Кровавые стихи для ближних

Молчание концов душ - именно то, чего они больше всего не хотели чувствовать, но им противно и липко довелось. Стояли. Друг другу смотрели в глаза, слыша через прозрачные и накапливающиеся, кристально чистые слёзы гулкое эхо звенящей пустоты и отсутствия слов. Печальное событие - два сердца трескаются, а сердца, как известно, не трещины на паркете - их починить не так легко. Паркет на сердце ведь не променяешь? А они все стоят, лёд распространяется по коже тугим жгутом и дистанция сокращается, но по ощущениям - меж ними уже океаны собственных разбитых надежд, пределов мечтаний и злосчастных трёх слов, которые они уже никогда не скажут. Никогда...и если только в аду. Хрупкие девичьи руки, поёрзав в кармане испачканного в земляной грязи пальто, наконец доходят до цели и вытаскивают нужную, оборванную белую бумажку. Казалось бы, в домах много бумаги - тут хоть испиши всю - свалится на голову ещё тонны три, но ей сейчас нужна именно эта. История этой ободранной бумажки может быть банальна и примитивна - как-то вечером, когда делать было нечего, девушка, гордо встряхнув своими русыми волосами, что лежали на её худах плечах сбившимися волнами, взяла со стола первую попавшуюся бумажку, шариковую ручку и в путь-пляс понеслась писать свои стихи. Может быть себе самой, как неотразимой, а может быть кому-то...кто сейчас стоит перед ней и нервно сжимает тонкие бледные губы. Она,собравшись с силами и волей, все же отдаёт ему клятую эту записку, потрёпанную временем. Взяв её в руки, мужчина сперва недоумевает, а после прижимает её к тяжёлой груди тесно-тесно, как само своё желание прижать девицу к сердцу своему и никогда больше не отпускать на произвол судьбы. Но кажется, уже слишком поздно. — Читай, а я достану пистолет, - хрипло выдыхает она, утирая тыльной стороной ладони горячие, почти что обжигающие слёзы. Он хочет её остановить, но знает, что это как стараться словить руками небо - он даже не дотянется подушечками пальцев. — Хорошо, - томно выдохнув, мужчина принимается за чтение этих горьких строк. Он полон был уверенности в том, что они горькие ещё с того момента, когда она шелестела ободранной бумажкой в кармане своего испачканного пальто. « Несмотря на себя, пришла я к твоим дверям, а ты считал меня сумасшедшей? До конца открыла тебе своё сердце, И с радостью горела за тебя. Я проиграю, но мне никогда не будет стыдно за себя - я родилась с любовью и умру С ней же. Не буду защищаться, и прятаться. И ударяясь, я снова буду - идти.» Она замечает по глазам, что он дочитал последнюю строчку и вовремя спрашивает, усмехаясь томно: — Пойдёшь со мной во тьму? Пистолет при мне. — Пойду безостановочно,- ему больше ничего и никто, кроме неё не нужен. Жаль только, что он так поздно это понял. - Забирай меня без остатка всего, как только захочешь руководи мной. — Я заберу тебя, - она останавливается то ли от кома, подступающего к горлу резкой серной кислотой, то ли с целью набрать воздуха в лёгкие в последний раз, - а после уйду и сама. Я буду ударяться и спотыкаться во тьме, но ты будешь со мной...и более мне ничего не нужно. Закончив, она чувствует, как скупая женская слезинка быстро падает на сухую, безжизненную землю - и пускает по ближнему огонь, две отравленные пули - одну в сердце как в источник сложившейся беды, а одну в лоб - для полной ликвидации оставшегося терновника. Мужчина, последнюю секунду тупо смотрит вдаль, а после глухо стонет и с грохотом падает на каменный валун, стоявший позади, замирая навеки. Его история кровью исписана была на той ободранной бумажке... — И я к тебе пойду, как кровь по венам, - все, что слетает с её пухлых, но белее мела губ, перед тем, как она, закрыв глаза, приставляет холодное и широкое дуло пистолета к левой части груди, отсчитывая мысленно до трёх. Три...два...один...и в ад! Позади неё тоже стоял валун, как она почувствовала, упав, пребывая ещё в сознании. И висок целится - ей уже не страшно. Мгновение пролетает, и боле ничего - она во вечной власти тьмы...ведь её судьба тоже исписана была кровью на той ободранной бумажке. Позже, часа примерно через полтора, их бездыханные тела в лужах крови найдёт какая-то старушка, истошно заорёт на всю окрестность и с плачем вызовет полицию, и когда те приедут, поглядят на тела в чёрных мешках и четко объявят одно - двойное самоубийство. Один из товарищей полицаев окажется автором художественных романов и невзначай так добавит: — А я вот считаю, что любовь - это и есть двойное самоубийство, но стреляются только самые бесстрашные! А коль бесстрашные - то оно и дело, - влюблённые в друг друга до безумия. Двое при любви - и слез не видно боле - душа измучена и выпотрошена... Не зря же пишут и я вместе с ними, что любовь насколько красивое благозвучное слово, настолько и самая страшная сила во вселенной...