Осколки с отражением солнца

То, что он мог сказать Хаиру, всё ещё остается загадкой в первую очередь для самого Коори. Он не может вспомнить ничего из их диалога — лишь её удивленно-напуганный взгляд, как будто она услышала нечто ужасное. Видеть Хаиру такой было странно, очень необычно и пугающе. Сама возможность проговориться и ненароком выдать что-то из прошлого, которого могло и не быть на самом деле, настораживала всё сильнее, заставляла от волнения нервно курить отравляющие сигареты и упорно делать вид, что ничего не происходит. Ихей не поднимала эту тему. То ли из-за непростительного страха, мелькающего тогда в глазах цвета сакуры, то ли из тактичности, которую Коори игнорировал в ней, скорее воспринимая её больше как прямолинейного человека. Он был благодарен за это, ведь вряд ли сумел найти ответ на незаданный вопрос. Если и какие-то изменения в их отношениях и произошли, то не очень заметные: Хаиру всё так же навещала его, приносила фрукты и булочки, увлечённо рассказывала что-то, накручивая прядь волос на палец. Коори всё ещё опасался заговаривать с ней — вдруг это отзовется пустым эхом в голове? И пусть у него удалось вытравить из головы почти все мысли по поводу собственного помешательства и нереальности этого мира, сомнения не хотели пропадать. Они, хрупкие, но имеющие твердый стержень, перестали брать верх тогда, когда Коори первый раз на улице увидел обычную жизнь, в которой ещё нет предпосылок для неустойчивого мира с гулями. Где-то вдалеке возвышался штаб CCG, не повидавший той разрухи. То, к чему в запретных частицах сознания хотелось вернуться: к забытому аромату дынных булочек, к искристому смеху Хаиру, к устойчивости и твердой земле под ногами — он вернулся. Словно перешагнул порог дома после долгой разлуки. В Управлении слишком много знакомых(мёртвых) лиц — это слегка настораживает в самом начале, но не вызывает бурные эмоции. Если подумать, Коори был одним из тех, кто привёл Токио к случившейся катастрофе, только вот им никогда не управляли — все его действия были обдуманы и давно предусмотрены, он знал, что его вновь предадут, что мечты имеют свойство не сбываться, а из безысходности хотелось наплевать на прежние принципы и устои. Шагать по горе трупов, беспристрастно и с каплей презрения смотря на них. Толкать мир в пропасть, потому что смысла жить больше нет, все предатели или мертвые, и раз ему ещё выпал шанс пожить подольше, то первая сторона остается единственным спасением. За Коори дьявольская рука в красной перчатке упорно подбрасывала монету. Теперь, когда перед ним все маски разбиты, эта монета наконец окажется подброшена им самим.

***

Применяя знания из прошлого, если его таковым можно назвать, Коори делает осторожные шаги в их грамотном использовании. Что ж, теперь у него есть преимущество — по крайней мере, он знает, чем в итоге обернётся та или иная миссия. Никто ничего никогда и не сможет заподозрить, ведь проницательность у следователя всегда была на высшем уровне. Разве что восхищенные комментарии Хаиру слегка подпитывали самолюбие — она оставалась единственной, на кого законы его мира не действовали и единственной, кто мог бы действительно что-то заприметить. К счастью, легкого пожатия плечами и брошенного вскользь «интуиция» сполна хватает для оправданий. Она же не требует большего, так? Очередная удачно завершенная миссия обходится без потерь и даже ранений, поэтому Коори видит в её окончании лишь повод остаться с Хаиру наедине и спросить о том, что она такого могла от него услышать. Он убедился в сотый раз — в глубине глаз девушки не было никакого страха, когда она убивала гулей и безжалостно смеялась при этом. Чтобы довести её до того состояния напуганности, несомненно, надо постараться. Если он это сам себе не придумал. Хаиру весело соглашается на предложение скоротать время до поезда в какой-нибудь кофейне, и Коори не устаёт поражаться её неиссякаемой энергии. Она всё ещё бежит впереди него, обходит белые полосы на тротуаре, словно маленький ребёнок, и весело смеётся, то и дело оборачиваясь. — Коори-сэмпай, за всё это время Вы даже не сказали, что мы засиживаемся, и нам надо писать кучу отчётов, — отпивая какой-то напиток из стакана, Хаиру откидывается на спинку стула. Её взгляд и её движения кажутся расслабленными, как будто она не убивала гулей несколько часов назад, — это так здорово! Коори неопределенно пожимает плечами. В голову закрадывается предательская мысль: что произошло, будь он ближе к ней ещё в прошлый раз? Хаиру была права, она оставалась собой и искренне удивлялась таким резким переменам. Спокойная музыка, отдаленным звуком отдающаяся в ушах, всё же немного успокаивает. Он здесь, чтобы сделать это, верно? Чтобы сблизиться с Хаиру по возможности и не допустить лишних смертей. Так не пора ли отпустить гнетущие душу сожаления? — Ты просто вынуждаешь меня сказать так, — усмехается Уи. Напоминания о том, что он не должен слишком сильно отходить от черт своей прежней личности, сдавливали горло. Единственным способом рассеять их было переключить внимание Ихей на что-то другое, — ты когда-нибудь задумывалась о том, какие вещи хотела бы совершить в будущем? Что угодно, пусть самые глупые и примитивные вопросы, но отвлеченная тема. Если суммировать всё, что Коори знал о ней, получалось довольно мало информации, хотя они часто проводили время вместе. Это ведь и способ немного приблизиться к личности Хаиру, да? Ему бы сейчас уверенность, что он действует правильно. Вопрос вводит Ихей в ступор. Она лениво убирает волосы назад, чтобы не лезли на лицо, и смотрит прямо в его глаза своими розовыми рубинами. Музыка на фоне будто затихает, словно её в неподходящий момент выключили, но Уи отчего-то точно уверен, что она есть. — Вряд ли я когда-нибудь думала над этим, — честно говорит Хаиру с серьезностью в голосе. Но она быстро исправляется, заменяя нотки на прежнее веселье, — я обязательно исправлю это! Спасибо, что дали мне пищу для размышлений! Она всегда жила сегодняшним днём. Это нормально для следователя, который может умереть на любой миссии. Коори клянется, что в этот раз не допустит её смерти, но Ихей об этом не знает, и для неё всё ещё каждый день может стать последним. Безусловно, они все прекрасно знали, на что идут, становясь следователями. Но никто же не отменял что-то более обыденное, простое, доступное всем людям? — Что бы ты делала, если бы жила там, где не было войны между людьми и гулями? Просто в мирное время? Коори недалеко от прошлого рода деятельности ушёл. Он всегда сомневался в устойчивости мира, построенного на прогнивших костях. Получается, ими принесенные жертвы были напрасны, они умирали зря, свято веря в то, что исполняют своё предназначение? А на самом деле всё закончилось... Вот так. — Наверное, я бы практиковалась в рисовании, — задумчиво отвечает Хаиру, — ходила бы в кино каждый день, — мечтательно произносит, облокачиваясь на спинку стула и расслабленно прикрывая глаза, — может, сходила бы в зоопарк и нарисовала панд, — усмехнулась,— с кем-нибудь осталась на ночевку и провела целый день безмятежно, ни о чем не заботясь... Ох, это сложно. Или слишком банально. Нас учили не думать об этом, не видеть ничего, кроме перспективы быть следователем, поэтому у меня, возможно, проблемы с фантазией, — отшучивается она с привычной искоркой в глазах и расслабляющей теплотой в словах. Коори думает, что её картины и в самом деле были бы великолепны — он видел, как Ихей рисовала снежинки на ненужных отчетах, и, честное слово, это было куда красивее всего, что он мог бы вывести карандашом за один час. Её слова наводят на не понятные сердцу подозрения: они все жили не в самом безопасном мире, но относиться к этому с таким преувеличением казалось глупым. (Он мысленно обещает, что сходит с ней куда угодно. Куда захочет Хаиру.) — А Вы? — чувствуя неловкость из-за возникшей заминки, спрашивает девушка, внимательно прищуриваясь. Она будто бы пытается разглядеть ответ на свой вопрос в бездне фиалковых глаз, вот только единственное, на что натыкается — успешную блокировку эмоций. — Я... Наверное, чем-то, приближенным к работе следователя, — так и получилось, в принципе. Коори даже не сочиняет — преподаватели в TSC разгребали такие же нескончаемые тонны бумаг и отчётов, разве что теперь никого не убивали и жили в основном без страха быть уничтоженными в любую операцию. Такая монотонная работа уж точно бы не пошла энергичной Хаиру. Если бы я мог оторвать глаза собственными пальцами и предложить их для тебя на золотом блюде, я бы сделал это. Если бы я мог вытащить свое сердце из груди и поместить его между твоими крошечными руками, пока оно все ещё трепещет, поверь мне, я бы определенно сделал это. Я сделаю это только для того, чтобы ты жила счастливо в этом мире, даже если это просто старательно выведенная голограмма. — Зачем мы об этом говорим? Так же всё равно не будет, — Хаиру зевает, прикрывая рот аккуратной ладонью. Подобные разговоры утомляли её хуже любых битв — при сражениях она хотя бы знала, что надо делать, чем всё заканчивается в большинстве случаев. Сейчас же ей требовалось время, чтобы вытравить из головы разрушенные мечты о невозможном мире. Хаиру хотелось бы стать чем-то большим, чем она была сейчас. Когда она спросила в Саду о том, что будет, когда война закончится, над ней лишь надменно посмеялись и посоветовали не выставлять себя идиоткой, задаваясь такими элементарными вопросами. Им было ясно, что ничего не закончится, ночь будет длиться вечно, а мир не изменится от одного желания. Со временем Ихей абстрагировалась от своих догадок и призрачных надежд, научилась жить сегодняшним днём, но сейчас терзавший душу вопрос вновь всплыл, и в этот раз она уже не могла позволить себе молчать. — Мы не можем знать наверняка, верно? — Коори пожимает плечами, с разгарающимся интересом глядя на свою напарницу, — у каждого такие разные ответы на этот вопрос. — Вы не слишком похожи на оптимиста, — резонно замечает Ихей, лениво постукивая пальцами по гладкой поверхности стола.

***

У неё все вещи разбросаны в хаотическом беспорядке, но Хаиру точно знает, где что может лежать. Она скучающе перелистывает страницы старого блокнота с пожелтевшими то ли от времени, то ли от задумки страницами, вбирая в лёгкие странноватый запах бумаги и рассматривая розоватую мягкую обложку, по краям переходящую в светло-желтый. Хаиру дотягивается до лежащей на столе ручки, погасив свет в комнате и оставив светить лишь настольную лампу. Её цвет не был слишком яркий, он успокаивал и помогал собрать осколки мыслей в целую картину. Горечь вновь змеёй обволакивается вокруг сердца. Ихей получеловек, и ей осталось недолго. Максимум десять лет, и половина из них с мучениями, угасающим здоровьем. Она знала это с тех пор, как ей исполнилось пять. То, что хотела бы осуществить, да?