Часть 1
24 марта 2021 г. в 09:00
Он слышит, как её бросили в камеру. Вскрик, стон и затем звук закрывающейся двери.
Они никогда не запирают заключённых вместе с Тёмным. Снежка и Прекрасный Принц слишком добры для этого. Или, возможно, они надеются, что он сойдёт с ума от одиночества.
В тёмной тишине камеры девушка начинает плакать.
Он бродит по камере, пытаясь найти место, где её не слышно. Это невыполнимая задача: она резко останавливается, когда он вздыхает.
— Здесь кто-то есть? — слышится ее голос, высокий и напуганный.
— Это только я, дорогуша. — Его голос звучит резко и насмешливо, хоть ему и не весело. — Они заперли тебя вместе с Тёмным, представь-ка себе!
— Ох, — всхлипывает она, но не кричит и не начинает снова плакать. — Что же, по крайней мере я не одна.
Это смелый ответ, хоть и немного глупый.
— Многие скажут, что тебе повезло бы больше, если бы ты была одна, — говорит Румпельштильцхен. Он не может скрыть горечи, закрадывающейся в его голос. — Уж лучше быть одной, чем запертой со мной в темноте.
— Если бы ты был опасен, тебя бы здесь не было, — проницательно отвечает она. — Ты был бы на свободе.
Это заставляет его замолчать. Рыдающая незнакомка не так уж глупа. Возможно, иметь собеседника будет не так уж и плохо, по крайней мере пока её не переведут в другое место. Или пока Реджина не наберётся смелости наложить проклятье. В зависимости от того, что настанет раньше.
— Ты — Румпельштильцхен, не так ли? — говорит она после долгого молчания. — Я о тебе читала.
— Они теперь пишут обо мне книги? — размышляет он. — Ну надо же. И что же написано в этих твоих книгах?
— Что ты торгуешь первенцами и сдираешь кожу с детей, — отвечает девушка с нотками иронии в голосе. — Это правда?
— Я иногда… способствовал усыновлению, — лениво отвечает он. — Однако охота на детей ради кожи была бы пустой тратой времени. Любой скажет тебе, что из кожи взрослых шкура получается лучшего качества и после убийства её намного больше.
Он слышит её резкий вздох. Он шокировал её.
— Ну, вообще-то это была шутка, — разъясняет он, когда она молчит. — Я пошутил.
Её порывистый вздох сопровождается смехом облегчения.
— Ох, — говорит она. — Конечно.
Она делает паузу, затем снова говорит.
— Ты здесь из-за этого, не так ли?
— Из-за чего? Из-за того, что у наших прославленных монархов нет чувства юмора? Я абсолютно согласен.
— Нет, — снова хихикает она. Этот звук звучит приятно. Он резко отличается от звука сырой капающей воды и его собственного бормотания.
— Потому что ты… Эм… поспособствовал усыновлению?
— О да, — усмехается он в темноту, прислонившись головой к каменной стене. — Дорогая Золушка, попытавшаяся нарушить нашу сделку.
— Говорят, ты её обманул, — говорит она.
Румпельштильцхен пожал плечами.
— Она так торопилась надеть то красивое платье и убежать на бал, что не прочитала договор. Слова про то, что она должна отдать мне своего первенца, были даже не особо мелко написаны. Я же не несу ответственность за глупость других людей?
Тишина. Он вздыхает.
— Меня очень легко задержали, — произносит он, раскрывая секрет, о котором ему не стоит говорить вслух. — И ребёнок Золушки родится здоровым.
Она не отвечает. Они сидят в тишине на протяжении долгого времени.
— В чём было твоё преступление? — спрашивает он, когда удушающая тишина становится утомительной.
— Я начала войну с ограми, — отвечает девушка.
Он должен был сразу узнать её по акценту. Кого бы ещё они бросили сюда вместе с ним?
— Принцесса Белль из Фронтленда, — бормочет Румпельштильцхен. — Девушка, которая пытала ребёнка-огра.
— Так говорят, — цедит она с горечью сквозь сжатые зубы.
— Это правда?
— Нет.
— Я полагаю, так все говорят, — размышляет он.
— Я пыталась спасти бедняжку, — спорит Белль. — Я… тебе всё равно.
— Ты ошибаешься, дорогуша. Мне интересно узнать твою версию событий. Пожалуйста, продолжай.
— Я, — замолкает Белль и раздражённо вздыхает. — Мой жених хотел войны. Он пытал ребёнка, чтобы наказать племя за их роль в войне столетней давности. Он хотел спровоцировать их.
— И зачем ему было это делать?
— Он хотел проявить себя, — бормочет Белль с таким презрением, что это впечатляет даже Румпельштильцхена. — Он думал, что сможет спровоцировать племя атаковать, легко победить и доказать своему отцу, что он чего-то стоит.
— Что же, — тянет Румпельштильцхен, думая о грядущих месяцах, полных кровопролития, разрушенных деревнях и сожжённых посевах. — Он просчитался.
Белль фыркает.
— Мягко говоря.
— Тогда почему ты здесь, а не он? — спрашивает Румпельштильцхен. — Он, разумеется, не стал бы перекладывать вину на свою прекрасную невесту.
— Я больше не была его невестой, — просто отвечает Белль. — Я отказалась выйти за него замуж и пригрозила разоблачить его. Я тоже просчиталась. Я думала, что мой отец поверит мне… но ему нужны были солдаты и оружие больше, чем дочь.
— А, — вздыхает Румпельштильцхен. Это грустная история, и девушка ничем не заслужила того, что с ней произошло. Нет никого опаснее могущественного мужчины, которому есть что доказать, думает он.
— Да, — отвечает Белль.
— Неужели даже великая Белоснежка не вняла твоим мольбам о помиловании? — спрашивает Румпельштильцхен. — Я-то по крайней мере виновен в том, в чём меня обвиняют.
— Я каждый день громко и ясно рассказывала мою историю, — решительно отвечает Белль. — И они продолжают покупать оружие у отца Гастона, а сам Гастон продолжает снабжать их солдатами. Вся их семья — союзники Белоснежки и враги Реджины. Они называют меня монстром, так зачем меня слушать?
— Действительно, зачем? — бормочет Румпельштильцхен.
Ему нечего больше сказать. Ей тоже.
Через какое-то время он слышит её всхлип. Звук урчания живота такой громкий, что его слышно даже в соседней камере.
— Белль?
— Да
— Ты умеешь хранить секреты? — спрашивает он и чувствует, что она в замешательстве.
— Кому я расскажу?
Справедливое замечание. Он взмахивает рукой. До него доносится стук посуды, с которым перед Белль появляются тарелки с горячей едой. Он чувствует запах еды, хотя стены пещеры и не позволяют ему её увидеть. Румпельштильцхен слышит её крик восторга.
— Я позволил им поверить, что я здесь бессилен, — говорит он. — Я предпочел бы, чтобы этот миф не был развенчан.
— Ум-м-м-м, — только и слышно в ответ. Румпельштильцхен хихикает; она явно набила полный рот еды.
— Спасибо! — выдыхает Белль, делая паузу, чтобы перевести дух. — У меня не было — большое спасибо!
— Пожалуйста, дорогуша.
Он задаётся вопросом, следует ли ему потребовать плату, какую-то цену, которую можно будет взыскать, когда наступит конец света и они оба будут свободны. Но он молчит.
В конец концов, у него огромный кармический долг.
— Что я тебе должна? — спрашивает Белль, когда, судя по звукам, она утолила зверский голод. — Я не думаю, что в ближайшее время у меня будет первенец.
Румпельштильцхен обдумывает вопрос. Белль нечего ему предложить, и он не попросил предоплаты. Может быть, иногда еда — это просто еда. Доброта может быть просто добротой, даже от монстра.
— Считай это подарком, — легко говорит он. — От одного монстра другому.
— Спасибо, — выдыхает она. — Я… Я не думаю, что ты монстр, Румпельштильцхен. Не больше, чем я.
— Это сытый желудок говорит, — снисходительно замечает он. — Проспись, и к тебе вернётся здравый смысл.
— Нет. Нет, я… Я слышала других твоих поступках, кроме Золушки. Я слышала, ты помог Прекрасному Принцу разбудить Белоснежку. Это правда?
— Дурак потерялся в бесконечном лесу, — говорит он. — Кто-то должен был его оттуда вытащить.
Она хихикает.
— А теперь ты бесплатно кормишь голодающего заключенного. Эти поступки не так уж и чудовищны.
— Ты обещала сохранить это в секрете, — тянет Румпельштильцхен. — Помни об этом.
— Кому мне говорить? — снова спрашивает Белль.
Он небрежно машет рукой, и посуда исчезает. Мгновения спустя она зевает, и ему кажется, что она заснула. Если она проснётся с подушкой под головой, точно такой же, как и у него, то об этом никто не узнает, кроме крыс.
-
В одиннадцать часов вечера у Голда урчит в животе.
Он забыл, что в этом мире ему нужно есть. В Сторибруке у него слабое человеческое тело, не такое сильное, как в Зачарованном лесу. Он снова стал уязвимым к голоду и слабости. Он понял это в течение первых суток, как прибыла Спасительница. И ему, по правде говоря, совсем не нравится эта вновь приобретённая человеческая хрупкость.
Возможно, когда разрушится проклятье и вернется магия, к нему снова придут силы. Пока Румпельштильцхен продолжает привыкать к особенностям его тела.
Дверь в магазин распахивается.
— Мы закрыты, дорогуша, — кричит он. — Приходите завтра!
— У вас всё ещё горит свет! — раздаётся низкий женский голос.
Голос, который он узнает. Так значит, его сокамерница пережила путешествие. Румпельштильцхен знал её всего несколько недель, и те были проведены в основном в тишине, пока она спала или читала книги, которые он наколдовал, чтобы развлечь её. Несмотря на это, Белль ему нравилась. Она была умной и веселой, и её присутствие скрасило те долгие дни.
Ему любопытно, слишком любопытно. Он никогда не видел её лица.
Он выходит из-за занавески и видит удивительно красивую женщину, стоящую в его магазине и держащую контейнер с едой на вынос из закусочной «У Бабушки».
Она не узнаёт его. Да и как она бы могла его узнать? Его внешность и голос теперь совсем другие, и, даже если бы они оставались прежними, Белль все еще под проклятьем.
Ложные воспоминания мистера Голда заполняют пробелы. Здесь она — Лейси Френч, взбалмошная дочь туповатого цветочника. Она помолвлена с Гэри Хантером и работает официанткой в закусочной «У Бабушки».
Она несчастна, но тут все несчастны. Такова природа тёмного проклятья.
— Я же сказал, — говорит он мягко, мягче, чем собирался. — Мы закрыты.
— У вас горел свет, — говорит она с фальшивой, дерзкой уверенностью. — Я думала, вы голодны, раз уже так поздно.
— Почему вы не думаете, что я поел дома? — спрашивает он.
— У меня было предчувствие, — говорит она, пожимая плечами.
Он думает, что она действительно очень хорошенькая. Он считал невозможным, чтобы её внешность могла соответствовать её разуму и сердцу, но вот она, доказательство, что внутренняя и внешняя красота могут сосуществовать.
Ему любопытно, надела ли бы она то, что на ней сейчас — греховно короткая обтягивающая черная юбка и прозрачная синяя блузка, — если была бы собой.
Он предполагает, что нет. Хотя откуда ему знать.
— Почему? — настаивает он. Конечно она не знает. Какая-то небольшая, бессознательная часть ее помнит, что он когда-то накормил её, и теперь хочет вернуть долг. Лейси не знает, но где-то глубоко внутри знает Белль.
— Так я права? — настаивает на своём она. Эта новая девушка в полной мере обладает упрямством Белль, но совершенно не способна прикусить язык.
У него предательски урчит в животе.
Она смеётся и протягивает ему еду.
— Этот бургер с солеными огурцами, — говорит она. — Как вы всегда заказываете.
— В самом деле, — бормочет он, вспоминая свои визиты в закусочную; воспоминания, созданные проклятьем, встают на свои места. — Спасибо.
— Ага, но вы никому не говорите.
Она подмигивает и присаживается рядом.
Они едят в тишине.
— Что я тебе должен? — спрашивает он, когда они заканчивают есть.
Лейси пожимает плечами.
— За счёт заведения, — говорит она, проглотив последний кусок.
— Бургер — это просто бургер, верно?