Аметистовая девочка

      Список вещей, которые Ривен по жизни терпеть не может, очень большой, просто огромный. Но самое мерзкое, отвратительное и вымораживающее, по мнению специалиста — это зацикленность. На работе, увлечениях, на чувствах, людях и прочей херне. И, разумеется, именно это с ним и происходит. Он капитально и бесповоротно зацикливается на одном единственном человеке.       Её бы по-хорошему изначально послать на все четыре стороны, чтобы не путалась под ногами, но грёбаные, мать их, феи — вечно шастают там, где не надо. Ривен не хочет отвлекаться от тренировок, не хочет отвлекаться от выпивки на вечеринках и девок, трущихся об него задницей. Не хочет отвлекаться от своей жизни, которая до этого момента его абсолютно во всём устраивала. А потом произошёл полный сдвиг по фазе.       Скай называет это дерьмо влюблённостью. Ривен же считает, что на хую он вертел подобные сантименты.       Однако в порыве злости и раздражения говорит он одно, а на следующий день продолжает делать другое. Смотрит, смотрит, смотрит. Едва роговицу себе не выжигает от того, как сильно пялится на неё. Жрёт взглядом буквально, очерчивает каждый изгиб, замечает каждую деталь.       Сегодня у неё кофточка голубого цвета с каким-то девчачьим принтом. И короткая джинсовая юбка. Муза совсем не высокая, мелкая даже, так что никаких длинных ног и прочих прелестей, которые Ривен в девушках обожает. Задница тоже далека от совершенства, а грудь под свитерами хрен рассмотришь. Короче говоря, посредственность. Он вообще не должен обращать на неё внимания, но продолжает это делать.       Чёртова Муза со своими чёртовыми хвостиками, как у пятилетки, и в этих чёртовых наушниках, которые почти размером с её голову. Она огораживает себя от окружающего мира, возводит неприступные стены и одним только взглядом говорит — отвалите все, мне и без вас хорошо.       Другие ей не нужны. Только приторно-слащавый мальчик, имени которого Ривен даже не помнит. Они прогуливаются по двору школы с ним, держась за ручки. Блевать от такой картины тянет неимоверно, но Ривен терпит.       Смотри на неё, продолжай таращиться до тех пор, пока изображение на радужке не отпечатается. Может, тогда ты поймёшь, что это дохлый номер. Что таким, как ты, не нужны такие правильные девочки. А таким, как она, не нужны подобные куски дерьма.       Ривен курит травку, нажирается при любой удобной возможности и развлекается. Муза учится, улыбается своему пластиковому мальчику и собирает волосы в дурацкие хвостики. Им не по пути. Совершенно.       Он должен держаться от неё подальше, должен сохранять дистанцию, но не получается. Всё летит в тартарары, потому что в какой-то момент она оказывается совсем близко, смотрит на него своими глазами цвета горького шоколада и внезапно улыбается.       — Что надо? — грубо, очень по-ривеновски.       Глаза приобретают странный светло-фиолетовый цвет, а уголки губ тянутся шире в разные стороны.       — Не злись постоянно, вредно для нервных клеток, — говорит Муза, подмигивает ему и уходит.       Ривен бы рад втолковать в её очаровательную голову, что злится он сам на себя, раз позволил себе вляпаться в первокурсницу, но молчит. Стоп, он только что назвал её очаровательной? Хочется подолбиться головой об стену.       Она, кажется, начинает его преследовать, иначе как ещё объяснить эти постоянные внезапные столкновения. Продолжает улыбаться и смотрит так хитро, словно знает какой-то секрет. Нет, блядь, пожалуйста. Она ведь не могла догадаться? Грёбаные эмпаты. Желание напиться и с размаху впечатать голову в твёрдую поверхность растёт по экспоненте.       Скай продолжает ржать над ним, Ривен же продолжает злиться. Потому что он привык, что жизнь протекает по его правилам, а теперь эта самая жизнь показывает ему средний палец и заявляет, что правила потерпели существенные изменения, когда порог школы переступила эта девчонка.       Очередная вечеринка, очередная выпивка в красном пластиковом стаканчике, очередная студентка, имени которой он не знает. Всё по накатанному сценарию, только стоит Музе попасть в поле зрения, как Ривен шлёт нахрен и вечеринку, и бухло, и девушку без имени. Идёт напролом к этой невыносимой обладательнице дурацких хвостиков, нависает над ней (она всё ещё очень мелкая на его фоне) и давит взглядом, пригвождает к земле.       Она снова проделывает этот трюк. Позволяет своим глазам-фонарикам зажечься, чтобы пролезть Ривену в голову, в самое нутро. Мыслей Муза не читает (спасибо всевышнему или кто там заправляет небесной канцелярией), но эмоции его разгадывает на раз-два. К привычной злости примешивается что-то ещё, не такого багряного выжигающего цвета. Что-то более светлое, едва ощутимое. Муза вопросительно смотрит и даже не вздрагивает, когда мужские пальцы касаются щеки и гладят. Волосы у неё сегодня распущенные, мягкой волной лежат на плечах. Ривена тянет потеребить их и заправить ей за ухо, но он ещё не настолько сошёл с ума.       — У тебя глаза как аметисты, — вдруг выдаёт он и сам же охреневает от этого бреда воспалённого сознания.       Речь Ривена, как правило, состоит из матов, обсуждения кто кого в какой позе трахает и неоднократного упоминания члена в разном контексте. А сегодня в нём вдруг великий драматург проснулся. Надо будет сходить в медблок и проверить голову.       А Муза улыбается шире.       — Вау, ты знаешь значение слова «аметист». Я в шоке, — она отклоняется, разорвав контакт кожи, и уходит.       Только злости на неё больше нет. Ривен не эмпат, людей чувствует херово, но почему-то вдруг чётко понимает — она тоже зациклена.       Губы у неё со сладко-кислым вишнёвым привкусом. Это открытие он совершает, когда ловит её в коридоре между уроками, бесцеремонно затаскивает за угол и целует, наплевав на всё.       Просто свали из моей головы. Уйди. Это всего лишь наваждение, как тупая аналогия с запретным плодом.       Он её поимеет, и это сумасшествие закончится.       Муза будто даже дышать перестаёт. Стоит, чувствуя, как чужие губы требовательно целуют её, а наглый язык пытается проникнуть в рот. От Ривена исходит такая острая волна возбуждения, что совсем не надо быть эмпатом, чтобы ощутить это.       Он громко ругается, когда Муза отталкивает его и влепляет ему смачную пощёчину. Отпечаток миниатюрной ладошки ещё долго горит огнём на пострадавшей щеке. Но Ривен не злится, а улыбается. Теперь они поменялись местами.       Муза избегает его, Ривен не настаивает. Муза с головой уходит в учёбу и в отношения со своим правильным парнем. Ривен же лежит на своей кровати и в красках представляет, каково это — трахать её. Не заниматься любовью, фу, какая ванильная херня. Нет. Он почему-то уверен, что Муза предпочтет именно первый вариант. Это такая классика жанра — хорошая девочка, которая в постели становится сущим дьяволом.       Ночью ему снится, как он вжимает её своим весом в кровать. Как нависает над ней, одной рукой держит в стальном капкане тонкие девичьи запястья, а второй скользит по загорелой коже бедра. Глаза у неё вновь становятся двумя горящими аметистами в темноте комнаты, а с губ слетают тягучие стоны. Ей это нравится, очевидно же. Покажите хоть одну девчонку, которая после секса с Ривеном осталась недовольна.       На утро он просыпается со стояком и гудящей головой. Пора лечиться.       Она всё ещё игнорирует его. Он всё ещё соблюдает дистанцию. Тактика и стратегия — азы, которым специалистов обучают с первого курса. А Ривен не только мечом махать умеет, он и прочие уроки впитывает, как губка.       Он даже не удивляется, когда всё срабатывает. Муза сама к нему приходит, берёт одну из длинных палок, как он сам их называет в шутку, и размахивает ей, будто хоть что-то в этом смыслит. Сверлит его недовольным взглядом шоколадных глаз, а Ривен внезапно понимает, что аметисты её нравятся ему больше.       И как-то вдруг наплевать становится. На окружающих специалистов, на парня её, который медленно идёт в их сторону. На собственные принципы и давние правила.       Ривен просто обвивает рукой её талию и рывком притягивает Музу к себе. Снова, не спрашивая разрешения, целует. Только в этот раз она с готовностью отвечает.       Потому что тоже зациклена. Потому что Ривен ошибся, думая, что их параллельные прямые никогда не пересекутся.       Потому что правильным хорошим девочкам иногда катастрофически остро нужны такие редкостные куски дерьма.