Моя комната пуста

Сижу на подоконнике и всматриваюсь в окно. Сейчас морозное будничное зимнее утро, и все люди спешат куда-то по своим каким-то делам... Что мне до них? Отсюда, с высоты десяти этажей, они кажутся такими маленькими и неприметными, словно муравьи, которым до заката нужно собрать как можно больше провизии и строительного материала для общего вклада в своё необъятное муравьиное общество. И ведь каждый из них, я более чем уверен, боится потерять своё насиженное местечко... Боится потерять работу, машину, семью, дорогой телефон, связи, которыми время от времени удобно пользоваться. Ради того, чтобы оставить всё это, они готовы сидеть, сложа руки, или выполнять всё, что им прикажут и радоваться обращённому на них ясному взору более высоких должностей, чем являются они сами. На мой взгляд, не слишком-то хорошо звучит... Почему я так высокомерно обсуждаю других, смотрю на них свысока? — наверняка спросите вы. Нет, я ни в коем случае не осуждаю этих людей и не принижаю их приоритеты и, боже упаси, привязанности, однако меня такая жизнь, которой довольствуется большинство из них, не устроила бы. Быстро бы надоела та рутина, с которой они сталкиваются каждый день, осточертело бы видиться с одними и теми же людьми, толкаться вместе с одними и теми же соотечественниками в одной общей яме... А итог всего этого? Мне всегда казалось, что у меня будет совсем не такая жизнь. С самых ранних лет, когда я только-только стал держать в руках микрофон, кажущийся мне тогда неимоверно громоздким, я был уверен, что мне уготовано большое будущее, отличное от незавидного грядущего так называемой серой массы. И ведь я — не такой. Я — знаменит. Я — добился успеха и признания. Я — Джонибой, репер, которого знают многие. Уверен, что в будущем всё будет ещё круче. Да, определённо, так и будет. Разные девушки липнут ко мне, словно мухи на что-нибудь сладкое... О втором варианте, который символизирует собой человеческие отбросы, стараюсь не думать. Со многими из них я развлекаюсь, бросая на следующий же день, с некоторыми — общаюсь побольше. Так, ради разнообразия. Мама говорит, что пора бы и остепенится уже, завести себе девушку, сделать её своей избранницей, позже — женой... Но для меня все эти слова сейчас абсолютно ничего не значащий набор звуков, для меня сейчас это неактуально, мне сейчас это не нужно. Я не хочу ни к кому привязываться, не хочу постоянства, которое будет тянуть меня к одному лишь определённому человеку, не хочу зависеть от других. Но что-то терзает мою душу, что-то не даёт покоя... Недавно зашёл в старую школу. Там всё по-прежнему. Те же старенькие потёртые и расписанные парты, те же тёмно-зелёные доски, к которым я так боялся выходить на уроках, те же обшарпанные стены, на которых мы в свои школьные годы много чего писали, да только, что толку-то? Всё сразу же замазывали, а мы-то радовались, как идиоты, считали, что оставим высокоинтелектуальные записи потомкам... Ха! Только вот всё постарело... Видно, что ремонт не делали уже довольно долгое время. Это место хранит множество воспоминаний. Яркая череда картинок проносится в моей голове, как только я прохожу мимо того или иного места. Вот тут я в первый раз получил незаслуженную, как мне тогда казалось, двойку; там, в закоулке школьного мужского туалета, я попробовал свою первую сигурету и свой первый косяк; а вон там, в классе географии, впервые поцеловался. Я с усилием напряг мозги, пытаясь вспомнить, как выглядела и как вообще звали ту девочку, которая мне тогда нравилась, но тут с удивлением понял, что не могу. Не помню. Ощущения — да, остались, подробности — нет. Странно. Кабинет-то я запомнил. Жаль, что всё это закончилось, — мелькает ностальгическая мысль, но я её тут же отгоняю подальше — ни в коем случае нельзя жалеть о прошлом. Что было, того не вернуть, так ведь? А вот и классная руководительница, которая в школьное время вела у нас биологию — полная зрелая женщина с короткостриженными и явно не в первый раз крашенными волосами. Помню-помню её... Я был самым маленьким в классе, но, несмотря на это, я никогда не давал себя и своих близких, друзей в обиду. Задевали меня частенько — выпендриться же перед девчонками да перед школьными авторитетами ведь надо, и я почти что каждый месяц проводил в кабинете у этой грузной тётки, выслушивая от неё многочисленные жалобы и писклявые визги. Всё бы ничего, да только у школьной гопоты появился пунктик — в их банду не принимали никого, кто не избил бы меня. Напрасно я говорил это Марии Константиновне — классной, она не слушала меня, говорила, что всё это — жалкие оправдания, выдумки. Конечно же, ведь главарь шайки был не абы кто, а её любимый и тщательно оберегаемый племяничек. Ух, как же я её терпеть не мог! Сколько раз из-за неё страдала моя и так печальноизвестная задница... Родители-то более охотно поверят опытному взрослому человеку, чем такой мелюзге, как я. — Дениска, ой, какой большой уже! — восторженно заверещала она, зажимая в своих объятиях моё тщедушное, по сравнению с ней, тело. — А я так скучала, так скучала! Ты даже не представляешь! Отстранившись, бывшая учительница пытливо взглянула в моё лицо. — Совсем не изменился! — через некоторое время вплестнула она своими пухленькими ручками. - Каким был таким и остался. Молодец, что наших не забываешь, — биологичка игриво подмигнула мне. И не стыдно вам, Мария Константиновна? — ухмыльнулся я про себя. — Такой возраст преклонный, а всё ещё шашни пытаетесь с молодыми людьми завести. Но, несмотря на то, что я прекрасно помнил наши прошлые разногласия и понимал, что она липнет ко мне не просто так, я вдруг понял, что скучал по ней и, поддавшись внезапному порыву, крепко обнял свою бывшую учительницу. Она испуганно ойкнула, мимолётно поправив чуть было не слетевшие очки и произнесла: — Тише, тише, Денис, раздавишь же, — пропыхтела сконфуженная таким ярким проявлением к себе чувств классная руководительница. Я отпустил её, и мы вместе стали ходить по школе. Попутно Мария Константиновна делала кое-какие замечания относительно того или иного места. То, видите ли, у них сантехник никудышный, то медсестра в декрет ушла, а дети то ведь калечатся! Я понимающе усмехнулся - в душе уже начал понимать истинные причины доброжелательности учительницы. — Вот, заходи ещё как-нибудь, Денчик! — сказала она мне на прощание, и я еле заметно сморщил лицо. Терпеть не могу когда меня называют Денчиком, и моя бывшая классная это прекрасно знает. — Ну-ну, не злись, — рассмеявшись, биологичка похлопала меня по щеке. — А, знаешь... — замялась она. Я же, в свою очередь, поднял на неё воистину недоумённый взгляд ангельского проповедника. Конечно, я знал. Но послушать, как старая карга извернётся, тоже ведь интересно. — Знаешь... — продожила Мария Константиновна как ни в чём не бывало. Она быстро оправилась от своего недолговременного смущения. — Если тебе будет не трудно, переведёшь хоть какие-то средства на счёт школы, которая выпустила тебя? Нет, я, конечно, с пониманием приму твой отказ, но... Мы говорили с ней ещё около получаса и я пообещал ей, что с удовольствием переведу кой-какие денежки на ремонт и прочие шалости своего любимого бывшего учебного заведения. Руководительница меня жарко поблагодарила и подмигнула на прощание. И вроде бы — всё как обычно, всё хорошо. Я — знаменит. Я — добился успеха и признания. Я — Джонибой, репер, которого знают многие. Уверен, что в будущем всё будет ещё круче. Да, определённо, так и будет. Но на душе, после этой вроде бы как нормальной встречи, у меня усиленно заскреблись кошки.