В погоне за ветром

Утро только начиналось, небо посветлело, и солнце поднималось над горизонтом. Сирокко стояла на большой площадке, засыпанной плотной утрамбованной землёй. Напротив неё замер невысокий светловолосый мужчина по имени Содалит, который должен был её обучать. — Ты сильно отстала от своих ровесников, – говорил он. – Но Нимфея Атту хочет обучить тебя военному ремеслу. Возможно, после завершения обучения ты станешь охранником. — Это займёт много времени? – обречённо спросила Сирокко, чувствуя себя нехорошо. В её планы не входило поселяться здесь на много лет. — Настоящие мастера учатся всю жизнь, – ответил Содалит, окидывая девушку насмешливым взглядом светло-зеленых глаз. – Но тебе будет достаточно трёх-четырёх лет. Вкупе с талантом и многочасовыми тренировками ежедневно, ты сможешь быстро пройти программу. В будущем во время боя ты сможешь отходить от заученных приёмов и создавать свои на основе полученных знаний. — Давайте приступим к занятию, – проглотив разочарованный вздох, сказала Сирокко. У неё было не так много времени, чтобы разбрасываться годами направо и налево. В Сфере Проклятых жили чуть больше ста или ста десяти лет. Потом наступала старость, которая из-за сдерживаемых всю жизнь способностей становилась невыносимой: головная боль, тошнота, ломота в мышцах усиливались. Большинство людей не выдерживало такого и заканчивало жизнь самоубийством. Ужасно, конечно... Но Сирокко до сих пор не могла понять, что именно её пугает – старость или смерть. И пусть одно вытекает из другого, смерть – лишь мгновение, а старость может длиться десятилетия. Это бессилие и болезни, морщины... — Хорошо. Для начала нужно обратиться к себе и определить, откуда идёт твоя внутренняя сила... * * * Сирокко в изнеможении упала на кровать. Нога болела так, что хотелось оторвать её и закинуть подальше. Однако спать не хотелось: видимо, на этой неделе она отдохнула на несколько дней вперёд. — Ну, как прошла тренировка? – Эблис бесцеремонно завалилась к ней на кровать. — Какие успехи? — Да мы сначала полдня сидели на земле и обращались к чаркам силы, – раздраженно выплюнула Сирокко. – А потом полдня я пыталась нормально принять начальную стойку. И зачем я только согласилась? Да меня сегодня облили грязью больше, чем за все предыдущие годы! — Ох ты бедная-несчастная, – залилась смехом Эблис. – Думала, что в боевых искусствах с тобой, как с принцессой, носиться будут? — Ну не так же! Кстати, забыла сообщить тебе радостную новость, – едко процедила Сирокко. – Судя по всему, мы застряли здесь на три или четыре года. Мне нужно закончить обучение. Эблис замерла, обдумывая услышанное. Вокруг её головы обвились щупальца плотного сизого тумана, который медленно расползался в стороны. Раньше Сирокко не видела проклятия подруги, только слышала о нем. Несмотря на имя – оно дословно обозначает «пыльная буря» – проклятие находилось на пересечении стихий Воздуха и Воды, а не Воздуха и Земли, как у Сирокко. Вероятно, Зрячая неправильно истолковала проклятие Эблис при рождении. Такое бывает, потому что зачастую внешние проявления способностей схожи между собой. — Хорошо, – наконец, пожала плечами подруга и взяла со стола тарелку с вафлями в карамели. – Тогда я пока поищу книгу. Разделим, так сказать, обязанности. — Как хочешь, – Сирокко помассировала виски. – Пойду в сад, проветрюсь. Эблис кивнула, не отрываясь от созерцания вафель. Они сейчас занимали её больше, чем что-либо ещё. Все же каждый справлялся с жизненными трудностями своим способом. Сирокко встала с кровати и скривилась, едва не упав. Нога теперь превратилась в пульсирующий сгусток боли. Все-таки надо было поберечься ещё хотя бы неделю, но девушка не хотела терять столько времени. Если она ещё хотя бы день полежит в комнате без дела, то наверняка сойдёт с ума. Теперь нога не скоро пройдёт, а делать перерывы в занятиях Сирокко не собиралась, поэтому она, стараясь не прихрамывать, вышла из комнаты. Несмотря на усталость, она не могла больше ни секунды находиться в этом месте. Вечерний воздух сада был наполнен тяжелым сладким ароматом трав. Лето стояло в разгаре, и даже ночная прохлада не могла перебить иссушающий дневной зной. Жаркий ветер гулял среди стремительно темнеющих деревьев, тени которых все больше сливались с вечерними сумерками. В другой день Сирокко была бы рада в одиночестве погулять в темном саду, однако теперь ей везде чудилось тяжелое дыхание незнакомца. И зачем она только пошла? Сирокко прислушалась. Ветер тут же услужливо замолчал, и в оглушающей тишине не было слышно ничего, кроме клёкота ночной птицы. Ей нужно было забыть обо все хотя бы на одну ночь... Успокоившись, Сирокко прошла по аллее и устремилась в другую, более старую и забытую часть парка. Сюда редко заходила прислуга, ещё реже – кто-то из господ. Поэтому среди растрескавшихся от времени плиток кустилось буйство травы; деревья, которые давно не подстригали, теперь выросли в своей естественной форме. Кроме добротной каменной ограды и пары таких же монументальных беседок, которых время тоже не пощадило, здесь ничего не было. Сирокко быстро миновала центральные аллеи, и, когда её глаза привыкли к темноте, подошла к дальнему краю сада. Здесь земля резко уходила вниз, образуя почти отвесный обрыв, а внизу лениво текла неспешная речка. Сирокко села на край, и теперь рассматривала темнеющее ночное небо. Звёзды – это единственное, что всегда оставалось неизменным. Она ушла из родного дома, рассталась с семьей, отказалась от возможности освобождения. Даже с подругой они отдалились из-за огромного количества дел и морального разделения. Ещё никогда в жизни Сирокко не чувствовала себя настолько одиноко. Совсем рядом раздался шорох. Сирокко вздрогнула, готовясь призвать ветер, однако сразу расслабилась, поняв, что источником опасности оказался Дейтерий. — Я тебя напугал? – понимающе спросил он, усаживаясь рядом. — Да, – ответила Сирокко, пытаясь унять скачку сердца. – Ещё немного, и я сбросила бы Вас с обрыва. — Больше не буду к тебе подкрадываться, – наполовину с улыбкой, наполовину серьёзно сказал Дейтерий. – Ты сегодня ходила на тренировку? Как нога? — Ходила. Болит. — А зачем ходила? — Надо. — Она теперь будет болеть сильнее. Сирокко мысленно закатила глаза. Ну почему он не понимает, что ей хочется побыть в одиночестве? — Ты чем-то расстроена? «Смотрите-ка, догадался». — Нет, – проглотив грубый ответ, миролюбиво сказала Сирокко. – Просто хочу побыть одна. — Разве? – судя по голосу, Дейтерий был удивлён. Сирокко не повернула головы в его сторону. Пожалуй, это было явным неуважением к родственникам госпожи, однако ей было все равно. Сам виноват, что прицепился. Она решила не отвечать в надежде, что Дейтерию надоест молчание. Некоторое время они сидели в тишине, и Сирокко в глубине души надеялась, что он уже ушёл, однако, едва скосив глаза, замечала темный силуэт рядом с собой. Ночь темнела, звезды загорались все ярче, и широкий Млечный Путь, переливающийся десятками нежный цветов, протянулся полосой через все небо. Цикута говорила ей, что в Сфере Свободных эти цвета становятся настолько бледными, что почти теряются, и галактика приобретает молочный оттенок. — Когда я приезжаю к Нимфее, часто гуляю здесь, – вдруг заговорил Дейтерий. – Тут никогда не бывает людей, и я могу быть собой. В обществе постоянно приходится во всем себя ограничивать, и порой мне кажется, что я сейчас взорвусь. Люди столько внимания уделяют словам, мимике и жестам, но всем без разницы, что я чувствую на самом деле. — Зачем тогда ограничивать? – насмешливо ответила Сирокко. — Так надо... Иначе общество не примет меня. — А зачем Вы так хотите стать частью этого общества, раз оно такое лицемерное? — Нельзя жить вне общества, – уже не так уверенно, как раньше, сказал Дейтерий. — Лучше жить вне общества, чем внутри такого, – парировала Сирокко. – Все равно такое скопление людей, где каждый сам за себя, трудно назвать обществом. — Знаешь, ты завела меня в логический тупик, – после недолгого молчания отозвался Дейтерий. – Я даже не могу найти достойных аргументов. Сирокко отвернулась. Испуг ещё не улегся: сердце то колотилось как бешеное, то ненадолго замирало. Луна медленно катилась по небосводу, отмеряя короткое время ночи. Кузнечики и цикады стрекотали всё громче и были совсем рядом. Сирокко любила темноту и стрекот. Когда она была дома, долгими ночами гуляла по лесу. Тогда мрак скрывал её изящную фигуру, а звуки насекомых заглушали её лёгкую поступь. Она словно становилась тенью, одинокой и невидимой, зато такой свободной... — Тебе завтра рано вставать, – тихо сказал Дейтерий, стараясь не нарушать очарования ночи. — Знаю, – отозвалась Сирокко. – Пойду спать. До свидания. Прежде, чем Дейтерий успел что-то ответить, она вскочила на ночи и почти бегом, не обращая внимания на горящую огнём ногу, устремилась к выходу из парка. Сердце вновь пустилось вскачь.