Компромиссы

      Мистер Соло буквально влетел в кабинет, озираясь и оглядывая обстановку. Взлохмаченные волосы торчали во все стороны, словно их хозяин забыл о такой вещи, как расческа.       — Добрый день, сэр. Я рад, что вы нашли время посетить меня.       — Здравствуйте. Моя жена… она что, уже ушла?       — Да, Бен. Проходите, присаживайтесь. Вы отлично выглядите, сэр. В прошлый визит вы были довольно усталым.       — А? А, да. Спасибо. Ага, да. Я все равно почти не сплю. По правде говоря, я совсем забросил свои мастерские, но у меня там надежные ребята. Ну и если уже совсем по правде, я подумываю… продать все это. Я совсем замотался и… запутался.       — Не хотите ли кофе? Или чаю?       — Нет. Ничего не надо. Если вы не против, сэр, я бы хотел побыстрее закончить… У меня дела.       — Куда-то торопитесь, Бен? Это ведь не связано с тем, что ваша жена ушла буквально перед вашим приходом? Если вас это беспокоит, она ушла через второй выход. Мой секретарь вывела ее через дверь, сделанную специально для тех, кто пока что не желает видеть своих вторых половин. Понимаете, Бен? Может, все же присядете? Передохните, восстановите дыхание.       — Я… Это что, так заметно? — недоверчиво сощурился клиент, при этом даже не двигаясь.       — Что именно, Бен?       — Понимаете, я… я должен присматривать за ней. Она может попасть в беду, а меня рядом не будет и некому будет помочь ей.       — Вы ведь понимаете, что со стороны это выглядит как преследование.       — Да я не преследую ее! Я лишь… присматриваю! Говорю ведь, она может попасть в беду, а меня не будет рядом!       — Бен. Бееен. Прошу вас, не горячитесь. Бен. Присядьте. Все в порядке, все хорошо, мистер Соло, — участливо проговорил Перси, недвусмысленно тыча в сторону диванчика и кресел. — Не стесняйтесь, пожалуйста.       — Э-э-э, хорошо. Черт, я… — бормоча себе под нос, брякнул клиент, но при этом бочком присаживаясь на диван. — Ладно. Ладно.       — Вы в порядке, Бен? Готовы поговорить со мной? Сэр, помните, прошу вас, что ни один из вопросов, заданных в этих стенах не имеет двойного смысла или любой другой подоплеки.       — Да-да, простите. Все время забываю. Я думал, застану ее на выходе и… смогу упросить, чтобы она дождалась меня, и я бы смог отвезти ее на эту чертову работу. Ее машина все время капризничает, а она отказывается принимать хоть какую-то помощь.       — Пожалуйста, мистер Соло. Соберитесь с мыслями. Позвольте ей отдохнуть с час. Не душите ее заботой, когда она сама этого не хочет. Ваша жена взрослый человек.       — Да вы просто не понимаете. Единственный раз, когда я оставил ее одну…       — Бен! Перестаньте. Прошу вас, возьмите себя в руки. Вы в полном праве уйти прямо сейчас, но я должен заметить, что это не принесет никакой пользы ни для вас, ни для нее.       — Хорошо, хорошо. Вы и мертвого уговорите своим дружеским тоном. Вы всегда такой… такой добрый? И как вам только удается?       — Годы практики, сэр. Простите, может все-таки воды?       — Нет, все нормально. Я в порядке. Я хочу свалить отсюда прямо сейчас, но вы правы. Если уйду, то кто знает, может, я потеряю тот единственный шанс вернуть жену.       — Возьмите себя в руки, сэр. Признаться, я хотел сегодня познакомиться с вами поближе, но знакомство началось совсем не так, как я планировал. Скажите, Бен, вы готовы поговорить со мной?       — Готов… вроде бы.       — Отлично. Давайте разрядим обстановку. Не хотите рассказать мне, о дне, когда вы познакомились с Рей? Если вы не помните, ничего страшного, мало кто помнит.       — О, нет. Я хорошо помню. Простите, я не мастак говорить. Ну, первый раз я увидел ее из окна гостиной. Ее дом располагался через забор и первое что заметил, что она была никому не нужна. Ну… мне так показалось. Ее мать металась между фургоном с мебелью и домом, командовала грузчиками и совсем позабыла о дочери. А Рей все стояла и молча глядела на снующих мимо людей. Никто не обращал на нее внимания, даже ее мамаша. В этих своих белых испачканных штанишках она… показалась мне ангелом. Маленьким брошенным ангелом. А я пялился на нее из окна, пока они не закончили. Помню, моя мама спросила, чего там застыл, а я не нашел адекватного ответа и сбежал к себе в комнату. За ужином родители говорили о новых соседях, мол, надо сходить как-нибудь, познакомиться и все такое. Хотел попроситься с ними. Я… жуть как хотел еще разок посмотреть на нее. На следующее утро я встал так рано, что мама удивилась. Был выходной день, в школу идти не надо, а я уже торчу у окон. Я первый заметил, что ее мать, ну, наша соседка, ушла из дома рано утром. Причем ушла одна. Ее очень долго не было, и я начал беспокоиться. После обеда папа попросил меня подготовить задний двор. Ну… землю нужно было чуть утрамбовать, мы с отцом собирались перестраивать навес для мастерской. Я сразу уловил шевеление за забором. У них был такой хлипкий забор, впрочем, наш тоже не особо крепкий, куча щелей и шатающиеся стойки, которые у папы все руки не доходили починить. Рей подглядывала через щелочку, как я ковыряюсь. Я прямо всем телом чуял, как она меня рассматривает, и сам на нее искоса посматривал. Папа позвал меня перекусить, а я все ел и думал, что она-то весь день одна, голодная, мамаша-то ее так и не соизволила явиться. Я украл с кухни молоко и пакет с печеньками и понес во двор. Сунул ей через забор. Она была так удивлена, что я чуть и сам не упал от вида ее глаз. Такие огромные, недоверчивые. Я тогда сбежал, даже не удосужился узнать ее имени. Потом каждый день прибегал из школы и первым делом бежал на задний двор, своровав с кухни что-нибудь. Она всегда ждала меня. Мы и познакомились-то через несколько дней после подглядываний. Знаете, родители не запрещали есть, где мне удобно. Хочешь в своей комнате — иди. Только потом посуду моешь сам. Хочешь на свежем воздухе на заднем дворе — да пожалуйста, приберись за собой и не свинячь. Только потом папа прямо спросил у меня, кому я таскаю еду. Оказывается, они давно спалили меня, но мама убедила его спросить у меня самого, а не следить. Я и рассказал. В тот день я понял, что обожаю своих родителей. Они в один голос потребовали не издеваться над Рей, почти в приказном тоне сказали теперь вести ее за стол, чтобы ела как нормальный человек, а не сидя на земле. Я и признался Рей, что родители меня застукали за воровством еды. Сказал, что больше не буду носить ей тарелки. А когда она сказала, что и ела-то только потому, что я носил, понял, что вот она, та самая. Та, которую хочу видеть рядом с собой за столом. Тогда я и понял, что все, я влюблен. Да-да, я знаю, я был в том возрасте, когда о любви даже не задумываются. Родители мне тоже говорили, что еще рановато о таком рассуждать, но мне было все равно. С того дня, как я за руку притащил ее к себе домой и сказал родителям, что вот она, моя Рей, она приходила каждый день обедать с нами.       — Ваши родители не были против?       — Неа, наоборот, иногда мне казалось, что они любят ее больше, чем родного сына.       — Вы ревновали ее к своим родителям?       — Э-э-э, ну, иногда, очень редко. Но потом до меня дошло, что они видят в ней дочку, которой никогда не было, и перестал ревновать. Рей-то ведь не виновата, что мои родители не удосужились завести еще детей. Они еще сами мне постоянно твердили, что мне очень повезло, что я встретил мою малышку.       — Вы сказали, что влюбились. А она? Она отвечала вам взаимностью?       — О да! С самого начала был уверен. С самого первого дня так смотрела на меня, что у меня сердце чуть не выпрыгивало. Был безумно счастлив от мысли, что Рей смотрит только на меня. Не замечает других парней в школе или на улице, которые были намного накачаннее и симпатичнее меня. Я всегда стоял рядом с ней, смотрел в ее блестящие глаза и слушал только ее. Слушал и только и мог думать о том, как же мне повезло, что она только моя. Я потакал ей во всем, для меня это было в радость. Ей достаточно было просто указать, и я покупал или делал все, что она хотела. В какой-то момент просто перестала и указывать, намекая, что как бы я и сам должен уже знать. Вы не поверите, я научился угадывать все ее капризы, и мне это тоже было в радость. Она ведь соглашалась со всем, что я ей предлагал, и я был вне себя от счастья, что угождаю ей.       — Как насчет матери Рей? Она не была против?       — Я вас умоляю. Ее мамаша наверняка просто забывала о том, что у нее вообще дочь. Она вечно где-то шаталась, я даже не знаю, где ее могло носить. Даже я удивлялся, как у нее мозгов вообще хватило дом приобрести и на какие шиши. Но она всегда приходила домой. Ночевала и снова исчезала на целый день. Моя мама говорила, что, может, она работает очень много, но я-то видел, что денег как таковых у них нет. Рей ходила в каких-то обносках, даже рюкзак и учебники в школу купил мой папа. Мать Рей была… вроде как наркоманкой. Насчет проституции не уверен, но выглядела она плоховато даже на мой детский взгляд. Конечно, к старшей школе мамаша вроде чуть образумилась, проводила с дочерью больше времени, даже пыталась ее воспитывать.       — Я вот заметил, Бен, вы очень заботитесь о жене. Даже сейчас, когда вы находитесь в столь непримиримых разногласиях. Можете рассказать, когда у вас это началось? Я о чувстве заботы.       — С самого начала, как вы видите. Так получилось, что в первый день в школе это я привел Рей на первый урок, а не ее мать. Это мой отец привез нас, это я держал ее за руку и вел в школу. Не мамаша ее, я. Это я проторчал все ее уроки в коридоре. Получал нагоняи ото всех, но это я встречал ее после каждого урока. Понимаете, она… была такой… хрупкой, доверчивой. Мне все казалось, что она слишком стеснительная. Я сам прошел через это и помнил, какими могут быть злыми другие дети. Все боялся, что ее могут обидеть, а она и в ответ ничего сказать не сможет. Она ведь такая маленькая, что хочется укрыть ее одеялом. Мне… уже тогда хотелось всегда ее защищать и оберегать. Ну, вы ведь видели мою жену. Ее же ветром унести может.       — Вы всегда были рядом? Ведь у вас небольшая разница в возрасте, значит, вы учились в разных классах.       — Нам повезло со школой. Младшая и средняя находились в одном корпусе, а старшая в другом. Городок у нас был не очень большой, и все ученики помещались в одном здании. Ну, я по возможности всегда таскался рядом. Нет, я уверен, Рей не была против. Она даже из кабинетов выходила лишь тогда, когда я заглядывал внутрь. Она сама цеплялась за мою руку, и мы шли на следующий ее урок.       — Вам приходилось драться в школе? Имею в виду, за нее или из-за нее.       — В младшей школе — постоянно. Дети бывают злыми. Очень злыми. По-честному, я не отличался телосложением, но и совсем хлюпиком не был. Она никогда не жаловалась, но я же все видел. Так-то молчала, когда ей вслед кричали, что без телохранителя она никуда не ходит и, небось, с ложечки ест, и подобную чушь. Но я запоминал. К моменту, когда она из младшей школы перешла в среднюю, ей уже никто не осмеливался кричать подобное.       — Бен, если честно, я не очень одобряю ваше поведение, но кое где немного согласен с вами, но ведь вы должны были понимать, что таким образом ограждали ее не только от врагов, но и отпугивали потенциальных друзей.       — Я никогда не запрещал ей общаться с другими. Я… у меня и в мыслях не было подобного. Просто… Рей сама сворачивала разговор, если видела, что я пришел и стою рядом.       — Она не скрывала своих чувств при посторонних? Все-таки школа, а вы сами сказали, что дети, особенно в подростковом возрасте — очень злые.       — Она никогда не стеснялась обнимать меня при всех. К старшей школе все знали, что мы вместе. Даже учителя.       — Вы поступили в колледж сразу после школы? Как вам удавалось присматривать за ней? Ведь Рей, по моим подсчетам, должна была учиться еще три года.       — Ну, было немного напряжно мотаться в школу, потом тут же срываться на учебу, после снова нестись в школу, чтобы встретить ее и отвезти домой. Да и учился я из рук вон плохо. Бывали дни, когда я сильно задерживался, но моя девочка всегда ждала меня в школьном дворе на скамейке. Я, если честно, первое время переживал, что ее могут обидеть, пока меня нет, все-таки старшая школа. Но потом поуспокоился. Рей сама тогда хихикала, что к ней даже учителя лишний раз боятся подойти.       — Понимаю, Бен. Вы очень крепкий человек, если выдержали подобный темп жизни в тот период. Не хотите рассказать, что случилось после? Что именно заставило вас экстренно завербоваться в армию?       — Ну… это не самый приятный период.       — Если хотите, можете не…       — Все в порядке. Все нормально. Просто я думал, что Рей должна была рассказать вам это.       — Простите, но вся информация, полученная мною от вашей жены, строго конфиденциальна. Простыми словами — я не могу вам сказать, что она мне рассказала, а что нет.       — О, даже так. Ну… ладно.       — Готовы поделиться со мной тем неприятным куском жизни?       — Наверно, да. Готов. Э-э-э-э, началось все с платья. Вернее, с выпускного. То есть платья для выпускного. Рей выпускалась из старшей школы, и ей нужно было платье. Мы заранее шлялись по всем этим магазинам, все искали то, что подошло бы ей. Мы два или три дня таскались, пока она не увидела в витрине на манекене этот аляпистый кусок ткани. Мне оно не очень понравилось, но она так долго на него смотрела, что я понял, что просто обязан купить ей его. Ну, понимаете, чтобы она на своем выпускном была самой красивой. На свой выпускной я ведь так и не пошел, потому что Рей была слишком мала, а один я идти не собирался. Я подумал, что ее выпускной должен быть лучшим. Это платье стоило почти тысячу баксов и Рей только фыркнула, узнав цену. Мы ушли из того бутика, даже без примерки, у нее не было своих денег, да и ее мамаша не смогла бы позволить такую сумму. Времени было в обрез, эту чертову тряпку могли купить в любой момент, и моя малышка очень сильно бы расстроилась. Я занял у отца денег, и мы пошли его купили. Платье село просто идеально, она была так счастлива, что я чуть не разревелся при ней. Буквально через пару дней отец предложил мне отработать долг у дяди в гараже, перебрать машину там, довести по мелочам до ума, но Рей же хотела пойти на вечеринку к одноклассникам, я отказался и попросил ее посидеть дома. Я думал, что быстренько закончу работу, и мы успеем появиться на той вечеринке. После я очень сильно жалел, что не смог внятно донести до нее свое предложение. Рей обиделась и убежала раньше, чем я смог договорить. В тот вечер я почти закончил работу и уже собирался идти мыться, когда ко мне прибежал папа с телефоном. Одноклассница моей девочки… накричала на меня, что я, ублюдок этакий, отпустил ее одну. Я толком ничего не понял, но знал, где проходит вечеринка. Я сорвался туда сразу. Приехал… а там… она. Избитая, вся в крови, на лице синяки. Я думал, умру на месте. Почти не помню, как привез ее домой. Помню, что едва вел машину, все время оглядывался на заднее сиденье, где она лежала комочком и тихо плакала. И почему-то вез не в ближайшую больницу, а к родителям. Помню, что по дороге умудрился позвонить папе, и они с мамой прибежали сразу, как только я припарковался у дома. Но я хорошо помню, что уложил ее на свою детскую кровать и уехал. Отлично помню, как вернулся в тот проклятый дом. Я даже спрашивать ничего не стал, мне наперебой все подряд начали рассказывать. И что этих трех ребят видели тут впервые, никто и не знает, кто их позвал. Сразу выдали, что эта троица позвала мою Рей поболтать наверх, и как это заметили ее одноклассницы. Рассказали, что опоздали буквально на пару минут. Эти уроды успели избить ее и уже повалили на кровать. Все эти детишки на вечеринке ни секунды не сомневались и рассказали, на какой машине те укатили, едва их оторвали от моей девочки. Я полночи колесил по округе, выспрашивал у прохожих. Я ведь нашел их. Понимаете? Намеренно нашел. И избил так, что они не могли и пошевелиться. Они были пьяны настолько, что почти не сопротивлялись.       — Вы знаете, что с ними потом было, Бен? Вы не интересовались?       — Конечно, интересовался. Уже сидя в армии, я спрашивал у отца по телефону. Папа сначала отнекивался, потом рассказал, что один умер в больнице, второй инвалидом до конца жизни остался, а третий просто укатил куда-то.       — Что было потом, Бен? После того, как вы избили тех парней. Как вышло, что вы оказались в армии?       — Понимаете, я очнулся на коленях у трех неподвижных тел… и испугался. Нет, не подумайте, я испугался не того, что натворил с ними, а того, как я это сделал. На тот момент боялся не того, что мне придется ответить за содеянное, а того, что я оказался монстром, понимаете? Я испугался не того, что сломал себе жизнь, и мне придется половину этой жизни отсидеть, а того, что я оказался чудовищем, ведь все это время я мог сорваться и навредить ей, понимаете? Мне стало так стыдно и страшно, что Рей узнает обо всем и больше никогда не посмотрит на меня, понимаете? Ведь я должен был остаться с ней, утешать ее, а не бросаться сломя голову искать этих уродов и наказывать. В итоге, я сам умудрился позвонить в полицию. В участке я не отнекивался, нет. Я честно рассказал дежурному копу, сознался во всем. Но сами понимаете, городок маленький, слухи разлетались мгновенно. Все, чего я боялся, это осуждения моей девочки. Копы сами связались с отцом. Я уж думал, что все, меня запрут надолго, но отец только дал мне затрещину… и увез в ближайший вербовочный пункт. По дороге он сказал, что обо всем договорился, что он и дядя замнут всю историю, что мне нужно будет пересидеть как можно дальше, пока люди не забудут. И я был с ним согласен. Отец вез меня и все говорил, что он договорится с матерью Рей и она поживет в моей комнате. Обещал, что будет заботиться о ней, пока я буду служить. А я и мог, что только молиться всем богам, лишь бы… она не отказалась от меня.       — Вам повезло, Бен, вы избежали наказания за свою жестокость. Что было в армии? Вам понравилось служить?       — Это были странные времена. Меня засунули в такую глушь, что и связь-то едва ловила. Нам разрешали звонить по стационарному телефону раз в месяц, но я первый год разговаривал только с родителями. Я… боялся говорить с ней. Нас все время гоняли в три шеи, времени не то, что спать, даже думать возможности не было. И понимаете… я был там свободным. Не нужно было скрывать, что мне безразличны все люди вокруг, первые месяцы ко мне относились так же. Мне было плевать, что с меня сходит семь потов, и я через шаг едва ли не падаю от усталости. Мне нравилось то, что после нескольких недель на меня пытались насесть сослуживцы, а я просто взял и отметелил их, правда и сам хорошенько получил. Мне нравилось, что я могу беспроблемно врезать кому-нибудь и меня за это не то, что похвалят, но и дадут на спарринг кого посильнее. Именно в армии я понял, что внутри меня сидит зверь и я могу его выпустить. Но потом… я очнулся. Я вспомнил, что дома меня ждет моя девочка. А зверь-то вот он, уже снаружи, вылез и залезать обратно и не собирается. После я решился на разговор с Рей, хотя кучу времени старался не показываться ей на глаза. Она плакала на камеру ноутбука, а я сидел камнем, потому что боялся спугнуть. Снова боялся, понимаете, думал, она испугается меня. Все эти изнуряющие постоянные тренировки сделали из меня медведя, и я все думал, что она, увидев, во что я превратился, станет бояться меня.       — Она испугалась? Или вы это сами себе придумали?       — В смысле придумал? Я же все видел, не слепой ведь.       — Видели своими глазами? Уверены? И когда вы увидели этот страх в первый раз?       — Я едва дождался, когда ей стукнет восемнадцать и решил больше не продлевать срок службы. Каждую ночь она мне снилась, и я со страхом ждал дня, когда снова ее увижу. А потом увидел ее в аэропорту вместе с родителями и сам внутренне сжался в комок. Она была такой радостной. Такая маленькая, как статуэтка, хрупенькая, сама нежность. Худющая такая, что я готов был броситься на отца с кулаками, что он не кормил ее как положено. Рей бросилась мне на шею, а я заледенел, понимая, что если сейчас обниму ее, как мне того хочется, то просто сломаю ей что-нибудь. Изо всех сил сдерживался, чтобы не схватить в охапку, как можно осторожнее обнял… а она вдруг задрожала, скуксилась. Испугалась все-таки. Я же видел, как она храбрилась, старалась в глаза мне смотреть, я ехал в машине с ней, и все думал, как бы сдержаться и не напугать еще больше. Потому что хотел не легонько ладошку ее держать… а как следует обнять, вдавить в себя, чтоб прямо ребрышки треснули. Кхм, простите. Я ведь так долго ее не видел, в смысле вживую, вот такую настоящую. Мы домой приехали, а Рей просто сбежала и спряталась под одеялом. Весь вечер только и думал, что должен подняться к ней, но каждый раз осаживал себя. Мне… я должен был дать ей время привыкнуть к такому себе. Полночи ворочался, слышал, как она бродит по комнате, но сумел сдержаться, не стал пугать ее еще больше.       — Вы не поднялись к ней, потому что боялись напугать ее собой?       — Ну да! Уезжал-то я хлюпиком, а вернулся поперек себя шире и сто кило. Но я все-таки напугал ее.       — Поясните?       — Утром она собрала вещи. Молча перекидала их через забор, а я стоял и тупил, глядя на нее. Я-то всю ночь как дурачок придумывал нашу дальнейшую жизнь, планировал, раздумывал что куда. Не спал всю ночь, потому и сразу шорохи услышал. Вышел из дома, а она там заплаканными глазами на меня сверкнула и ушла.       — И что вы сделали?       — Сначала, думал, умру на месте, ни слова вслед выдавить из себя не смог. Думал, что все, конец всему пришел. Помню, хотел за веревкой идти. Думал, что все. Только мама в дом не пустила даже, они с папой тоже из окна наблюдали. Отец в челюсть прописал, едва рефлексы удержал, чтобы в ответ не врезать. А мама просто вытолкала за ворота с криками, что вырастила тупицу и полного идиота. Ну… я и пошел к ней. Потом снова думал, что умру, только от счастья, когда она позволила за коленки себя обнять. Упросил ее таки не бросать меня.       И Перси лишь мысленно вздохнул, совсем уж крайне непрофессионально обзывая клиентов двумя дебилами. В его понимании эта семейная пара была абсолютными чемпионами по идиотизму. С самого начала эти двое умудрились знатно портить друг другу жизни, банально не умея говорить вслух. Перси уже давно догадывался, что мешало его клиентам, но вот такое глупое неумение договариваться поразило его до самой глубины души.       — После армии Рей долго привыкала к вам?       — Да, очень долго. Понимаете, я… Я старался даже говорить поменьше при ней, она и так каждый раз дергалась, когда рот открывал. Ну… армия наложила отпечаток, и я сам еще долго привыкал к гражданской жизни. Потом я не выдержал, пошел за кольцом. Залез посреди ночи к ней в окно и на колени встал. Она сразу в слезы. Моя малышка ни минуты не думала. Я в ту ночь… ну… первыми друг у друга стали. Я так долго придумывал, какой будет наша первая ночь, хотел, чтобы было все красиво, а получилось вот так спонтанно. Только вот в ту же ночь я и понял, насколько будет мне тяжело. Рей в моих руках была такой крохотной, такой маленькой. А я целовал ее и все думал, что мне придется до конца своей жизни сдерживаться. Ну, понимаете? Чтобы не навредить ей. Я… был нежным, аккуратным, боялся напугать ее, боялся, что она оттолкнет меня, если я не буду осторожным. Но тогда же и понял, что готов сдерживаться, лишь бы она была рядом.       — А как бы вы хотели? Имею в виду, в постели.       — Ну… быть пожестче. Мне всегда хочется обнять ее покрепче, прикусить за шею там. Да что скрывать, мне всегда хотелось намотать ее гребаные волосы на кулак и взять так, чтобы она кричала подо мной, а не тихо поскуливала. Порой мне даже казалось, что Рей… ну… понимаете… фригидная что-ли. Я хотел, чтобы она бесновалась на мне, кусалась там или еще что, а не лежала тоненькой веточкой. Всегда тихая такая, терпеливая. А я хочу, чтоб мне всю спину она расцарапала, пока я ее…. Кхм, простите.       — Я рад, что вы так откровенны, Бен. Слушайте, а вы не могли бы рассказать, что еще вас не устраивает в вашей жене? Я имею в виду физическое состояние. Может, она слишком худая для вас? Или, предположим, вы хотели бы видеть ее грудь, скажем покрупнее?       — О, нет, нет, нет, мне нравится абсолютно всем. Физически все устраивает. Ее тело для меня идеально.       — Но не устраивает в моральном аспекте?       — Понимаете, она… слишком правильная. В смысле, была. Чопорная. Всегда одета с иголочки, волосы идеально уложены. Даже дома она была такая. Ну и в постели… Всегда тихая. А я хочу, чтобы она с утра была всклокоченная, чтобы поднималась с постели и ковыляла до туалета с полузакрытыми глазами, и зевала как маленький бегемотик. А не вот эта вот пустота утром в кровати, когда я только проснулся, а она уже вовсю по кухне скачет, вся такая преувеличенно идеальная, как с картинки.       — Вы не оговорились, Бен? Была?       — Сейчас Рей совсем другая, понимаете? Ну, после всего этого она… не знаю, смогу ли сформулировать правильно. Она какая-то стала переполненной злобой что-ли. Теперь Рей ничего не держит в себе. Не нравится, что телевизор слишком громко, дак подойдет и просто выдернет шнур из розетки. Но почти всегда все делает мне наперекор молча. Ей проще грохнуть об стол вещью, или дверью хлопнуть, чем просто сказать.       — Скажите, вы часто думаете о своей семье? Простите, я неправильно выразился, как вы считаете, до сегодняшнего дня вы часто обдумывали нынешнюю ситуацию в вашей семье? Просто вы так быстро отвечаете на каждый вопрос, Бен.       — Постоянно думаю, сэр. Я… так устал, башка просто пухнет, из рук все валится. Иногда мысли такие страшные лезут, что… Боже…       — Какие же, Бен? Поймите, какой бы ужасной ни казалась жизнь…       — Ну-ну, вам-то виднее… Нет, до суицида я еще не дошел, хотя тоже и такое думал. Я…       — Понимаю, вам сейчас тяжело. Еще не думали, как и когда начались ссоры, недопонимания? Если не готовы ответить, пожалуйста, не нужно…       — Да я думал. Не особо много, но да, думал. Пока не хочу снова поднимать это все дерьмо.       — Хорошо, Бен, как скажете. Как насчет причин? Смогли хотя бы для себя сформулировать основные причины разногласий в вашей семье. В чем, по-вашему, самая главная неприятность?       — Да ладно, бросьте, только не говорите, что Рей уже не выложила вам все.       — Могу лишь снова повторить, что вся информация, полученная мною от вашей жены, строго конфиденциальна.       — Точно, ага. Ну да ладно, все равно уже знаете ведь. Я… совершил ужасную ошибку. Я… изменил ей. В нашем же доме.       — Вы чувствуете вину? Никакого осуждения, Бен. Просто констатация факта. Достаточно сказать да, нет или даже послать меня к черту, сказав что это ни разу не мое дело.       — Я… чувствую себя последним мудаком. Вина гложет меня постоянно, мне кажется, что я даже воздухом дышать теперь не имею права.       — Вы чувствуете вину перед вашей женой? Или, может, ощущаете себя виноватым перед собой. Я имею в виду, сожалеете ли вы о своем поступке только потому, что она об этом узнала? Ну вот навскидку, Бен, исходя из своего жизненного опыта, как бы вы описали свою вину?       — Боже, как вы хитро завернули-то. Хотите знать, чувствую ли я себя конченой тварью только потому, что облажался перед женой, не догадавшись скрыть измену? Нет, док… Моя вина только перед Рей, я и не стараюсь как-то обелить или оправдать себя. В этом дерьме виноват только я. И вот эта вина… Она выедает меня. Так выжирает, что я готов на все, лишь бы моя малышка простила меня. Я понимаю, что совершил ужасный, непоправимый проступок по отношению к ней… и теперь из-за меня пострадала моя жена и сын.       — Я не очень хорошо понимаю вас, Бен. Вы весьма и весьма заинтересованы в Рей, я бы сказал, до сих пор влюблены в собственную жену, но в итоге решились на это. Значит, было что-то еще, помимо вашего добровольного решения привести в дом чужую женщину? Бен? Были ли другие причины для измены? Вас шантажировали? Случилось что-то и вас вынудили? Проигранный спор, из-за которого вы сумели себя пересилить и пошли на измену? Или же вы вполне осознанно решились?       — Это… слишком сложно…       — Вы пробовали заявить в полицию? Бен, ведь…       — Нет, нет, док. Никакого шантажа и прочего дерьма. Просто… так вышло.       — Не хотите рассказать, сэр?       — Понимаете, в тот день… Одним словом, я засиделся за работой, мы с одним парнем обсуждали списки закупок всяких деталей, ну, для мастерских и магазина. Потом позвонила Рей, сказала, что собирается с Ханом в гости на именины. А я вдруг так разозлился, что… я взбесился от одной только мысли, что ее интересуют подружки больше, чем я, что ей гораздо больше нравится шляться по всем этим праздникам, пусть и детским, но все же, чем провести тихий вечер дома, втроем. Я, Хан и она, понимаете? В любом случае, было довольно поздно, а мы еще не обсудили и половины. Я говорил по телефону при этом парне и тот вдруг предложил просто сгонять в какой-нибудь бар. Мол, просто посидеть и расслабиться. Я и подумал, если моя жена укатила развлекаться, то почему бы и нет, Рей никогда не осуждала меня, если я приходил домой с перегаром. Я-то ей всегда говорил, куда собираюсь, чтобы не переживала. И в тот раз тоже хотел предупредить, но почему-то поддался на уговоры того парня. Он все говорил, что чуть расслабимся, а потом я на такси поеду за женой и сыном. И, понимаете, бар был вполне приличным, никто не тряс задом на барных стойках, никто не дрался или выяснял отношения. Просто обычный бар, куда люди приходят поиграть в бильярд и потусоваться. Мне быстро стало скучно, я сам не особо люблю вот этот шум, и…       — Что же произошло дальше, Бен?       — В какой-то момент этот парниша подмигнул мне и… предложил таблеточку. Маленькую, совсем малюсенькую. Говорил все, что всего лишь поможет расслабиться нормально, а то я слишком напряжен, никакой зависимости, ничего страшного в этом нет, мол, вот он же не похож на наркошу какого и все такое. А я сидел и думал. Все раздумывал, стоит или нет. Никогда не имел дела с наркотой. И понимаете… в какой-то миг решил, что реально ничего ведь такого, с этим парнем я не первый год работал и никогда он меня не подводил, был бы наркоманом, это стало бы ясно сразу.       — Вы взяли эту таблетку?       — Да. Взял.       — Вы помните, что было дальше?       — Потом… я был изумлен, что голова такая ясная, все проблемы куда-то вниз ушли, очень далеко провалились. Мне вообще ничего не мешало, понимаете? Словно упали все камни. Будто я освободился ото всех цепей. Таким же свободным я чувствовал себя лишь в армии, выбивая дурь из очередного курсанта. Все ждал, когда там уже в глазах поплывет, думал, наркота снесет башку. Просто как будто выпил хорошего энергетика после отличного сна. Все стало ярче, шум уже побоку, даже болтать с этим парнем сразу нашлось о чем. Словно таблетка эта сломала некие печати. А потом к нашему столику подошла девушка. Такая… яркая что-ли. Все время хихикала и шутила смешно. И что самое страшное, док, почему я готов сам себя сжечь на ближайшем костре — я… я ведь спустил себя со всех тормозов. Девушка эта отошла к бару за выпивкой, а я… втихаря снял кольцо и потом, когда она вернулась, все время прятал руку под столом, чтобы следов от кольца не видно было. И все это я осознал гораздо позже, что мне понравилась эта незнакомка настолько, что я снял кольцо, лишь бы она не ушла, заметив хотя бы след на пальце, хотя даже имени ее не запомнил.       — И вы уехали домой вместе?       — Да. То есть, из бара вышли втроем, я назвал таксисту свой адрес, эта девушка липла к нам обоим. Боже… я… помню, что уже планировал, кто ее первый оприходует и все такое, тоже трогал ее везде и глядел, как жадно и влажно они целуются, и сильно злился, что эта девушка меня-то так ни разу и не поцеловала. Но вдруг вышло, что в дом зашли только я и она, а тот то ли укатил дальше, то ли просто забыл из такси выйти. Помню, что по дороге в кабинет она все восторгалась, какой классный дом и прочая чепуха, а я толком уже нихрена не соображал. Помню, что тянул ее чуть ли не за шкирку, просто намотал ее волосы на кулак и тащил в кабинет. Я… постоянно поднимаю эти воспоминания, и до сих пор никак не могу понять, о чем я вообще в тот момент думал.       — Ваша жена знает об измене? Или она лишь догадывается об этом и потому возникли конфликты в семье?       — Ну… Рей застала меня с членом во рту этой девушки, та только спустила платье и уселась на колени, застукала буквально через пару минут как… Что самое ужасное, я очухался только под утро. Помню лишь, что Рей с криками убежала, а я остался тупо сидеть в кресле с вываленным хозяйством и просто глядел в потолок.       — А та незнакомая девушка? Она осталась или…       — Мне было плевать, понимаете, ушла та сразу или как. Я как будто отключился напрочь.       — Бен, вы ведь понимаете, что при таких обстоятельствах в случае развода любой адвокат обдерет вас до нитки. Вас это не страшит?       — Деньги, док? Какие нахрен деньги! Я облажался, я всю жизнь оберегал свою девочку от дерьма, а сам вот так поступил!       — Не нужно нервничать, Бен.       — Я ее подвел, слышите? Подвел! Плевать на деньги! Я сейчас готов на все, лишь бы она меня простила, а вы про эти сраные деньги!       — Бен. Пожа…       — На все готов, док!       — Бен! Криками делу не помочь, возьмите себя в руки, — с нажимом и чуть повышая голос, попытался достучаться до клиента Перси. — Пожалуйста, Бен.       Клиент остыл так же резко, как и взвинтился за минуту до этого. Просто замер каменным сгорбленным изваянием, уставившись в пол.       — Бен? Не хотите ли воды?       — Нет, ничего не хочу, — глухо, наконец, отозвался тот, до заметного напряжения стиснув челюсти, сжимая и разжимая кулаки.       — Как вы себя чувствуете? Готовы продолжить? Или хотите на сегодня закончить? Осмелюсь заметить, что…       — Продолжим, док. Я хоть выговорюсь, может, мысли по полочкам разложить сумею.       — Спасибо за доверие, сэр. Вдохните и выдохните поглубже, Бен, это поможет вам чуть расправить грудную клетку и легкие. Ну, как? Получше?       — Да, немного. Спасибо, ага.       — Итак, Бен, я вижу, вы совсем не меркантильный человек, но с первого нашего общего сеанса ваша жена ясно дала понять, что она теперь очень сильно ограничена финансово. Как я понял, ей до этого никогда не приходилось работать. Как же так вышло?       — Она ни копейки теперь не берет. Я смотрел выписки с нашего счета, ни копейки больше не сняла, после того дня. Раньше хоть на Хана тратила, школу там оплачивала и одежду покупала, а теперь сама все тянет. Демонстративно теперь сама. Она теперь все сама.       — Как вы считаете, ей сейчас тяжело? Сколько времени прошло со дня измены?       — Двенадцать месяцев и 12 дней.       — Вы считаете дни, сэр? Хм, сможете объяснить, зачем?       — Каждый день без нее как лезвием по сердцу. Мне… страшно, что я не смогу… Она больше не смотрит мне в глаза. Мы не разговариваем, так, иногда, раз в неделю она позволяет спросить у нее, где Хан, и что он хотел бы поесть. Просто кивком укажет на сад или молча уйдет, или рявкнет что-нибудь злое.       — То есть поговорить у вас так и не вышло. Можете рассказать, почему? В чем именно дело, Рей отказывается говорить или вы сами не в силах? За целый год обида могла притупиться, и можно было хотя бы через сына попытаться договориться о встрече на нейтральной территории.       — Не знаю, я не знаю. Первые месяцы она просто игнорировала меня. Нет-нет, я не виню ее в этом, она в своем праве. Потом показалось, что Рей чуть оттаяла, я было подумал, что смогу вымолить прощение или хотя бы там, не знаю… Разговоров все равно не выходило.       — Как часто вы видитесь с сыном? Имею в виду, насколько сильно ваша жена ограничивает вас во взаимодействии с Ханом?       — В смысле? Я каждый день его вижу. А, понял. Не-не, я не ограничен в этом. Мы все еще живем в одном доме.       — То есть я правильно понимаю, ваша жена осталась с вами под одной крышей? У нее нет денег съехать от вас? Как я понял из ваших слов, у нее все еще есть доступ к семейным счетам. Или вы закрыли их от нее?       — Да не закрывал я ничего!       — Бен, пожалуйста.       — Простите, простите. Я пытаюсь держать себя в руках, но мне все время… кажется, что вы специально издеваетесь надо мной.       — Ничего подобного, Бен, позволю себе напомнить…       — Да-да, никакого двойного дна и умысла и все такое. Просто все эти вопросы, прямо выворачиваете наизнанку.       — Спасибо за понимание, сэр. Все же, как вы считаете, почему Рей все еще живет с вами?       — Не знаю. Я думал, сразу соберет вещи и заберет Хана, но, к счастью, она все еще дома. Иногда мне кажется, что лучше бы уж ушла, я бы хоть так чуть приглушил стыд, но потом все равно сам себя пинаю, что нет, не лучше. Да и мало ли, что случится, а меня рядом не будет.       — Ваша гиперопека могла бы умилять, но вы ведь должны понимать, что столь настойчивое внимание в какой-то момент перейдет грань и станет манией преследования. Скажите, сэр, вы очень ревнивы?       — Как ни странно, до того, как я… сглупил и подверг Рей такому ужасу, вообще не ревновал ее. Как бы так сказать, я даже и не задумывался о ревности как таковой. А вот сейчас при одной только мысли, что она там с кем-то может шашни крутить, прямо руки чешутся.       — Вам не кажется, что вы перешли на уровень двойных стандартов, Бен? Все же это вы ей изменили, а не она вам. Или были какие-то предпосылки к подозрениям, что Рей вам неверна? Странные траты, скажем, необъяснимые задержки с непонятными оправданиями.       — Неа, ничего такого. Она сама всегда звонила, говорила, где она и что. Да она из дома без Хана никогда не выходила, няни-то у нас не было.       — То есть вы были уверены, что ваша жена вам верна?       — Ну, да.       — Я крайне рад, что вы так считаете. А вот сейчас, когда появившаяся ревность нервирует вас, как считаете, Рей способна на этакую месть? Назло вам флиртовать с посторонними у вас на глазах или, может, позволить себе гораздо большее?       — Я уже не знаю, док. Рей сильно изменилась, да-да, в этом только я виноват, она стала грубой, вдруг начала курить, но… Черт, я не знаю, но мне кажется, что… Нет, думаю нет, Рей слишком хорошая. Да, я думаю, она будет выше этого.       — Значит, прошел целый год, но вы так и не поговорили?       — Мы, если и начинаем говорить, то больше скандалим пару минут, а потом либо я, либо она просто уходим куда подальше. Вот недавно она вдруг первая спросила, куда я собрался, а я вместо нормального ответа сразу вспылил и сам рявкнул, мол, с каких это пор ее интересует, куда я пошел. А она в ответ только прошипела, что должна же она знать, куда вообще может пойти, чтобы не встретить меня.       — Но при этом, вы же как-то сумели договориться и прийти ко мне.       — Мне самому и в голову не приходило, что она согласится. Я… долго думал, на самом-то деле, а потом просто пришел домой, прямо с порога сказал, что мне все это надоело и мы идем к вам. Сразу сказал, что сам все оплачу. А она… понимаете, она так долго-долго смотрела сквозь меня, что я… Ну помните, я уже говорил, Рей больше не смотрит мне в глаза, теперь смотрит сквозь меня. Одним словом, она так долго смотрела, смотрела, а потом вдруг совершенно спокойно ляпнула, что ладно, сходим.       — Что вы почувствовали после ее согласия посетить семейного врача, Бен?       — Ну… я был рад. Знаете, да, точно, я обрадовался. Даже подумал, что может быть, это поможет ей. И мне… тоже поможет. Нам обоим.       — Поможет простить вас?       — Ну да.       — А вы поблагодарили ее за эту уступку, Бен?       — Э-э-э, в смысле?       — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но в моем понимании вы просто пришли к жене и поставили ее перед фактом. Простите, неправильно выразился, в весьма конкретной идее предложили Рей посетить меня, одновременно в очень сильно завуалированной форме позволив ей самой решить, хочет она этого или нет. Скажем так, этакая сделка.       — Ну, выходит так. Сделка. Наверно.       — И когда Рей приняла условия этой сделки, согласившись на терапию, вы так и не предложили ей ничего взамен?       — А что я должен был сделать? Денег предложить что ли?       — Не горячитесь, сэр. Я лишь пытаюсь со всех сторон обсудить такую вещь, как компромисс. В вашем случае, я не имею в виду материальность, понимаете? Попробую чуть иначе. Смотрите, Бен, как выходит, если отбросить прочь любой намек на деньги: вы оба приходите на сеансы, а это ведь время, вы оба тратите кучу нервов в попытке распутать ваши взаимоотношения. Я могу еще с час перечислять список того, что получаете и тратите вы оба, но не вижу смысла, ведь вся сделка была в корне неверно выстроена и преподнесена. Вы ведь понимаете подоплеку? Вы видите лишь итоги этой сделки. Так сказать, итоги вы получаете одинаковые.       — Ну и что я должен был ей дать взамен на согласие на эту, мать ее, сделку? Если вы не про деньги, тогда я не очень понимаю.       — Благодарность, Бен. Словами, Бен. Вслух. Понимаете? Вы были ей благодарны за ее согласие? Она пошла на очень большие уступки, решив посетить меня вместе с вами.       — Да, был. Очень сильно благодарен был.       — Но, как я понимаю, вы не поблагодарили ее вслух, ведь так?       — Ннннет.       — Скажите пожалуйста, вы просто не захотели благодарить ее вслух или же даже не посчитали нужным сделать этого словами?       — Я… я бы… нет, даже не догадался. Да я бы и не успел, Рей почти сразу подхватила Хана на руки и ушла наверх.       — Как сказал бы мой внук, Бен, это несерьезная отмазка. Но, признаться, я очень рад, что вы хорошо понимаете, насколько невыгодна была Рей подобная сделка. Это ведь ВАМ нужно ее прощение, а вы даже не поблагодарили ее за это.       — Я всегда был ей за все благодарен. Как мне казалось, своими действиями я достаточно хорошо показывал это. Я изо всех сил, черт побери, старался, из кожи вон лез, чтобы у нее и Хана все было. Угождал ей, как мог, угадывал каждый каприз!       И Перси снова крайне некрасиво, весьма непрофессионально нечаянно подумал одно слово, которое, как ему показалось, очень точно характеризовало клиента, до которого он уже чуть подустал доносить огромную важность таких вещей, как слова вслух, и не выдержав, написал этот эпитет в блокнот, куда давно не вносил никаких пометок.       Долбоеб.       — И все же, как я понял, вслух вы у жены никогда не спрашивали, чего она хочет и что ей действительно нужно?       — Нет, зачем? Я же говорил, я давно привык, что Рей молчит, значит, ее все устраивает. А… разве… Разве это не так? Вы так на меня смотрите, словно… это… не так.       Два сапога и оба левые.       — Поверьте, Бен. Не так. Это работает не так, поверьте моему опыту. Бен, вы не хотите обсудить еще кое-что? Как на все это реагирует ваш сын? Ведь Хан такой же полноценный член семьи, как вы и Рей. Извините, если не ошибаюсь, ему восемь лет, я прав? В его возрасте каждое изменение в жизни гораздо многозначительнее, чем кажется взрослым. Понимаете, о чем я?       — Понимаю. Да, Ханни первое время задавал вопросы, но… черт. Я только сейчас понял, вроде… в смысле, вроде понимаю, почему он стал отдаляться от меня.       — И почему же, Бен?       — Мне кажется, Рей… Рей просто все-все рассказала ему, и он теперь меня просто ненавидит.       — То есть вы считаете, что Ваша жена настроила сына против вас?       — Мне кажется, да. И поверьте, я ни в чем ее не обвиню, это ведь я накосячил.       — То есть вы даже во внимание не берете возможность того, что ваш сын может обвинять себя в семейном разладе. Ведь это только ваши догадки, сэр.       — Но, причем тут Хан, это чушь какая-то. Это ведь только моя вина, ни в коем случае не Хана, о чем вы?       — И мы снова возвращаемся к одной из лично ваших проблем. Я так понимаю, ответов сыну вы не давали из-за чувства вины.       — Рей…       — Извините, я перебью вас. А что, если и ваша жена не давала никаких ответов? Примера ради, какие вопросы лично вам задавал Хан и что именно вы отвечали?       — Я… Я… Черт, я не понимаю…       — Простите, если запутал вас, это не намеренно. Давайте вернемся к вопросам от сына. Что вы на них отвечали.       — Хан… спрашивал, почему мама всегда грустная, спрашивал, почему я всегда теперь кричу на нее.       — Что вы отвечали, Бен?       — Ну, говорил, что мама просто очень сильно устает, потому она и уходит спать отдельно, я все говорил, мол, одеяло на себя перетягиваю, а мама поэтому злится, а что я громко ору… пытался оправдаться, что горло так прочищаю.       — Вы намеренно ограничили сына в ответах, Бен? Вы могли бы просто сказать сыну, что вы обидели маму, обидели очень сильно, и теперь не знаете, как загладить вину.       — Он еще слишком мал, чтобы понять такое! Травмировать Хана своими ошибками? Да что я за отец буду?!       — Незачем вываливать на Хана голую правду, тут вы немного правы, но завуалированно, например, как это сформулировал я, можно было бы…       — Хватит! Хватит!       Перси мог лишь вынужденно ждать, когда там клиент прекратит стискивать в кулаках растрепанные волосы и успокоится.       — Вы готовы продолжить, Бен? Если хотите, может перенести на следующий сеанс. В любом случае, наше время на сегодня почти подошло к концу, — тщательно регулируя тон, проговорил Перси, едва мистер Соло вытащил руки из шевелюры, уж точно выдрав пару клоков, и подскочил с места, принявшись вышагивать по кабинету. Лицо тот тщательно прятал, но по ходуном гуляющей грудной клетке он сразу понял, что клиент банально рыдал, а теперь изо всех сил пытается не выглядеть размазней. Словно показывать слезы для него было чем-то неприличным или даже кощунственным, хотя как раз Перси был последним человеком, который имел бы наглость насмехаться над другим, только потому что мужчине показывать слезы в обществе постороннего было не принято.       — Бен?       — Все… нормально, да. Я… чуть… Боже, да, давайте закончим, иначе я…       — Что-то не так, сэр?       — Боже, вы бы знали, по какой грани я хожу. Еще бы… еще бы немного и я бы просто бросился на вас.       — Понимаю. Сломанным носом я бы не обошелся, не правда ли? — хохотнул Перси, с нескрываемым облегчением наблюдая за заметно успокоившимся клиентом.       — Вы просто такие вещи говорите. Банальные. Простые. Само собой разумеющиеся. А я вас слушал, и черт побери, хотел свернуть вам шею за то, что вы прямо в больное тычете. Как нарывы какие тупым ножом вскрываете.       — Прошу вас, Бен, уделите мне еще пару минут. Я хотел бы предложить вам начать с самой простейшей терапии. Заинтересованы в этом?       — Само… фух, собой. Если это поможет мне не лишиться семьи.       — Это же самое я предложил вашей жене. То что я скажу сейчас, я сказал слово в слово и Рей. Я хотел бы предложить вам записать ваши мысли. На листок бумаги. Собственной рукой, без чьей-либо диктовки. Все что угодно, все, что вас тревожит или терзает. Все, что вам нравится. Для начала, начнем с самого простого, Бен. Как будет свободная минутка, садитесь и пишите, например, что вам нравится в жене, и что нет. Запишите, что вас не устраивало в совместной жизни. Если будет удобнее, можете прямо по пунктам, что вы любили в ней. Что вы любите в ней сейчас. Запишите, что именно вам не нравится в ней. Выложите на бумаге, все, что вы хотите изменить в своей жизни, в случае хорошего исхода и в случае развода. Если вдруг это покажется вам неудобным, запишите что-то другое, все что угодно. Вплоть до мыслей, как и чем вы бы хотели избить человека или же, скажем, зачем вы помогли бабуле перейти через дорогу. Примеры я привел для сравнения, сэр. На следующий совместный сеанс мы сядем втроем и каждый из вас прочитает вслух свои записи. Можете выборочно, можете до последнего слова.       — Вслух? Я… я попытаюсь, конечно.       — Диалога наедине друг с другом у вас не выходит. Попытаемся поговорить с помощью записей.       — И что, она… она тоже придет с записями и будет читать их.. мне?       — Я очень на это надеюсь. И да — нам, Бен, нам всем, я ведь тоже буду сидеть с вами рядом.       Мистер Соло вылетел за дверь, едва ли сумев вписаться в проем.       Перси даже не обратил внимания, что клиент даже не удосужился хотя бы из вежливости попрощаться, а просто аккуратно развернулся в своем кресле и положил блокнот на стол. После и вовсе потер ладонями лицо, тяжело вздохнув и совершенно искренне раздумывая, что выйдет у этих двоих в итоге.       Но пришлось подниматься с места и браться за записи, ибо через полчаса у него были совершенно другие люди с другими проблемами.