Католичка и дурак

На следующий день они валяются в кровати до полудня, пялясь в телек. Необходимость поговорить обо всем висит над ними тучей. В начале первого, как луч солнца, звонит Дум-Дум. – Заебал я вас, да? – Ну, так… – тянут они из чистого кокетства. – Вы че седня делаете? А, похуй. Приезжайте вечером в «Сансет», пива выпьем. Я угощаю. – Что-то случилось? – Ну… да, блядь, карбюраторы случились, – печально отвечает Дум-Дум. – Я уже два починил. Еще шесть осталось. Жизнь в Пустошах – это ебаный автосервис без конца. Пасть уже с утра в машинном масле. Раньше у меня были вены на венах, теперь масло на масле. Еще Дум-Думу постоянно воняет горелой резиной, и он начал сомневаться, не его ли это естественный запах. – Панам уже охмурил? – спрашивает Ви. – Она думает, я масло. Вы приедете? Это хорошо, что можно не обсуждать работу, коммунистов, прошлое Ви. Их совместное туманное будущее. Закат из отеля «Сансет» и правда здорово виден. Бар на два стола пуст. Дум-Дум открывает пивные бутылки пальцем правой руки. – Я ж тебе не сказала, – говорит Ви, отпивая. – Мы тут виделись с Кэри Евродином. Не спрашивай, как. Я ему прочла твои стихи, и что ты думаешь? Он просил тебя позвонить! Дум-Дум засовывает в рот сразу три сигареты, сложенные треугольником, и поджигает пальцем левой руки. – Я вам своих стихов не читал, – отвечает он после паузы. – А то бы вы перестали со мной дружить. – Те, которые про кочевников. Помнишь, на барбекю? Ссанина уходит в песок. В трусах ядовитый паук… Я тебе дам номер, позвони ему! Вдруг вы в натуре песню запишите! – Пошел он нахуй, – Дум-Дум выдыхает в столешницу огромное облако. – От его гомосятины после «Самураев» Сильверхенд вертится в гробу. И кровь идет ушами. – Ты идиот? – удивляется Ви. – Это же шанс! На новую жизнь! А вдруг ты станешь музыкантом там, поэтом-песенником? Заработаешь кучу эдди! Дум-Дум затягивается и прикладывает механическую руку к груди, изуродованной шрамом. Словно мясник наспех стянул два куска свиной кожи, чтоб прикрыть имплант. Хотя почему «словно»? – Подруга, я в курсе, что я для тебя что-то вроде вашей с ним домашней ящерицы, – Дум-Дум кивает на Джеки. Тот смеется, прихлебывая пиво. – И я рад. Правда. Но, на самом деле, я взрослый мужик. Я отлично вижу, что это шанс на новую жизнь. И говорю: «Пошел он нахуй». Стоит Ви на две минуты выйти в туалет, как разговор немедленно скатывается на секс. – Когда дама снизу – она неприятно хрустит и не дышит, когда сверху – я чувствую себя мебелью, – говорит Дум-Дум. – Или трупом. – И как тогда? – не понимает Джеки на полном серьезе. – Никак? Красные диоды смотрят на него с ясно считываемой насмешкой. В уголках рта собираются живые складки. – Че ты смотришь на меня? – ржет Джеки. – Я – женатый человек! И без хрома почти. По сравнению с тобой. – Стоя, чумба, – снисходительно поясняет Дум-Дум. – В вертикальной плоскости. Так я хоть как-то участвую в процессе. И телка в конце всегда выживает. Хоть и не всегда этому рада. – А, ну да, – кивает Джеки. – Вот и нахуй тебе нужны были эти проблемы, а? – Ну, зато я, блядь, жив, – Дум-Дум разводит руками. – Я ведь не для баб это все ставил. Приходится чем-то жертвовать. – Сменим тему, а, – просит Ви. – Давайте, – охотно соглашается Дум-Дум. – Я вам рассказывал, как ходил в «Облака»? – Это ты называешь «сменим тему», блядь? – Че, думаешь, я вам свой секс пересказывать буду? – смеется Дум-Дум. – Думаешь, он у меня был там, секс-то? Ебаные «Облака»! – Не слушай ее, – отмахивается Джеки. – Звучит охуенно. «Заходит мальстремовец в «Облака» и говорит…». Бомби. Они берут еще пиво. – Короче, получил я долю и пошел в «Облака», – рассказывает Дум-Дум. – Не за еблей даже, а любопытно стало. Думаю, не потрахаюсь, так хоть посплю на белье. Тигриный стояк на входе удивился, ошмонал меня. Внутрь не пускает. Я говорю, я отдыхать пришел, все миром. Стояк связался, вышли еще два япошки. Стоим посреди улицы, они меня обступили, говорят раздевайся. Я говорю вы че, на вынос работаете? Говно-вопрос, но тогда и девочку сюда зовите. Они че-то опять позвонили, вышел Вудман. Он меня знает. Дал им пизды и провел в клуб. Телка на ресепшене мне и говорит, мол, подключитесь к нашей системе, это типа надо, чтобы подобрать вам пару. Не знаю, в курсе ли вы, там такая услуга – тебя сканирует искин, и потом ебет мозги через куклу. Типа он заглянул тебе в душу. Я ей говорю цыпа, я шишак в Мальстреме, если ваш искин заглянет мне в душу, то уволится и съебет за Черный заслон. Она типа ну-у, такие правила заведения, бля-бля-бля, расслабьтесь. А я просто знаю, что, если подключусь, у них будет сбой. Ну, подключаюсь, софт летит к хуям, она такая ой, я щаз позову администратора с отверткой, а то типа система не может подобрать вам идеальную пару. Я ей эдди кинул, говорю нахуй администратора, вот какая тут шлюха самая невезучая и тупая – та мне и идеальная пара, ее и давай. А она такая ой, ну значит это наша несравненная Эвелин. Только она дороже, блядь, в два раза. Я думаю, ну ничего, цыпа мышей-то ловит, умеет импровизировать. Молодец. Не назад же мне идти. Заплатил двойную. Иду в кабинку, она мне вслед кричит: «А стоп-слово, стоп-слово-то!». А я ей такой: «Стоп-слово – для мясных слабаков, блядь». – Погодь, а Ройс тебя не за это? – вдруг спрашивает Джеки сквозь смех. – Оставлять эдди в заведениях конкурентов… в «Валентино» за это пиздили. Не насмерть, правда. Дум-Дум качает головой. – Не, у нас не приветствуется, но правилами не запрещено, – говорит он. – Ройс решил, я стал барыжить «Вороном» на сторону. Это типа собственность Мальстрема. Контроллер для краденного добра «Милитеха». Исправленная нейронная синхронизация, никакой слежки. – А ты стал? – Ну, да, – усмехается Дум-Дум. – И чем ты думал, блядь? – Я сделал эту хуйню вот этими руками, – Дум-Дум показывает руки. – Ну, не совсем этими, правую с тех пор поменял. Ну не суть. «Ворон» – моя, блядь, интеллектуальная собственность. Я к этому еблану два раза подходил. Предлагал продавать, а не только самим юзать. Просил всего десять процентов. Десять сраных процентов! – Это очень мало, – встревает Ви. – А уважение? Может, это его и насторожило. – Да знаю, блядь. Просто такие приблуды – они ж не вечные. Рано или поздно «Милитех» о нем узнает и придумает что-то. Я просто хотел, чтоб до того времени он пошел в народ. Разлетелся по всему городу. – Признания? – улыбается Ви. – Такой товар на черном рынке по нормальной цене – это не только эдди и признание, подруга, – мотает башкой Дум-Дум. – Это о том, что «Милитех» будут грабить чаще. В разы! Разве не клевый результат? Когда думаю об этом, прям чувствую: не зря родился. – Ты романтик, чумба, – Джеки смеется. – В курсе? Найди бабу, которая согласится тебя дослушать до этого места – и она твоя. Ну, бомби, что там дальше со шлюхами. – На чем я остановился? – «Стоп-слово – для мясных слабаков, блядь». – Да, точно. Короче, сажусь на кровать, заходит шлюха, ну такая, обычная, с уродской синей стрижкой. И вместо «о-о, я вижу твою боль» с порога на меня напрыгнула и говорит: пока ебаная система лежит, и нас никто не слышит, у меня к тебе дело на охулиард, ограбление века, блядь. Но ты засунь язык в жопу и никому ни слова. Я думаю, с-сука, че-то интересно, не зря двойную отвалил! Даже возбудился как-то. Ну, надо диалог поддержать. Говорю дама, я не люблю снизу быть, можно я встану? Пожалуйста. А она такая заткнись, блядь, меня ебал Еринобу Арасака. Я говорю, да ничего, я не брезгливый. А она такая заткнись, блядь, я знаю бесценную инфу. Хочешь разбогатеть и до смерти не работать – приходи завтра ночью в «Лиззис» и чтоб ни слова, сука, никому. Тут врубили систему, она на кровати распласталась и такая «о-о, я вижу твою боль, черноту в твоем сердце». – А ты че? – угорает Джеки. – Говорю, чернота в моем сердце – это хром, блядь. А сам думаю, ну, нормально, хорошо поебался. С огоньком. С кровати слез и вышел нахуй. – В «Лиззис»-то сходил? – Да ты че, нет, конечно! Че я, ебанутый? Делать мне нехер? Особенно в «Лиззис». – Ну, интересно, – веселится Джеки. – А че за инфа, хоть намекнула? Дум-Дум снова закуривает. – Да, да, – закашливается. – Че-то про биочип какой-то… А, ну вот. Вспомнил. Есть у «Арасаки» охуенный биочип. И в нем сидит Джонни Сильверхенд. А еще Ли Харви Освальд и Тимати Маквей. И бреют друг другу жопы самурайскими мечами. Джеки и Ви смеются каким-то истерическим смехом, прикрывая ладонями глаза. Затем улыбки медленно сползают с их лиц. – Я чет не то сказал? – спрашивает Дум-Дум. – Не, чумба, – вздыхает Джеки, утирая слезящиеся глаза. – Охуенная история. Нам с Ви просто… надо будет вечером поговорить, когда домой вернемся. Ви громко всхлипывает вместо ответа.