В погоне за ветром

Сирокко с трудом открыла глаза, но вновь провалилась в тяжелый сон. Она вернулась в комнату уже после рассвета, и теперь у неё не хватало сил даже на то, чтобы принять сидячее положение, но кто-то продолжал настойчиво трясти её за плечо, возвращая в реальность. — Скоро начнётся наступление, – Дейтерий ни на секунду не оставлял попытки разбудить подругу. – Уже почти вечер, а ты ещё спишь! — Иду, – пробормотала Сирокко, лениво отмахиваясь от возлюбленного. – Ещё пять минуточек... — Дореми сказал, что это срочно, – вздохнул Дейтерий. Он с самого начала невзлюбил этого самовлюбленного мятежника и не разделял восторженности Сирокко. Что же теперь заставило его упоминать имя Дореми как козырь? Вопреки предположению Дейтерия, спящая даже не шелохнулась, словно не слышала его. Это было странно; Сирокко явно прониклась симпатией к предводителю восстания, но теперь показывала полное равнодушие. В этом была доля истины – она не боялась Дореми, поэтому с лёгкостью позволяла себе такие вольности. — У меня есть для тебя подарок, – выложил последний козырь Дейтерий и был приятно удивлён, когда Сирокко быстро открыла глаза и приподнялась на кровати. — Какой подарок? – с улыбкой спросила она, убирая за ухо выбившуюся прядь спутанных волос. Сейчас она была похожа на милую девочку, чей образ саднил в сердце Дейтерия уже четвертый год. Но это оказалась лишь видимость – Сирокко изменилась полностью и бесповоротно. Манера речи, внешность, взгляды – уже ничего не напоминало того ребёнка, который среди ночи покинул родной дом. Лишь сияющие золотистые глаза остались прежними – казалось, что внутри каждого из них светится маленькое яркое солнце. Дейтерий опустил руку в карман брюк и достал оттуда небольшую довольно помятую серо-коричневую коробку. Она не была похожа на те, в которых дарят украшения благородным леди – да и роскошь была бы лишней в лагере мятежников.  — Знаю, что ты не носишь украшения, – тепло улыбнулся Дейтерий и протянул подарок возлюбленной. – Но это в честь нашего примирения. Сирокко аккуратно взяла коробку в руки, словно это была хрустальная ваза. Только такие подарки, сделанные от чистого сердца, могли что-то для неё значить. Во время службы в доме Атту Сирокко постоянно получала в подарок от Нимфеи всевозможные украшения: кольца, браслеты и колье, но носила их лишь из-за уважения к госпоже. Все они казались её ветреной душе оковами, которые надевают на заключённого. И какая разница, что они были украшены цветными камнями – та же железка. Сирокко быстро сняла крышку и с интересом взяла в руки кулон с красным камнем, подвешенный на обычном шнурке. Камень был размером с ноготь на её мизинце, прозрачный и неправильной формы, словно не был подвержен обработке. — Это огненный опал, – сообщил Дейтерий, пододвигаясь ближе. – Один из самых сильных магических камней. Он может уберечь от отрицательных проявлений стихии и помогает раскрыть скрытые таланты... А ещё это – символ истинной любви. — Красивый, – Сирокко, внимательно осмотрев камень со всех сторон, надела его на шею. – Спасибо. Потом она быстро вскочила с кровати и подбежала к Дейтерию. Даже если бы очень хотела, не могла сказать о своих чувствах – о том, что она скучает, что его так не хватает. Не могла сказать о своей любви, хотя любила безумно: ей казалось, что сильные чувства не могут принести ничего, кроме разочарования. И наверняка разочарован будет Дейтерий, когда Сирокко откажется от всего ради Сферы Стихий. Но девушка сейчас не думала об этом; она решила, что думать она будет лишь тогда, когда придёт время делать выбор. Это как нельзя наслаждаться жизнью, если осознавать, что однажды умрешь... Сирокко коснулась его серо-коричневых волос, зачарованно следя за игрой бликов заходящего солнца. Мягкие кудри отливали золотом, сладким цветочным мёдом. Однажды она забудет о своих чувствах, чтобы иметь больше. Может быть, он последует за ней – тогда у них есть шанс на светлое будущее. Мысленно улыбнувшись своим размышлениям, она обвила руками шею Дейтерия и нежно поцеловала его, стараясь забыть обо всем, что тревожило её. Рядом с ним было так спокойно, что все печали оставались позади, растворяясь в голубом тумане. Дейтерий медленно, как будто нерешительно, обнял её за плечи, притягивая ближе к себе. Ссора забылась, и вновь вернулись воспоминания о холодных ночах, которые они проводили вместе. Сирокко думала о чувстве, которое сжигало её – оно было сильнее всех, которые она испытывала раньше. — Люблю тебя, – прошептал Дейтерий, отстраняясь. — И я тебя, – с улыбкой ответила Сирокко. Она ловко вывернулась из объятий и подошла к столу, на котором лежал хопеш. Солнце бросало на него яркие блики, которые позволяли лучше рассмотреть вырезанные на клинке руны. Таинственные символы, которые Сирокко никогда раньше не встречала, не несли в себе даже искры энергии – это было странно. Обычно весь декор, нанесённый на предметы, был способен оказывать магическое воздействие на людей или природу. Вздохнув, Сирокко взяла лежавшие на стуле вещи и быстро расправила их. Ещё с вечера она приготовила боевую одежду, чтобы утром не искать её; спала она в плотной льняной рубашке и штанах, которые по мере возможности облегали тело и надевались под броню. Поэтому, быстро натянув легкие кожаные доспехи, она быстрыми движениями расчесала волосы костяным гребнем. Зубцы скользнули по волосам – настолько длинным, что почти доставали до пояса. Казалось, что за эти четыре года она утратила очень важную часть души, которая когда-то так много значила для неё. Сирокко уже не знала, были ли она свободна или всегда от чего-то зависела; прежние ориентиры утратили для неё значение. Ещё совсем недавно всё было так просто, так понятно... Она, боясь передумать, схватила со стола блестящий хопеш и резким движением отрезала волосы. Теперь они, как и прежде, криво ложились на плечи. Но казалось, что с тяжелой золотистой копной на бревенчатый пол комнаты упали все печали и тревоги, которые неотступно следовали за Сирокко все эти годы. Цикута, Хамсин, Эблис – все они остались позади, на пыльных дорогах жизни. Как Апатит, Эвклаз и Нимфея. Как и Валлаго, который теперь будет неотступно следовать за Сирокко в снах. Но для неё это не имело значения; она – ветер, воплощение свободы. Она не остановится. Не испугается. Быстро вздохнув, Сирокко встряхнула волосы и откинула отрезанные локоны в угол. Дейтерий молча наблюдал за действиями подруги, знал, что лучше ее не беспокоить. Не желая больше задерживаться, Сирокко на ходу привязала хопеш к широкому поясу и решительно двинулась в сторону выхода. Вскоре уютная комната осталась позади, и Дейтерий шёл следом, не говоря ни слова. Он вновь оказался в неприятном ему обществе, поэтому все свои чувства закрыл на замок и оставил в темноте души. Коридор резко завернул направо, упираясь в зал совещаний. Сирокко ногой распахнула высокие двустворчатые двери и зашла в зал с гордо поднятой головой. Вокруг большого овального стола уже стояло почти полсотни человек, которые громко переговаривались. Гам десятков голосов немного утих, когда Сирокко подбежала к замершему возле карты Бригона Дореми. — Спасибо, что вовремя меня разбудили, – процедила она, гневно глядя на него. — Не желаю знать, чем ты занималась ночью, – отрезал тот. – Меня это... — Напрямую касается, – перебив собеседника, Сирокко подошла к нему почти вплотную. – Один мой знакомый сообщил мне об истинных целях этого мятежа. Брови Дореми поползли вверх, однако в следующую секунду он совладал со своими эмоциями и удовлетворенно кивнул. — И какие же они? – спросил он. — Хочешь взять Врата штурмом? Пойти против Вечных? Сколько людей ты собираешься принести в жертву своим амбициям? – со злостью выпалила Сирокко. – Чего ты добиваешься? Видя, что спорить и отпираться бесполезно, Дореми устало вздохнул. Он окинул взглядом короткий кожаный жилет, защищавший грудь и живот Сирокко, и покачал головой. — Этих доспехов будет недостаточно. Но я не лгал, когда говорил о цели мятежа. Династия не даёт людям возможности выбирать, и я хочу исправить это. Вокруг много талантливых людей, но им приходится гнуться по гнетом королевской власти. — Если они гнутся, значит, не настолько талантливы, – прошипела Сирокко. – Не прикрывайся альтруизмом, если делаешь это для себя. Присутствующие в зале окончательно перестали шептаться, и в воздухе повисло тяжелое молчание. Все ждали ответа предводителя, но его не последовало. Дореми молчал, задумчиво глядя на Сирокко – казалось, он смотрел ей прямо в душу, пытаясь найти там ответы. — Мало кто знает, что истинная власть в мире заключена в руках Господина Всего Сущего – бессметной души, которая способна менять мироздание. Многоликий – лишь один из его слуг, не более, – наконец, заговорил Дореми. – Господин Всего Сущего создал для людей проклятия, но очень редко рождаются дети с истинными дарами. И он решил просто не позволять этим детям войти в Сферу Стихий. Я попробовал изменить это, объяснить свои чувства, но безрезультатно; как видите, я вновь здесь, всеми забыт и унижен. Но совесть чиста; какие бы оскорбления для меня не искали в Сфере Стихий, я остаюсь тем, кто я есть. Меня всерьёз не воспринимает даже наш идиот Король, который и без того развалил всю Церейру. Сирокко уже слышала это от Араана ночью, но в другом ключе. Он говорил, что Дореми захотел власти и возомнил себя равным Вечным, но сейчас Дореми уверял её в обратном. Кому верить, Сирокко не знала. Но сейчас ей придётся выбирать, присоединиться к революции или нет – от этого зависело ее будущее. Было ясно одно: Дореми шёл против воли могущественных Вечных. Этого было достаточно, чтобы в ужасе убежать из его лагеря, но Сирокко вспомнила слова Араана об Избранных. Если бы Вечные хотели уничтожить революцию, они бы сделали это. — В этой войне я буду на твоей стороне, Дореми, – сказала Сирокко, поворачиваясь лицом к столу.