День Победы

      День Победы… Один из немногих (если не единственный) по-настоящему народных праздников в нашей стране; и он наверняка останется таковым, несмотря ни на какие политические пертурбации — мне, как историку, хорошо известно, сколько их было в одном только XX веке.       Сколько себя помню, я всегда относился к этому празднику с большим уважением, поскольку воспитывался на различных книгах по русской истории (что, кстати, и определило мой профессиональный выбор), прославлявших подвиг наших солдат; это отношение не изменилось даже в период занятия «чёрной археологией». А уж после того, как мы с приятелями сами побывали участниками Великой Отечественной войны, День Победы приобрёл для нас поистине сакральный статус. С тех пор мы каждый год обязательно собирались вместе в этот день, чтобы вспомнить свой боевой путь (пусть он и был относительно недолгим) и помянуть тех, с кем нам выпала честь воевать плечом к плечу. Звучало во время наших бесед и имя Дёмина, которого мы помнили старшим лейтенантом. Поэтому, узнав, что Дёмин по-прежнему живёт в нашем городе, я тотчас стал звонить своим боевым товарищам (как бы парадоксально это не звучало). Но Андрей оказался по уши занят репетициями со своим оркестром, которому в День Победы предстояло выступить с праздничным концертом (семидесятилетие Победы, как-никак), а Виталия неожиданно (по его словам) пригласили принять участие в жюри какого-то литературного конкурса, тоже приуроченного к круглой дате. Поэтому составить мне компанию во время встречи с нашим бывшим командиром согласился лишь Олег. Выяснилось, однако, что он уже давно знает о Дёмине, и даже более того — ведёт над ним шефство как волонтёр Победы и как раз собирался нанести ему визит на праздник. На мой вопрос: «Почему же ты мне ничего не рассказал?», Олег многозначительно промолчал; осознав, почему, я почувствовал себя полнейшим дураком. Действительно, мне самому ничего не мешало навести все необходимые справки, было бы желание; тем более, что тогда, в сорок втором, Дёмин рассказал, что мы с ним земляки, и даже ходили в одну и ту же школу (в разное время, конечно). Почему я этого не сделал, я и сам не знаю — мне словно бы что-то мешало. В ходе разговора мы с Олегом договорились встретиться девятого мая у дёминовского дома. После этого мне оставалось только считать дни.

* * *

      Чем ближе я подходил к дому Дёмина, тем сильнее меня охватывало волнение по поводу предстоящей встречи. В конце концов мне даже пришлось присесть на скамейку у парадной, дабы унять захлестнувшую всё тело крупную дрожь. Если подумать, то вся ситуация отдавала каким-то сюрреализмом: мне предстояло увидеться с человеком, которого я помню молодым, при том, что с момента нашей последней встречи для меня прошло семь лет, а для него семьдесят три. Ох уж эти путешествия во времени и связанные с ними парадоксы!..       — Действительно, — произнёс подошедший в этот момент Олег, присаживаясь рядом со мной. — О чём таком ты задумался?       — Да так… — я неопределённо пожал плечами, поняв, что последнюю мысль невольно сказал вслух. Бывший скинхед понимающе хмыкнул, но ничего не сказал. Несколько минут мы с ним молча сидели, бездумно глядя в разные стороны, пока Олег вновь не заговорил:       — Ну что, пойдём, чего тянуть?       — Да, пожалуй, — вздохнул я.       Дёмин жил в одной из тех типичных хрущёвок, которыми во множестве был уставлен наш город. Когда мы поднялись на нужный этаж, нам открыла женщина средних лет (как оказалось, внучка), сообщившая, что её дедушка уже ждёт нас у себя.       Когда мы вошли в комнату бывшего командира, первым делом мне в глаза бросились два укреплённых на стене флага — советский государственный и копия полкового знамени времён войны. Под ними располагались несколько десятком фотографий военных лет. Тут же были, насколько я мог разглядеть, копии поздравительных телеграмм от тогдашнего советского руководства. Рассматривая всё это, я даже не сразу обратил внимание на сидящего в кресле хозяина комнаты, облачённого в парадный военный мундир с множеством боевых наград, среди которых особо выделялась золотая звезда Героя Советского Союза.       В свои девяносто семь лет Дёмин выглядел максимум на восемьдесят. Несмотря на совершенно седые волосы, его лицо было едва тронуто морщинами, а взор был столь же ясным и проницательным, как и во время нашей последней встречи. Да и сила, с которой он пожал нам руки, также свидетельствовала об отличном здоровье. Когда он заговорил, то несмотря на надтреснутый голос, речь его была вполне ясной и чёткой.       — Здравствуйте, молодые люди, — произнёс он. — Рад видеть вас, особенно тебя, Олег. Приятно, что не забываешь старика. Ну, а вы кто будете и откуда? — последний вопрос был адресован мне.       — Здравствуйте, Алексей Николаевич, — от волнения мой голос сбивался; я даже не сразу вспомнил его имя. — Меня зовут Сергей. От имени Санкт-Петербургского университета я поздравляю вас с семидесятилетием Победы в Великой Отечественной войне.       — Университета? — губы Дёмина искривились в усмешке. — Ну надо же, вспомнили спустя столько лет… Эх, да что говорить… Ладно, давайте, что там у вас…       Не поднимая глаз, я вручил ему поздравительную открытку — красиво оформленную, содержащую цветистые слова за подписью ректора, но всего лишь открытку.       — Что ж, спасибо и на этом, — вздохнул Дёмин. — Хоть вспомнили, и то хорошо… Ну а ты, Олег, чем порадуешь?       Деликатно отвернувшись, пока Олег вручал старому ветерану подарки от своей волонтёрской организации (кажется, это были то ли книги, то ли альбомы), я вновь стал рассматривать привлекшую моё внимание стену. Вывешенные на ней фотографии, как оказалось, иллюстрировали боевой путь подполковника Дёмина: вот он принимает военную присягу; вот он сидит у костра в окружении других солдат; вот он куда-то бежит с автоматом наперевес (видимо, снято в момент атаки); вот он обнимается с другим солдатом в каком-то полуразрушенном европейском городе; вот он получает из рук маршала Конева золотую звезду Героя; вот он в парадной форме бросает немецкое знамя к подножию Мавзолея… Были там и фотографии других красноармейцев, очевидно, сослуживцев.       — Вижу, вам интересно, Сергей? — голос Дёмина оторвал меня от созерцания. — Это внучка, вы её видели, уговорила меня устроить такой вот памятный уголок к празднику — юбилей Победы всё-таки, да ещё круглый… Да… Победа… Семьдесят лет уже прошло, а я до сих пор помню всё как вчера… Мы в тот день ещё дрались под Прагой… Проклятые немцы никак не желали сдаваться… И вот возвращаемся мы в расположение части и слышим, как по радио объявляют… — его голос дрогнул. — Мы сначала даже не сразу поверили, что всё, войне конец… Даже сейчас, спустя столько лет, я часто думаю, как же мы сумели выдержать…       Эти слова заставили меня вспомнить ещё одного нашего сослуживца — старшину Емельянова, который однажды во время боя спросил у меня, когда настанет конец этой войне, а услышав мой ответ, с надеждой воскликнул: «Неужели выдержим!». Через несколько минут после этого он героически погиб, прикрывая наш отход…       От этого воспоминания меня опять бросило в дрожь, и чтобы скрыть её, я ещё пристальней уставился на памятную стену. И тут моё внимание привлекла ещё одна фотография. На ней была изображена… Нина, а рядом с ней… я, елозящий пластинку на патефоне. Да… помню я эту свою выходку во время вечернего концерта; потом мне долго было за неё стыдно. Вот не знал, что нас тогда кто-то щёлкнул… Машинально я протянул руку и коснулся лица девушки…       — А-а-а, — произнёс Демин, заметивший моё движение. — Да… первой красавицей у нас в роте была, как сейчас помню… Ниной её звали, санинструктором служила… Погибла в сорок втором… — тут он внезапно замолчал, переводя взгляд с фотографии на меня и обратно, а затем резко осел в кресло.       — Не может быть, — прошептал он, весь побледнев. — Филатов?..