Радиоактивная

Первым напарником Андерсон после назначения в должность становится судья Майклс. Майклс показал ей, как наводят порядок на дорогах, когда в высотки даже не заходишь, живёшь на асфальтовых лентах, что змеятся сквозь город. Как нести правосудие, когда от тебя самой несёт только смертельной усталостью, смогом и вонью сгоревших в очередной аварии шин. Кажется, с помощью автомобиля можно убить человека тысячью разных способов, нарушить немногочисленные правила движения в Мега-сити-1 — так, вдвоём, они с Андерсон и работают до того дня, пока Майклс вместе с мотоциклом во время погони не оказывается погребён под перевернувшейся большегрузной фурой. Когда перестают сталкиваться и взрываться машины, картина оказывается до крайности ужасна: по меньшей мере двадцать семь погибших и тех, кто уже не жилец, а сама Андерсон добирается до Дворца Правосудия вся в крови, копоти и бензине. И сразу идёт в раздевалку, чтобы привести себя в порядок; ясное дело, это шок, перед глазами так и стоит несущийся прямо на неё грузовик (как удалось выжить там, где погиб Майклз — уму непостижимо, она точно должна была умереть) — поэтому Андерсон не сразу понимает, что не одна. Дредд стоит напротив и даже если и замечает её, то не подаёт виду. Андерсон не пытается заговорить или поделиться мыслями — просто наблюдает, как он неторопливо и сдержанно проверяет снаряжение: обдуманно, точно и чётко. Это зрелище неожиданно успокаивает. Он беззвучно заканчивает собираться и не сказав ни слова уходит. Она вздыхает и берёт себя в руки.

***

Судья Дубар любит адреналин. Адреналин и действие, а в городе, который никогда не спит, никогда не отдыхает, где никогда не стихает бой, этого предостаточно. Каждая бурная смена будто последняя, будто существует негласный закон, по которому он каждый день должен осудить наибольшее количество преступников. Работая с ним, Андерсон за неделю вынесла больше приговоров, чем за месяц работы с Майклсом — примерно так она и говорит Дредду, когда тот подходит в столовой, пока сама она дремлет над своим подносом. Слышится дребезжание отодвигаемого стула, на стол с тихим бряцаньем опускается поднос. Сквозь шум голосов проходит шёпоток, Дредд садится напротив, но ничего не говорит, болтовня вокруг постепенно снова набирает силу. Андерсон было думает поинтересоваться, почему он сел рядом (судя по поведению окружающих, такое для него нехарактерно и обычно он ест один) или о ещё одном случае в раздевалке (он тогда оставался рядом, пока она пыталась прийти в себя), или почему он в первую очередь подошёл именно к ней (это и сейчас неясно), но… она просто слишком, чёрт его побери, устала. Он доедает — похоже, сейчас так же молча, как и пришёл, уйдёт — и вдруг останавливается рядом. В столовой снова наступает тишина, но Андерсон чувствует тихий отголосок исходящей от него обеспокоенности и потому не обращает внимания, ждёт, выданных приказным тоном «Соберись!» или «Носи шлем». Однако он и тут умудряется удивить. — Иди спать. Она коротко шмыгает носом и кивает. Дредд уходит прочь. Она открывает глаза, смотрит на поднос и начинает есть.

***

После Дубара — перевод оказался неизбежен, поскольку пришлось волочь его в изо-куб за членовредительство (перед внутренним взором так и стоит его мысль засунуть в рот ствол собственного пистолета) — старший судья решила поставить её в четвёрку, на этот раз не умолчав о пси-способностях, как и в случае с Дреддом. Впрочем, надежды пошли прахом. Судья Ли, судья Диксон и судья Смит спят вместе — естественно, обнародования этого факта никто из них не желает (особенно из уст четвёртого члена команды, который умеет читать мысли). Андерсон старается не обращать на это внимание — понятное дело, люди не хотят раскрывать своих секретов — она и Академии никогда не доносила о неуставных отношениях, даже когда другие понимали, что она абсолютно точно о них знает, и потому очень досадно, что эти трое железно уверены, что она отправит их в изо-кубы. К удивлению остальных, в столовой, когда выдаётся случай, Дредд продолжает садиться за один стол с Андерсон, хотя на попытки завести разговор редко отвечает. — Как думаешь, люди боятся? Что я могу почувствовать? — в общем-то, риторически спрашивает она, когда доедает первой. Он поднимает взгляд — прислушался, надо же — и вдруг спрашивает: — И что?

***

Потом её ставят в напарники к Янг — та предпочитает задерживаться на одной точке, ожидая удобного случая. Ей нравится ловить злоумышленников на месте преступления, до вызова: она присматривает за людьми, которым пока ещё не приходилось просить о помощи. Парень, который по дороге в «О’Нил» далёт пощёчину своей девушке и решает, что этого никто не заметит, женщина, которая продаёт своего сына на углу какому-то старикану за пригоршню кредитов, подросток, который по утрам шарит по карманам рабочих, покидающих высотку. Это тоже способ помочь горожанам, и Андерсон понимает, что они делают хорошее дело — уменьшают количество вызовов, но нет-нет, да и проскакивает мыслишка: может, стоит помочь тем, кто уже попросил? Она до сих пор помнит, как это — жить в высотке и понимать, что никто не придёт на помощь, как ни проси — и сама мысль, что именно из-за них с Янг какая-нибудь семья не дождётся правосудия, невыносима. И потому после вынесения обязательных вердиктов она начинает принимать вызовы, приходящие из близлежащих кварталов — просто отвечает: «Андерсон — Центру: мы на подходе», — и на какое-то время в работе наступает хрупкое равновесие: что-то подворачивается по воле случая, что-то — в результате прямого вызова. До тех пор, пока во время предотвращения вооружённого ограбления вместе с Янг та не решает разогнать общественную пьянку и не гибнет под перекрёстным огнём.

***

Судья Нгуен, как становится понятно через несколько минут после знакомства, ненавидит мутантов. Просто не переваривает. Она уверена, что мутанты убили её родителей, и Андерсон достаточно даже лёгкого сканирования, чтобы понять, что ничто — ни разум, ни закон и в особенности ни сама Андерсон — не смогут поколебать этой уверенности. Андерсон раздумывает, как бы извлечь из ситуации пользу, пытается скрывать свой дар — главный судья после неудачи с четвёркой не представляет её как телепата, поэтому на официальном уровне о мутации мало кому известно — но, в конце концов, сама запрашивает перевода. — Ничего не выйдет, — говорит она Дредду, когда днём они случайно встречаются в городе. Он только что накрыл наркопритон и ждёт чистильщиков — и Андерсон натыкается на него, преследуя уличного гонщика. — Даже если бы в остальном у нас было гладко, рано или поздно Нгуен всё равно узнает — и тогда возненавидит меня ещё больше за утаивание. Прибывают вызванные обоими чистильщики, Андерсон и Дредд забираются на свои мотоциклы, ему приходит вызов в Штернхаммер, ей — в Эзкерру. — Никогда не скрывай, кто ты, — за миг до того, как Андерсон натягивает шлем, произносит Дредд. И уезжает, не став дожидаться ответа.

***

Судья Андерс (даже думать не хочется, до чего нелепо их имена звучали бы рядом) держится в напарниках примерно три часа — до тех пор, пока Андерсон не вытаскивает оружие и не приставляет к его голове, обвинив в растрате, пособничестве, подстрекательстве к преступлению, отмывании денег, угрозе свидетелям, превышении полномочий, сговоре, служебной халатности, домогательствах и преследовании, неверном вынесении приговора, дискриминации, взяточничестве, препятствовании правосудию, избирательном правоприменении, нецелевом использовании городской собственности, воровстве… После, выходя из Центра под взглядами чуть ли не всех судей, она ощущает себя ужасно — замаранной, будто это она нарушила закон — и в голове всплывают все обидные прозвища из детства, когда ненароком случалось разболтать чужую тайну, когда Андерсон ещё не умела управлять собственной мутацией. На Дредда она натыкается в раздевалке: тот только что с дежурства. — Хорошая работа, — слышит Андерсон, проходя мимо его шкафчика. Слова звучат как нечто, само собой разумеющееся — будто никак иначе её поступок прокомментировать нельзя. Она улыбается — впервые за день.

***

У судьи Гилберта нет причин избегать совместной работы, по крайней мере, Андерсон не видит их при беглом сканировании по просьбе главного судьи. Ни следа коррупции, боязни мутантов или личной неприязни, которыми можно объяснить отказ. Он просто…. не хочет с ней работать. Андерсон это сильно сбивает с толку, главного судью, которой приходится искать вариант на замену, столь же сильно расстраивает. Вечером Андерсон подходит к Дредду в столовой. — Может он думает, что я проклята? — она так и сяк обдумывала случившееся, но это единственное, что худо-бедно может сойти за причину. Дредд издаёт какой-то странный звук, сразу и не поймёшь — она даже думает, не подавился ли, а потом понимает: это не кашель, а усмешка. Она его смешит. — Ой, да заткнись, — только и отвечает она.

***

Десятый напарник Андерсон — это… она сама. — Мне жаль, — говорит главный судья. — Может быть, подберём тебе кого-нибудь из будущего выпуска Академии, но пока что… Андерсон не против. В перерывах между очередными назначениями она всё равно патрулирует город, если у тебя нет напарника, это вовсе не означает, что ты работаешь один — до сих пор свежи воспоминания, что Дредд, когда потребовалось, без промедления запросил подмогу в Пич-Триз. На выходе из Дворца Правосудия Андерсон настигает код 10-24 из Сектора 13 — и хоть она понимает, что это просто совпадение, но не может сдержать улыбки. Как вовремя. — Андерсон — Центру, — отвечает она, взлетая в седло мотоцикла, — Передайте Дредду, я уже иду.