Ухожу гулять со Смертью я, но лишь бы не ты

      Первым о том, что дело это дурное, сказал отец. Томка в тот день за ужином восторженно щебетала о планируемом походе — сама она идти, конечно, не собиралась, потому что не туристка совсем, никакой физической подготовки, но идея за шестнадцать-восемнадцать дней совершить восхождение на две вершины Северного Урала захватывала дух, да и не сомневалась она, что все получится, возможно, даже за меньший срок. Это же поход под руководством Игоря, в конце концов! И вот, когда в речи дочери мелькнули названия вершин — двух ключевых пунктов в проекте похода, Степан Александрович проворчал:       — Дурное дело твой Игорь затеял…       — Ты о чем, пап? — настороженно спросила Тамара. О ее тревожности ходили легенды — казалось, что все знали, что перед важными событиями она накручивает себя настолько, что, например, в аудиторию для сдачи зачета иногда приходилось заводить силой… И тут вдруг такие заявления. Мама на нее почему-то даже не смотрела — в тарелку уткнулась, ни жива, ни мертва. На мгновение почудилось, будто она побледнела даже. Зато папа, напротив, охотно пояснил:       — Бывал я там. По молодости. Манси там живут. Священные места для них…       А Томка в ответ засмеялась с облегчением. Поднявшаяся было в душе тревога мгновенно успокоилась. Папа говорил всего лишь про местных жителей, а она уже себе надумала!..       — Пап, ну ты взрослый человек, а веришь в такое! — не переставая смеяться, возмутилась Тамара. Только собственный смех чего-то по ушам резал — как будто… как будто неправильно ей было сейчас смеяться. — Это же суеверия! Манси в город пусти, так они на все будут говорить, что это от нечистой силы. Тем более, они же просто там пройдут, ничего расхищать не будут, это же Игорь…       — Суеверия-суевериями, — внезапно вклинилась в разговор мама, — но откуда-то же они все-таки берутся. Манси, как и любые подобные народы, не развлечения ради придумывают духов, забирающих людей, нечисть и все в таком роде…       И именно в этот момент вдруг завыл Барбос. Барбос был интеллигентным восьмилетним «дворянином», за всю жизнь не позволившим себе и звука не по делу издать. На охрану хотели взять, а в итоге вот, дома сидит. И именно сейчас этот всегда тихий пес выл, как волк. Папа в сердцах выругался и стукнул его по носу — Барбос затих лишь на секунду, но потом снова продолжил свою страшную песнь, а аппетита у Томки больше не было. Папа замахнулся сильнее — словно одуревший пес и не собирался останавливаться.       Суеверия — это глупости, конечно, но у бабушки в деревне говорили, что собаки так воют, предвещая чью-то скорую смерть.       И, словно специально, чтобы встревожить ее еще больше, ночью Томка не могла уснуть. Сна ни в одном глазу не было, все какие-то дурные мысли в голову лезли. Барбос еще в кровать лез, а она сгоняла его от себя командами или просто отпихивала — слишком Томку впечатлило его вечернее представление. В конце концов девушка все-таки погрузилась в тяжелый сон… но лучше бы она и дальше продолжала ворочаться.       Ей снился Колька. Колька Тибо-Бриньоль. Тамара всегда про себя называла его врединой и старалась общаться как можно аккуратнее, потому что от его колких шуток она терялась, а ссориться не хотела, наоборот, подружиться думала. Коля лежал на спине, и на секунду Томке показалось, что он просто смотрит на звезды. Да, Коля часто говорил об этом… Однако потом Томка, осознававшая все так ясно, как будто бы и не во сне была вовсе, огляделась. Они были в каком-то… овраге? Наверху бушевала пурга. Под Колькой были ветви ели, скудные познания Томы о туризме подсказали, что это для того, чтобы на снегу не мерзнуть… и вдруг она поняла, что Коля лежит слишком спокойно. Вряд ли еловые лапы дали столько тепла… Чувствуя, как у нее трясутся колени, Тома подошла ближе. Он почти со снегом сливался. Пальцы как будто свело. Россыпь инея на щеках. И ресницы в ледышках, смерзшиеся. Смерзшиеся ресницы…       Тамара проснулась от собственного крика и леденящего душу понимания того, что Коля Тибо-Бриньоль в ее дурном сне был мертвым. Замерзшим?.. Нет же, как же так, не могут люди замерзать живыми… но он был мертвым!       — Томка, Томочка! — Мама трясла ее за плечи, пытаясь привести в чувство, отогнать от нее кошмарный сон. — Отец, посмотри, до чего ребенка довел своими манси!.. — О том, что мама тоже участвовала в разговоре, Тома промолчала. Не сразу получилось расслабиться в ее руках, под ворчание пришедшего папы. Не сразу получилось отогнать от себя видение заледеневшего Коли. Тома не сомневалась, коснулась бы его — так чистый лед и почувствовала бы… Но на нем теплая одежда была. Насколько же тогда должно быть холодно, чтобы человек замерз насмерть?       Как же так, как же так, как же так?..       Уснуть больше не получилось. Так и проворочалась до самого утра, прижав к себе вяло сопротивляющегося Барбоса и панически боясь закрыть глаза снова.       — Что тебе снилось ночью? — осторожно поинтересовалась мама утром, тем самым невольно напоминая, каким пугающе спокойным выглядел замерзший Коля в ее сне. Томка покачала головой и вяло улыбнулась, а в голове не переставая крутилась одна только мысль — почему ей сегодня приснился именно Коля, и почему… почему этот сон казался таким реальным?

***

      С Игорем они договорились встретиться ближе к обеду. В сущности, Томка урвала себе последний его свободный день — надо еще получить окончательное разрешение, потом сборы, успеть дорешать все вопросы, ну и, в конце концов, сам поход… После дурного сна мысли о том, что они не увидятся как минимум две недели, заставили сердце Тамары сжаться от неясной тревоги.       Томка выскочила к нему из подъезда, чуть не проехавшись по льду на дорожке, и тут же бросилась на шею. Игорь засмеялся, обнимая ее в ответ, и только вопрос его — без злого умысла какого-то — заставил сердце биться чаще:       — Ты чего такая холодная?       Как Коля в ее сне? Тома растерялась на мгновение и медленно-медленно отстранилась. Игорь ее заминки не понял, но возможностью воспользовался и надел ей на руки свои варежки. Теплые-теплые. Контраст получился разительным.       — Замерзнешь же, — попыталась было воспротивиться Томка, но в ответ получила слишком теплое и уверенное:       — Мне с тобой не холодно.       Она ему тоже решила варежки связать. Как раз перед самым отъездом успеет отдать. Вязала Тома далеко не так хорошо, как мама или бабушка, но… после страшного сна ей еще больше хотелось верить, что эти глупые и немного кривые варежки хотя бы немного согреют Игоря там, в далеких горах. Снова вспомнились слова отца о священных местах манси. Только… рядом с Игорем, так загоревшимся идеей похода, Тамара не могла позволить себе грустить или полностью отдаваться во власть дурных мыслей. Тогда, широко улыбнувшись — на лице Дятлова мелькнуло секундное замешательство быстрым сменам ее настроения, — Тома спросила:       — Можешь пообещать мне кое-что? — Игорь посерьезнел, и Томка не смогла сдержать теперь уже растерянно-влюбленной улыбки. Это же Игорь. Игорь, который всегда старается сделать так, чтобы всем было удобно, всегда обо всех заботится. Игорь, который почти всегда кажется ей настолько идеальным, что не верится, что он влюбился именно в нее. — Гось… — На какую-то долю секунды она представила, что у Игоря такие же ледяные и смерзшиеся ресницы, и Тома сжала его руку гораздо сильнее, чем до этого. — Гось, пообещай, что вернешься ко мне живым.       Он выдохнул с таким же облегчением, как и она вчера за ужином с родителями. Игорь улыбнулся. Хорошо, что не стала ему про сон рассказывать. Поверил бы, конечно, но не придал этому большого значения. Не верит Игорь во всякие суеверия. Тамара до сегодняшней ночи думала, что она тоже.       — Томка…       — Игорь Дятлов, просто пообещай! — почти взмолилась она, чувствуя, что еще немного, и ком в горле превратится слезы. Обещала же себе при нем ничего такого не показывать!       — Хорошо, Тамара Гордеева, — беззлобно передразнил ее Игорь. — Я вернусь, живым и невредимым. Устанешь еще от меня.       Вопреки ее надеждам, тревога никуда не исчезла, а, наоборот, после его слов только усилилась. Томка смотрела в глаза Игоря и хотела, отчаянно хотела верить, что все правда будет хорошо… но не могла. Что-то нависло над ними. Что-то плохое.       Этой ночью ей снятся еще двое. Точнее сказать, вместе с показавшимся еще более холодным Колей — трое. Незнакомый мужчина, лежавший почти на Коле и показавшийся Томе возраста ее отца. В его руке был зажат пистолет, но умер он не от этого. Болезненно заныли ребра справа. Томка упала на колени, слишком ярко ощущая, как колется холодный снег. А потом резко дышать стало больно. Дурея от странных вспышек, Тома как-то неосознанно повернула голову влево…       Наверное, если бы глаза мертвой Люды были открытыми, она бы сейчас смотрела прямо на Тамару. Или она уже не смогла бы разлепить такие же заледеневшие ресницы?..       Проснувшись этой ночью, Тома уже не кричала. Только позвала к себе Барбоса, обняла его да закуталась в одеяло по нос.       Было холодно.

***

      Новость о том, что разрешение дали только потому, что Игорь согласился взять в поход еще одного человека — некоего Золотарева, — Томка встретила с ледяным спокойствием. К тому моменту она знала, что Саша Колеватов тоже замерзнет в овраге, на деле оказавшемся ручьем. Дорошенко и Кривонищенко умрут рядом с безнадежно погасшим костром — Юрку Юдина, кстати, она почему-то не видела. Рустем и Зина будут бороться до последнего, но и их сломит стихия — Томке особенно запомнилось запорошенное снегом лицо Рустика и тонкая струйка крови, так ярко выделяющаяся на белой-белой коже Зины.       Томка и рада была бы не спать. Она зачитывалась книгами, судорожно учила конспекты, просто до последнего смотрела в окно, довязала варежки для Игоря и уже начала новые, в ночи готовила, пугая родителей своим странным поведением, но глаза рано или поздно закрывались сами — перед последним сном, с Зиной, Тамара уснула прямо за столом, присев на секунду. Иногда дремала даже днем, искренне жалея, что пока на каникулах.       Потом наступает совсем короткое затишье. Тома сама не знала, почему, но чувствовала — страшного сна с Юдиным она не увидит. И, собственно… оставался только один.       Ночь перед отъездом группы Игоря в составе десяти человек была самой тревожной. Как назло, сильно хотелось спать. Томка бродила, перелистала все книги и учебники, бросилась рисовать какие-то бессмысленные каракули… часам к четырем-пяти утра как по голове ударили, осознание пришло — зачем бороться? Она же все равно уснет. На негнущихся ногах Томка встала, упала на кровать и почти мгновенно погрузилась в тяжелый сон.       В этот раз было страшнее всего.       Обычно Томка оказывалась достаточно близко к телам. В этот раз — далеко. Она огляделась — сквозь пургу как-то пугающе ясно увидела удаляющуюся фигурку… худенькая. Девушка. Зина? Да, Томка видела ее на каком-то склоне. На этом?..       Мысли путались. Ноги дрожали. Томка увидела еще одно тело.       Она бросилась к нему, падая, снова чувствуя, какой холодный и колючий снег. Теперь Тамара уже почти не думала. Надо было добежать. Разбудить. Заставить подняться. Спасти. Как спасти? Она не сможет его согреть. Она не сможет его согреть…       Тома трясла лежавшего на снегу Игоря, в сердцах пару раз ударила его по щекам, попыталась его поднять — но куда ей, девушке, которая Барбоса-то едва на прогулках сдерживала? А он тощий, как скелет, хоть и здоровый…       Томка умоляла его открыть глаза и сама не слышала свой голос сквозь вой ветра. Слезы замерзали в глазах. У Игоря холодные-холодные, словно сведенные судорогой пальцы, крепко сжимающие ствол хиленькой березки.       Игорь хотел подняться.       Коснувшись его ледяных губ своими, Томка проснулась, осознавая — так ясно, как будто все увиденное произошло на самом деле, что ее Гося больше никогда не поднимется.

***

      — Ты сама на себя не похожа, Томка, — прокашлявшись, неловко сказал папа, когда они ехали на вокзал. Папе такие разговоры чужды, но он Томку любил больше всего на свете. Еще маму, наверное, накручивать не захотел, поэтому дождался, когда они будут только вдвоем…       А у Томки миллиарды мыслей в голове. Ей начало казаться, что надо было все рассказать ребятам еще тогда, когда она увидела первый сон, с Колей. И плевать, что тот же Коля засмеял бы ее первым, пусть… Но изменило бы это что-то? Ощущение того, что над группой Игоря нависло что-то темное, уже достигло пика. Изменилось бы что-то? Нет, Игорь бы не отказался от похода… Он бы выслушал, обязательно успокоил бы ее, и все. Будущим радиотехникам, физикам, строителям, инженерам, механикам рассказывать, что они не должны идти в поход, потому что девушке их командира снились дурные сны, где они все умирают?       Не изменилось бы ничего. Наверное.       Или… или какие-то высшие силы — как звучит-то глупо! — просто готовили ее к неизбежному?       — Я переживаю. Очень, — призналась Тамара после долгого молчания. — Просто… — Она хотела бы рассказать все хотя бы отцу, но что-то в последний момент заставило Томку прикусить язык. Как будто бы этот груз она должна нести одна… а губы сегодня были истрескавшиеся и болели, как обмороженные. — Пап, они ведь вернутся?       Маршрут сложный. Третий уровень — и неважно, что она даже не знала, какие вообще уровни бывают, просто цифра звучала страшно. Погодные условия тяжелые. Местность малоизученная…       — Вернутся, конечно, — твердо ответил Степан Александрович, но что-то в его тоне заставило Томку прикусить уже губу. Боль немного отвлекла и не дала ей засмеяться нервно. — Дурное дело, но… Игорь твой не бедовый. Геройствовать если не станет, все хорошо будет.       А Томке снова было холодно.