Остановка: мечта

      Порой влюблённость и мечты схожи с временами года. За окном полупустого автобуса медленно кружили хлопья снега, руки Сумин держала в карманах тёплой куртки, и щёки краснели от холода. Потому она прятала лицо в вязаном шарфе, приятно согревающим в морозный день, словно глоток тёплого чая с мёдом. Но в сердце девушки расцветали яблочные деревья, стоило взгляду из-под запотевших линз очков коснуться его. Такого же школьника, сжимающего в руках лямки серого рюкзака. Дохён смотрел на вид из окна, покрывшегося узорами зимы, и слушал радиоэфир в наушниках:

«Мечты мои вторят музыке дождя: печально скользят по стёклам окон моей комнаты, возле которых я сижу несколько минут. Держу в руках тёплый чай, вспоминая о детстве. Когда же мы стали такими серыми, как облака в небе? Когда же мы лишились своих маленьких звёзд? И мир будто отдавался мириадами капель дождя, забывшихся зимой, когда пошёл снег. Забывшимися мечтами, когда юность подошла к концу. Это письмо было написано жительницей провинции Кёнсан, Ли Дженни. Надеюсь, что ваш дождь совсем скоро закончится, а за ним появится сказочная радуга и солнечные лучи, что озарят ваши звёздочки».

      Затем мелодия и приятный голос исполнителя зазвучал в наушниках Дохёна, наполняя весь автобус нежным звуком перебирания струн гитары, и в карих глазах парня, казалось, кружили бархатные лепестки белоснежного оттенка. В сердце на мгновенье стало теплее, будто его бабушка сидела рядом, сжимала в своих тёплых ладонях ручки Ли. А Дохён поглаживал её сухие ладони, косточки, которые были так ощутимы, говорил о том, что ей нужно чаще пользоваться кремом, та в ответ улыбалась.       Воспоминания о её улыбке Дохёна ранили настолько, как больно ветвям деревьев, когда их ломают.       Его бабушки уже давно нет с ним. Лицо, покрывавшееся морщинками, стоило той улыбнуться, веснушки на щеках, рассыпавшиеся полевыми цветами, и тёплые объятия, защищающие маленького мальчика, остались в памяти школьника. Остались незабытыми те ночи, когда она включала радио и вместе с внуком слушала, вселяя в того любовь к этому маленькому предмету, открывающему для них целый мир.       — Бабушка, а что тебе нравится больше всего? — спросил у неё Дохён.       — Слушать радио, вязать тебе шарфики и свитера, проводить с тобой время, — улыбнувшись, ответила ему женщина.       — А что если я вырасту и стану ведущим радиоэфиров? — вылупив большие глазки, спросил он. — Ты будешь счастлива?       — Я буду очень счастлива, если мой внучек станет тем, кем хочет, — она погладила его по голове, не скрывая всю свою любовь к малышу.       Человек, давший лучшие воспоминания в его жизни, однажды сам стал этим воспоминанием. И бережно хранился в сердце парня, каждый день которого ветром срывал нежные лепестки его счастья, разнося семенами одуванчиков отчаяние.       Но в крохотном уголке его души постепенно поднимался ввысь росток красивого и изящного цветка — его мечты. Мечты, которую он желал исполнить ради бабули, что всё ещё продолжала поливать его росточек своей любовью к внуку. Своими ласковыми поглаживаниями по мягким волосам мальчика, словами, которых сейчас так не хватало школьнику.       Автобус остановился, и Сумин устремила взгляд на Дохёна, прежде чем покинуть единственное место, связывающее их. Его грустные карие глаза, совсем опустошённые, продолжали смотреть на заснеженную остановку. На хлопья снега, так восхитительно парящие за окном, что дарили спокойствие лишь одним своим видом.       — Прощай, — прошептала Сумин совсем тихо, — мы встретимся через две недели, — мило улыбнулась и вышла навстречу зиме, холоду, бросившему в миловидное личико, и снежинкам, падающим на вязаный шарф и тёмные волосы школьницы.       Сумин медленно шла вдоль от остановки к старому домику, в котором жила она и её семья: мама, брат и маленькая собачка, что была ближе всех для неё. Джуми — маленький и пушистый комочек очарования Сумин, единственное существо во всей вселенной, принимающее её выбор, мечту и влюблённость.       Бывало, вечерами, когда Сумин сидела в уголке своей комнаты и рисовала на белых листах бумаги, Джуми весело подбегала к ней и ложилась на ножках, приятно грея своим теплом. И такие моменты для неё были ценны, ведь Джуми могла поделиться своей любовью и вниманием, которой ей порой так не хватало.       Забрать даже грусть, ощутимую всеми фибрами души и виднеющуюся слезами на милых щёчках.       Снег приятно хрустел под коричневыми сапожками, и Сумин не могла не улыбнуться, ведь любила этот звук. Даже несмотря на то что не особо любила зиму, её холод и предпочитала такому морозному времени года тёплую весну. Часто мёрзла и из-за этого носила вязаные свитера, тёплые шерстяные носочки и укутывалась огромными шарфами. Наслаждалась солнечными лучами весной и летом, по которым так скучала в январе и могла бесконечно наблюдать за тем, как цвели яблочные деревья, посаженные возле её дома.       До дома осталось не так много пройти, и это заставило девушку тяжело вздохнуть, ведь очутиться вновь в этом месте вовсе не хотелось. Слышать слова мамы о том, что Сумин, вместо того чтобы постоянно уезжать в Сеул каждые две недели, должна оставаться дома и делать вместе с младшим братиком домашнее задание. Помогать ей, забыв про собственные мечты, которые госпожа Ким не хотела принимать вовсе.       А Сумин мечтала о том, чтобы быть иллюстратором детских книжек, заставлять их лица ярко сиять от одних рисунков и вызывать радость. Хотела наполнить каждое детское, может, даже взрослое, сердечко мерцающей пыльцой волшебства. Стремилась исполнить своё заветное желание и добиться многого, уезжала в город, чтобы узнать как можно больше, и была усердна во всём.       Только семья, не принимающая решение девушки, тянула её глубоко вниз. Не давала взобраться намного выше, сквозь океан, полный недопонимания, утягивая к самому дну. Единственным человеком, которому дороги были стремления дочери, был лишь её папа, но и он покинул её однажды, оставив после себя лишь прах, что мама развеяла над морем. Он любил море. Любил смотреть на красивые рисунки Сумин, говорил ей о том, что она очень талантлива. И маму он любил всей душой, дарил полевые цветы летом, а зимой делал снеговика. Потому что они впервые познакомились зимой, и первым общим воспоминанием был снеговик. И младшего сына он тоже любил. Проводил с ним время, играя и читая книжки. Даже маленькую собачку Джуми. Успевал дарить и ей всю свою любовь пачкой вкусного корма и ласковым поглаживанием по шёрстке.       Расставаться с ним было тяжело. Сумин, которая очень любила папу, плакала каждый раз, видя его одежду в плетёном шкафу. Мама её не отложила, не веря в то, что родного человека нет рядом. Осталась такой же разбитой, как и дочь. Лишь младший братик переживал намного меньше, ведь не помнил его. Но тоску по папе ощущал, стараясь не забыть те дорогие воспоминания его детства.       Сумин ходила к морю каждое тёплое лето и холодную зиму, чтобы поговорить с отцом. Оставляя на берегу цветы и вытирая слёзы школьным пиджаком, уходила обратно домой. Его портрет, нарисованный девушкой, висел на стенке комнаты и хранил в себе столько ярких и нежных красок, ведь именно таким человеком он был. Тёплым, мягким и тем, кто полностью поддерживал каждое её решение.       Он был для неё ангелом, которого небеса забрали обратно к себе.       Оставляя после себя осадок, вторящий каплям леденящего дождя, маму, не смирившеюся с потерей любимого человека, и воспоминания, оставшиеся сокровищами в сердце семьи.       Сумин осторожно открыла входную дверь, подойдя к дому и тяжело выдохнув, прошла в коридор. Сняла с себя сапожки, на которых ещё остался пушистый снежок, и повесила пуховик в шкаф. Тубус, в котором находились сегодняшние рисунки, она аккуратно взяла в руки, даже пряча за спиной, чтобы мама не разозлилась, увидев вещицу в руках дочери. Потому что всё обычно заканчивалось не настолько хорошо.       Женщина клялась выбросить всё, разорвать на мелкие кусочки и полностью сломать, говорила о том, что Сумин должна спуститься на землю, снять свои розовые очки. Перестать отдаваться грёзам и тратить своё драгоценное время на занятия, которые не приведут её к светлому будущему.       Но Сумин верила в себя. В то, что всегда будет улыбаться, несмотря на сложности, что встретит во взрослой жизни. Потому что она будет заниматься тем, что ей очень нравилось. Тем, что заставляло воспарить к ясному небу.       Девушка осторожно, стараясь не издавать никаких звуков, прошла по коридору и тихо поднялась по лестнице на второй этаж, но голос её мамы заставил тело вздрогнуть от испуга, дыхание сбиться и даже вскрикнуть.       — Опять была в Сеуле? — чуть ли не кричала её мама, заставляя Сумин вновь испугаться. Но школьница пыталась не обращать на её слова внимания, сжимая крепче ладошки в кулачки. — Сколько раз мне говорить, чтобы ты перестала?       — Я не перестану, — её голос казался уверенным, и Сумин решила твёрдо стоять на своём. — У меня есть мечта, и ты прекрасно это знаешь.       — О каких мечтах идёт речь? — женщина усмехнулась, после даже смех сорвался с её уст. — Перестань быть глупой и смешить людей вокруг. Очнись, раскрой глаза и посмотри на нашу семью.       — Бедные люди тоже имеют шанс на то, чтобы жить счастливо, — глаза начинали слезиться, но Сумин не хотела показывать свою слабую сторону маме. — Даже если ты не веришь в меня, я буду продолжать верить в себя. У меня есть я, и мне этого будет достаточно.       Сумин тяжело вздохнула, не в силах больше проглатывать боль и разочарование, с которыми сталкивалась каждый день.       — Ты провалишься так быстро, что даже понять этого не сможешь, — фыркнула женщина и прошла на кухню. На столе в комнате стояли несколько бутылок соджу, рюмка и маринованная редька. Взгляд школьницы метнулся к ним, чувствовалось отвращение от одного только запаха, окутавшего их дом.       Она ненавидела алкоголь. Ненавидела, когда люди приглушали свои чувства выпивая, когда сдавались и не могли больше бороться. Склоняли свои головы перед проблемами и отдавались полностью в бутылках соджу. Не понимали, как постепенно погибали, как этим могли ранить окружающих людей.       Так и мама не понимала, насколько рушила сейчас Сумин, слёзы которой скатывались по щекам.       — Почему ты не прекратила? — голос дрожал, как и само тело, всхлипы срывались с розовых губ, и руки тянулись к маме, чтобы отобрать у неё зелёную бутылку.       — Ты ведь тоже не прекращаешь рисовать, — хмыкнула женщина, а у Сумин зубы стиснула от злости, которую она старалась не показывать при маме.       Госпожа Ким жадно глотала горьковатый напиток, жидкость которого стекала по лицу и шее, и довольно смотрела на свою дочь, видя то, как она плакала. Не чувствовала того, что нужно утешить свою девочку, прижать к груди и попробовать исправить все ошибки. Потому что Сумин жила так, как женщина считала, неправильно. Потому что не хотела принимать правду реальности, в которой окажется, когда падёт. Потому что знала, что Сумин задохнётся от отчаяния, в котором будет навсегда потеряна.       Потому что мечты ранят больше, чем люди. Крошат на мелкие осколки, оставляя человека, пребывавшего в вечных грёзах, погибать медленно и мучительно. Потому что не все сбываются, лишь редко.       — Как ты можешь не понимать, что это ты всё портишь? Хватит! Прекрати! — кричала девушка, не в силах сдерживать свои слёзы и злость, проявляющуюся в воплях, в действиях. Девушка разбила бутылку алкоголя, рассыпавшуюся мелкими осколками на полу, впивающимися так больно в тело.       Но такую физическую боль могло заглушать лишь истязающее себя сердце.       — Папа не такого хотел бы, — плакала Сумин, сжимая в ладошках горлышко и не обращая внимания на брызнувшую кровь, — думаешь, ему приятно смотреть на тебя? Ты просто сдалась. Ты даже не пытаешься взять себя в руки и жить хотя бы ради меня и Джемина!       — Только сейчас вспоминаешь о своей семье, — усмехнулась её мама и удалилась в свою комнату, не желая даже прибираться в беспорядке. Было всё равно даже на ранения дочери, не говоря уже о состоянии, до которого её довели.       — Я уезжаю в Сеул только раз в две недели, остальное время с вами, и ты хочешь сказать, что я не думаю о вас? Это ты ни о ком не думаешь, только пьёшь каждый раз и становишься просто омерзительной, — произнесла она, шмыгая носом.       Ноги совсем не хотели держать, и Сумин обессиленно упала на пол. Собирала осколки стекла, волнуясь, что младший брат мог на них наступить, когда вернётся из школы. Старалась не плакать больше, вытерла мокрое лицо ладошками, но вновь сорвалась на слёзы, что, казалось, не собирались останавливаться.       Волосы мешали, каждый раз прилипая к щекам, и коленки пронзала острая боль, когда стекло касалось мягкой кожи. Но она продолжала руками сгребать остатки причины вечных криков, продолжала заботиться о своей семье, но, когда жидкость алкоголя касалась ранок, казалось, обжигая, как пламя огня, Сумин не могла остановиться плакать.       Она закрыла миловидное личико, спрятала его в окровавленных коленках и не понимала, почему не могла успокоиться. Почему жизнь из прекрасной весны превращалась в леденящую зиму, вечную в жизни девушки. Будто она навсегда застряла в январе без солнечных лучей и нежности яблочных деревьев.