до толстой ветви дерева, где удобно расположился Архонт ветров. Чувствуется гладкость белого корпуса музыкального инструмента, белого, как ее кожа. Лира, его любимая лира. Сколько Венти протащился с ней, промучился, но ни разу в голову не закралась даже крупица идеи продать или навредить ей. Задушевный подарок его старой знакомой. Вот и понятно стало, как за прозрачным стеклом террариума. Вечная спутница барда была музой, за которую он платил немалую цену. Руки каждый раз прожигало от осознания того, что держит подаренное ею сокровище. Ну почему он снова беспощадно сдирает запекшуюся корочку на едва прикрытой ране?! Он романтик и поэт, ему свойственно вдаваться в больную негу драмы жизни. Но не стоило это делать Архонту. Жить ему ещё ох как долго и носить такой груз из будоражащих мыслей совсем не хотелось. Это ведь тупик. Если по какой-то причине прошлое его не покидает, а только настигает, — ему некуда прятаться. Только вот почему он грустит? Причина его расстройств со внутренними печалями ловит сейчас ветер ртом, набирая воздух полной грудью. Ела сколько надо и бывало выпивала по поздним вечерам, награждая тем самым себя за проделанную работу на сегодня. Жила себе мирно, веселилась и грустила как обычные люди. Только вот в голове совсем не укладывалось слово «обычные». Ей это не подходит. Если бы она только знала… И вот, в голове щелчок. Венти понимает от чего у него на душе целая огненная буря из противоречий и мыслей о прошлом. Всё это время он помогал Террвин в том, в чем не стоило бы. А пока помогал — размышлял, путаясь в своих желаниях на её счёт. Эгоистические намерения давили, но он не может по-другому. Не может из-за её действий в те разы, когда она оказывала сугубо отрицательное влияние на мирное время людей. Безрассудство не может быть оправданным, а отсутствие человечности мнимым. Она попросту стала другой. Ветер задорно развязывал на болтовню листву, передавая все слухи города дереву и их повелителю. На его лице показалась лёгкая улыбка, вызванная радостными вестями о разгаре праздника в его чудном городе свободы. — Самое главное, весело моему народу, так ведь, хе-хе? — Произносит вслух риторический вопрос мутному отражению в стекле бутылки из-под красного вина. Ему было хорошо хотя бы от того, что люди в Монде радовались и веселились, и все были в безопасности. Пока ничего не угрожает их спокойствию — бард будет спокойно проводить время в одиночестве со своими тараканами в голове, что-то напевать вслух, где главный слушатель — его дорогая лира, за которую он продаст душу и отдаст сердце. Помимо девушки из прошлого его беспокоил ещё один момент. Эти мысли хлынули стоило посмотреть на Драконий хребет вдалеке, нечётко видимый из-за лёгкой дымки вокруг смертельных гор. Там до сих пор были земли, пропитанные зловещим смрадом от создания главной грешницы Тейвата. Яд глубоко пропитал заледенелую землю, уничтожая всё вокруг, заставляя менять обличие местных существ. Когда-то и он с давним другом были заражены этой заразой. Мог и правда проспать много веков, восстанавливая силы, если бы не помощь магии Селесты от самого настоящего человека. Как давно он не видел своего хорошего верного друга-дракона, любящего Монд и людей в нем, но однажды потерявшего рассудок. Что-то подсказывало, что их встреча случиться совсем скоро. А пока просто будет петь песни, пить вино и жить прошлым, не принимая в расчет ее изменившуюся, совсем не ту сущность. Только с одной частью себя же… Венти проводит плавным медленным движением по струнам лиры, как бы завершая внутренний монолог, ставя на нем жирную точку во благо своему душевному спокойствию. Но бросить все на самотёк не мог. Пусть будет рядом, чтобы ограничить ее в интересах. Быть той, что прежде, — ей идёт больше. Нет, Венти не хотел отступать, хоть ему было неописуемо больно на душе, винил себя и убивался от эгоистичных дум, — так было надо не только ему. Никто бы не хотел видеть ту злорадствующую ледяную фигуру, от которой не осталось ничего столь человечески манящего. Только разрушение и Хаос были спутниками Чёрного ворона…

***

За ней наблюдали непрерывно. Она это чувствовала, превращаясь в больного параноика. А может ей это и вовсе мерещится. Воспалённое сознание решило провести невыносимую проверку её силы воли и ментального здоровья, выудить из тёмного угла черепной коробки его. Может это он решил поглумиться над её тяжким положением, отчекрыжив здравый рассудок с целью его аннигилирования. Но Террвин точно чувствовала царапающий её спину пожирающий взгляд. И он был не один. Они не были от одного человека, не были направлены с одной злобной целью. Другой ласкал, дарил умиротворение, заботу и искренне поддерживал, придавал уверенности. Напоминал нежные, тёплые поглаживания по спине, по макушке, по рукам, с большим интересом останавливаясь на ладонях и покрытой мурашками шее. Жаль, что владелец не мог тут же появиться перед ней. Террвин искренне желала заглянуть в эти добродушные, ласковые глаза. Но он никак не давал о себя знать, и это не могло не тронуть её трепещущую душу. Этот взгляд снова ускользал от неё, как испугавшаяся мимолётность, не желая раскрывать всю правду. Стоило ей повернуться назад, жаждя лицезреть владельца столь пытливо-невыносимого взгляда, как тут же её окружали многочисленные лепестки самых разных цветков, а в волосах чудесным образом застревала белоснежная свежая сесилия, прекрасный запах которой обволакивал вокруг неё пространство. Озорной ветерок немного приподнимал подол сарафана, совсем вскользь касаясь оголённой кожи бёдер немного выше колен, затем вихрем поднимался по рукам, обдувал чувствительную шею и заканчивал на раскрасневшихся щеках, остужая их пыл. Террвин, одурманенная такими вот подарками природы, характерными лишь для Монда, ещё несколько секунд стояла как вкопанная, пытаясь успокоить своё быстро колотящееся сердце, пустившееся в безудержный вальс. У неё появлялись силы и исчезали страхи и усталость от накопившегося стресса. Чувство, что сам Барбатос решил присмотреть за странником из самого неизвестного уголка земли, не входящего в Тейват. Но в голове возникал лишь один вопрос: чем авантюристка это заслужила? Потоки силы Архонта всегда её дразнили, даже с первого её появления в городе Свободы, не оставляли в покое особенно тогда, когда её пытливый ум лез туда, куда вовсе не надо. Ради её же безопасности. Ярче всего это начинало происходить в моменты соблазна влезть в расследования Ордо Фавониус, попытаться самой отыскать того психа-поджигателя. Чувство вины — двигатель действовать. Террвин уже надоели эти неугомонные, разъедающие кошмары, высасывающие всю жизненную энергию. Ветерок почувствовал эти душевные боли и увидел частые сонные глаза путницы, под которыми тонкая мягкая кожа стала ещё темней. Поэтому он стал нередким гостем в её обители, быстро прошмыгивая через открытое окно около кровати. Это убаюкивало, выгоняло непрошенные и ужасные мысли из головы. За столько продолжительных дней бессонницы ей удалось выспаться больше обычного. А по утру заводной поток щекотал лицо, оставляя за собой принесённые зелёные, только что сорванные, листья. И в такие моменты утро не было омрачено ни пугающими снами, ни усталостью от вечных вздрагиваний и резкого пробуждения посреди ночи. Путешественница была благодарна столь доброжелательной природе, что спасала её заботой и едва заметной защитой. Террвин чувствовала, что остаётся обязанной перед ветрами, казавшимися такими живыми, такими важными в её жизни. Но совсем не понимала, как можно было их отблагодарить. Точнее, скорее всего, их владельца, который ими мастерски управлял. Управлял ими так чутко, так по-отцовски. Всё ради твоей защиты. Прошу, только не совершай глупостей… Ей вечно мерещилось, что потоки что-то тихо шептали, но это не было разборчивым. Наверное, просто иллюзия. И сейчас, опять думая о вмешательстве в дело о поджигателе, Террвин слышит шёпот, ставший обыденностью, сопровождающий беспокойными, навязчивыми мыслями о побеге на поиски этого психа. Террвин спокойно лежала на неудобной кровати, нахмурившись, смотрела на меланит, вечно переливающийся в её руках светлее цвета самого камня. Убрав незанятую руку из-под головы, перевернулась на бок, не отводя взгляд от артефакта. Она осознавала, что меланит может улавливать следы тёмной магии. Только вот в руках других людей его переливы не наблюдались. Старик… тот странный бывший владелец камня не просто так отдал ей кристальное перо, может даже первоначально хотел отдать Террвин. Нужно ж было ей попасться в этот момент, когда у Одера украли ценную вещицу, а когда она нашлась, то тут же без раздумий отдал её ей. «Я просто искал отличного преемника, Ери.» И всё так просто оказалось, похоже это было больше на театр абсурда, в котором Террвин играла роль неумелого сыщика. А разгадка дела — как рояль в кустах. И вот, в её руках меланит, особым образом реагирующий на её прикосновения и на тёмную магию. — Может это из-за него… — Устало пробубнила путешественница, зарываясь лицом поглубже в мягкую перьевую подушку. Всё это ей не давало покоя, особенно в те моменты, когда активизировался этот вечный голос в голове. Вечно подначивающий и такой существенный. Яро пробивался через защиту сознания, выстроенную ею в самом далеком детстве, после того, как достаточно натворил бед. Она всегда думала, что её сознание просто раскололось на две личности: плохую и хорошую. Но теперь в этой теории Террвин сомневалась вовсе. Его разговоры про то, чего даже в её памяти не было; он много разглагольствовал, давал сомневаться в существовании самой путешественницы. Всегда бубнил про прошлое, давнее прошлое тех времён, когда Архонт Свободы ещё ходил по новому Монду. Из-за этого Террвин всячески проверяла всю информацию, о которой рассказывала тень в сознании. Удивительно, но он всегда оказывался прав. Теперь нет поводов полагать, что это осколок её больного рассудка. Но объяснить, что это такое — не могла. Только знала, что давать доступ к её сознанию точно нельзя. Несколько раз сбедокурил и в следующие разы будет точно так же. Стоит ей лишь засомневаться в себе и дать волю уничтожающим эмоциям. Террвин хватило уже его злобного влияния, и из-за она него сидит в городе, не имея доступ к окружающему миру за стенами. Приходится заниматься помощью гражданам Монда, чтобы заработать немного моры, но в ограниченном числе. Многие просят достать нужные им предметы за пределами города, куда нет доступа. Но кое-что ещё оставляет ей помехи на пути к заработку: слухи. У некоторых жителей в ордо Фавониус работают родственники, очень малая часть которых слышала о расследовании, и они посчитали, что Террвин могла быть причастна ко всему этому балагану. Просто стоит её описать, и все понимали о ком речь. Да и к тому же город совсем небольшой, знали, кто тут появился недавно, сразу замечали новые лица. Путешественница и так помогала раньше людям, по этой причине старушки могли спокойно говорить о рыжей девушке-авантюристке и все понимали, о ком шла речь. Ведь больше пользы она приносила именно старшему поколению, и вскоре многие из них узнавали, кто проходил мимо. На улице царила невыносимая духота, перед глазами всё немного искажалось, даже каменные строения изнывали от палящего солнца. Весенние деньки были нестабильными: в один день шёл дождь, принося северные ветра и прохладу, а на следующий всё жарилось под неумолимым жаром солнца. В некоторых участках города, где дома располагались довольно близко и оставляли большой теневой участок, разносилась игра бардов. Террвин из-за интереса просматривала их, но одного проницательного барда нигде не находила. Венти не было видно уже больше недели, от него никакой весточки. Террвин бывало думала, что ордо Фавониус прижали его к стенке, но тому не было ярких доказательств. Да и сам Кейа говорил, что его вина заключается в том, что бард всего-навсего прикрывал Террвин, ничего больно криминального не было. Поэтому факта преступления не установлено, и Венти мог спокойно разгуливать там, где не могла позволить себе путешественница. Несмотря на разные слухи вокруг Террвин, некоторые старики с радостью принимали её помощь, оплачивали в конце или давали продукты: молоко, сахар, сыры, — то, что делали своими руками. Путешественница была рада любой оплате, самое главное с голоду не помереть, ведь трёхдневная диета на одной воде носила тянущую боль в желудке, а силы невероятно быстро утекали, как вода сквозь пальцы. Лицо стало бледным, словно измазанное мукой, ноги тряслись от любой физической работы, а пальцы стали ещё тоньше, несравнимые уже с клавикордистами. Но и мора была бы кстати, ведь за аренду нужно было платить немаленькую сумму для авантюристки — тяжкая ноша. В первые дни прибытия в Монд, задумывалась, а не поступить бы на службу в Ордо Фавониус. Но теперь дорога туда точно была закрыта. Остаётся вступить в ассоциацию авантюристов после всех этих расследований с поджигателем. Потому что вскоре Террвин поняла, что работать полностью самостоятельно — не лучший вариант. На крайний случай могла просто устроиться продавцом. Но всё же ей прельщала работа, в которой она была хороша. Едва держащие ноги несли обратно домой. Снующих жителей прибавлялось и прибавлялось, заполняя вечерние празднующие улицы города. Радостный гам пропитывал каждый кусочек за стенами, музыка бардов начала играть бодрее, зазывая к себе каждого свидетеля столь настойчивой лирической поэмы музыкантов. Путешественница с трудом протискивалась сквозь людей, мечтая наконец завалиться на столь желанную кровать. Отовсюду слух резали шумы, словно ковырялись тупым ножом в черепной коробке, оставляя болезненные ощущения в виде пульсирующей головной боли. Террвин пыталась выбраться из этого адового места, но не в силах сопротивляться буйствующему потоку, только и делала, что отдалялась от желаемого пристанища. Ей бы сейчас тишину, покой, темноту и прохладный ветерок над кроватью, обволакивающий её тело под тонким одеялом. Но на этот счёт у города были свои планы. Террвин пыталась закрыть глаза от ненавистного свечения фонарей Монда, но оно было повсюду и врезалось в её роговицу, словно маленькая змея, просачиваясь к нервным окончаниям и разъедая их. Террвин на это болезненно цокнула, пытаясь скрыться всеми методами от источников неприятных ощущений. Она совсем не различала ничего перед собой: поток её вынес в третьи ряды какого-то выступления музыкантов, чьи песни были услышаны и привлекли большинство вечернего населения, так рьяно празднующего Луди Гарпастум. Всё же, как-никак, но это был предпоследний день карнавала песен, вина и полёта. Кульминацией праздника станет обёрнутый в красную ленту шар, брошенный прекрасной девушкой в сборище. Тот, кто поймает Гарпастум, будет благословлён годом удачи и счастья. И это уже завтра. Когда эту чудную традицию впервые услышала Террвин от Эмбер, то посчитала, что было бы довольно здорово, окажись шар в её руках. Ведь удача ей явно не помешала бы. Но теперь весь этот ажиотаж путешественница никак не воспринимала и желала, чтобы весенний фестиваль закончился скорее, а то бурно развивающаяся внутри неё агрессия вывернет душу наизнанку, переходя в давящую физическую боль. Если бы не этот псих, то сейчас навеселе попивала бы вино, училась летать вместе с Эмбер на воздушном планере, может даже получила лицензию, что не помешает в её приключениях, и просто счастливо участвовала в активной жизни все эти пятнадцать дней вместе с Отто. И хотела бы вновь услышать ласкающую лирику Венти, пальцы которого нежно извлекали мелодичные ноты с подружки-лиры. Террвин уже начала понемногу выбираться из этой какофонии, как краем глаза увидела тёмные волосы с берёзовыми кончиками на косичках. Она не смогла в нём сначала распознать его, ведь в этот раз бард был без своих излюбленных берета с сесилией и плаща. Путешественница заворожённая встала, не шевелясь, чтобы понять — точно ли это Венти. Но стоило услышать его эмоциональное, мелодичное пение, как все сомнения тут же отпали. В группе с другими бардами он ярко выделялся из-за своего таланта, стоило лишь выйти ему на передний план, как вмиг засиял, укрывая тенью всех остальных музыкантов. Его задорность и озорство, вкупе с весёлыми плясками, вдыхали новые, свежие, сияющие краски в групповое выступление. Непроизвольно Террвин вышла из оцепенения и начала двигаться ближе к этому ослепляющему свету, как мотылёк на обжигающий фонарь. Венти резко вытягивал случайных людей из толпы, и те в тот же миг проникались атмосферой задорности барда, немедля вступая с ним в активный и энергичный танец. Террвин скрестила руки на груди, смотря на это озорство с лёгкой добродушной улыбкой, стоило Венти заманить в танец очередную девушку, рьяно рвущуюся к этому харизматичному музыканту. Она давно не видела настолько счастливых и весёлых людей, стоявших в очереди за вниманием барда, чтобы тот утянул их в свою ловушку, как какой-нибудь змей-искуситель. Из-за желания народа оказаться в этом кругу Венти, шум начинал усиливаться, но Террвин стала этого не замечать, уставившись лишь на виновника ярого веселья. Как же она давно его не видела и впервые смогла лицезреть его в такой неповторимый момент. Бард краем глаза замечает рыжую макушку в первом ряду, чьи глаза наконец за продолжительное время начали светиться радостными тонами. Но разве это предел? Он захотел подарить ей столько веселья и счастья, сколько подарил всем остальным вместе взятыми. Его улыбка стала шире и игривей, всё также оставляя шлейф задорности. Бард, по-прежнему напевая, подскочил к путешественнице, отсоединяя её руки друг от друга и крепко хватаясь за кисти, чтобы сдвинуть девушку с места. Террвин испуганно и удивлённо смотрит на него, не понимая поначалу, что произошло, поэтому Венти бессовестно воспользовался её секундной заминкой. Её глаза начали метаться по сторонам с осознанием того, что она уже безвозвратно часть его выступления. — Венти, но я совсем не умею… — Просто расслабься, хорошо? Я веду, а ты всего-навсего повторяй, — на это Террвин зажато кивнула, ощущая, как бешено бьётся сердце, сдавливая грудную клетку от испуга. Поначалу движения были скованные. Затем, каким-то образом втянутая в этот дикий буйственный танец, путешественница начала резво повторять движения барда. Он аккуратно вёл её в совместных моментах, управляя её телом руками, чаще всего оказывающимися на талии и в девичьей ладони. В такие моменты Венти смотрел лишь в её аметистовые глаза, отгораживаясь от всего, что происходило вне его чувственных порывов в их дуэте. Так страстно, так беспощадно, так изнемождающе он ещё ни с кем не танцевал. Мир вокруг для этих двоих расплылся серой дымкой, такой незначительной, совсем не важной. Их мысли были сосредоточены только на партнёре в этом гипнотическом, обжигающем танце эмоционального безумства. Движения лихие, активные, беспорядочные, но такие гармоничные для обоих пылких натур. Это не могло не вскружить голову девушке и парню, по лбам которых уже стекала испарина, но они словно не замечали усталости и жжения в лёгких. Только их дуэт, только их непередаваемые и такие интимные эмоции, которые будоражили души обоих. И вот Террвин изгибается под рукой неутолимого барда, аккуратно и уверенно придерживающего за талию партнёршу, немного наклоняя вперёд. Оба смотрят в глаза друг друга, не смея отвести взгляд. Венти удовлетворённо улыбается, замечая высоко поднимающуюся женскую грудь, радуясь, что выбил её из сил на довольно долгий срок. Теперь ей понадобится хорошенько выспаться, чтобы оклематься после их совместного танца. Из-за этих мыслей на лице барда показалась гордая собственническая ухмылка. Путешественница начала тихо смеяться от переполняющих ранее невиданных чувств. И только её голос вывел обоих из транса. — У тебя косичка расплелась… — Террвин невесомо кончиками пальцев коснулась свободных чёрно-бирюзовых прядей, удивляясь тому, что его волосы вблизи ещё необычнее. Венти кокетливо усмехается, когда тронутые прядки отдалились от женских пальцев под напором лёгкого дуновения ветерка. Бард плавно возвращает Террвин в устойчивое положение, и тут же оцепеневшие зрители заполнили пространство восторженными аплодисментами. Венти помахал всем зрителям, поблагодарил своих коллег по ремеслу и резко схватил подругу за кисть, притягивая к себе и быстро скрываясь в толпе. От такого неожиданного действия авантюристка то и делала, что старательно поспевала за ним, пялясь в его спину, а потом начала задорно смеяться. Музыкант притащил её в более уединённое место, где бы не смогли их потревожить, хорошенько отдалившись от толпы. Сев на маленькую каменную ограду около статуи Барбатоса, оба наконец смогли спокойно перевести дух. — Я так устал, — его слова прерывались от убывающего смеха и отдышки. — Спасибо, Венти. Я смогла хоть немного расслабиться, — она не лукавила, скорее не досказывала. Из-за своей натуры путешественница не могла описать всего, что творилось на душе, а там было намного больше, чем простое «немного». Бард только кратко кивнул, задумчиво рассматривая статую Архонта перед собой. Взгляд аметистовых глаз всё же цепляется за расплетённую косичку, мозолющую его. Немедля та снимает резинку со своих волос и тянется к его волосам. Венти это замечает уголком видимости, заострив внимание на впервые увиденных рыжих распущенных волосах. Террвин заправляет мешающие пряди за ухо. — Дай я заплету, а то уж совсем непривычно. — А ты умеешь, хах? — С вызовом бросил Венти, но не стал препятствовать. На это Террвин закатила глаза, усмехнувшись. Его сердце будоражили мимолётные холодные неспециальные прикосновения пальцев к щеке. Под конец её манипуляций на лице барда появилась кривая счастливая улыбка, которую тот так старательно прикрывал ладонью, но сияющие глаза сдавали его с потрохами. Только Террвин этого не видела, поглощённая полностью процессом. — Я давно тебя не видела. Был занят своими бардскими делами? — Можно и так сказать. А ещё, может потому что капитан Кейа настоял на том, чтобы мы не пересекались, — Венти заговорщицки хихикнул, хитро сузив глаза, наблюдающие за путешественницей. Террвин опустила готовую косичку, и потупив взгляд, осеклась. — Ах, точно, — её ладонь опустилась на лоб, понимая, что, похоже, продлила своё заключение. Венти хотел добавить что-то ещё, но ветра подсказали ему о буйствующей опасности за стенами. А её острому взгляду предстали чёрные огненные вспышки вдалеке. Мужская рука крепко до синяков вцепилась в кисть авантюристки, понимая, какие действия за этим последуют.