(Не)Удивительные приключения товарища Нильсенова

«Как же я ненавижу дожди…» После подработки Саня был уставший и злой, как чёрт. Он был готов поносить и длинную очередь на остановке, люди в которой, по иронии судьбы, возвращались домой тем же автобусом, что и он сам. Он был готов поносить погоду, которая застала его врасплох. Он даже был готов поносить свой зонтик, впопыхах забытый в общежитии, из-за чего сейчас парень стоял промокший с головы до пят. Однако кроме как плотно сжатых челюстей Саня никак свои эмоции не выдал. «В конце концов, вряд ли моя злость ускорит подачу автобуса» К счастью, всё плохое рано или поздно заканчивается. Вот и его очередь наконец-то подошла, и в автобусе дождь, слава богу, не льёт. Расплатившись с кондуктором, Саня нашёл свободное пространство возле окна, — все сидячие места были уже заняты — и, прислонившись виском к стеклу, приготовился мысленно отключиться от мира как минимум на полчаса. Кажется, чуть ранее было сказано, что всё плохое рано или поздно заканчивается? Хорошее всегда заканчивается быстрее.  — Молодой человек, уступите место, встаньте! — раздалось с передних сидений.  — Если я встану — ты у меня ляжешь, — послышался подозрительно знакомый голос в ответ. Появившиеся возмущённые возгласы, реплики «грубиян!», «как не стыдно!» заставили Саню с большой неохотой открыть глаза и посмотреть чуть вперёд, на источник шума. Между спинами пассажиров он сумел разглядеть рыжую копну волос. Парень напрягся. «Нет… Только не говорите мне, что это…» В этот момент вышеупомянутый грубиян повернул лицо в профиль, благодаря чему его можно было рассмотреть. Саня чуть ли не до крови прикусил губу. «Твою мать…» Это был Калашников, его однокурсник. Саня не переносил его, и это было взаимно. Этот рыжий недоносок умудрялся регулярно нарушать правила института, фривольно вести себя не только на учёбе, но и за её пределами, однако при всём при этом он благополучно умудрялся закрывать долги и сессии. Возможно, причина неприязни крылась в зависти к подобной удачливости Калашникова. Но даже если это и так, то Саня никогда бы этого не признал. «Судя по твоему голосу, рыжик, ты уже явно под градусом. Хотелось бы мысленно спросить, когда ты успел, но не буду: много чести»  — Молодой человек, эти места специально для детей и инвалидов, — встряла в словесную перепалку старушка, сидевшая сразу за однокурсником.  — А она что, дети или инвалиды? — всё так же нахально ответил Калашников. Только сейчас Саня заметил беременную женщину, стоявшую с правой стороны автобуса у окна.  — Она готовится стать матерью!  — Ну вот как станет — тогда и поговорим, — раздался крайне едкий смешок. Недовольство пассажиров становилось всё громче. Саня, наблюдавший за этой картиной, медленно сжал кулаки. «Сходил на пары в вузе… Работал как бык на стройке… Простоял под дождём полчаса… И теперь, когда я хотел расслабиться впервые за сутки, ты умудрился испоганить мне настроение окончательно…» Парень медленно отошёл от окна, не отрывая взгляда от макушки однокурсника. Размял шею. «Ты доигрался, Калашников…» — Товарищи! — подал голос Саня, обращаясь к пассажирам автобуса. — Так я ж его знаю, вы зря его ругаете! Все глаза в один момент обратились на него с удивлением. Даже Калашников повернулся в его сторону. — Гражданка, Вы ведь сами сказали, что места для детей и инвалидов. Ну вот он и сел на это место как инвалид, Пассажиры, словно единый организм, одновременно воззрились на рыжего парня, пытаясь выявить, какая же инвалидность у него в наличии. Парень едва подавил смешок. «Если б мы были внутри фильма — это смотрелось бы забавно» Калашников, слегка покачиваясь от опьянения и тряски в автобусе, встал и внимательно посмотрел на Саню. Его пьяные глаза с удивлением распахнулись, когда он узнал говорившего. — Нильсенов?! — со злостью и удивлением воскликнул он. — Надо же, а ты, оказывается, не настолько пьян, Эдик, — ухмыльнулся парень. Вышеупомянутый Эдик, одними плечами отпихивая людей с прохода, подошёл ближе к Сане. Пассажиры, наблюдавшие за начинающейся ссорой, не решались сказать что-либо или сделать. — Ты назвал меня инвалидом? — угрожающе прорычал Эдик. — Назвал, — парень и бровью не повёл. — Возьми свои слова обратно, Нильсенов, иначе… — Не обижайся на правду, Калашников. Судя по твоему отношению к беременной женщине, тебе можно поставить диагноз «свинство», а это, увы, не лечится, Издав сдавленный рык, Эдик с кулаками бросился на однокурсника. Пассажиры тут же засуетились.

***

— Вы подтверждаете? — Подтверждаем, — кивнули три пассажира из автобуса милиционеру. «Уж что-что, а милиция в нашей стране работает как часы», — Саня иронично хмыкнул и чуть не скривился от боли в разбитой губе. — «Знатно приложил, подонок…» Эдик, с наливающимся синяком под глазом, стоял справа от него. Между парнями стоял милиционер. «Если бы нас не оттащили друг от друга, а милиция прибыла к остановке чуть позже, — одним глазом ты бы не отделался, Калашников…» — Так… Значит, потерпевший… — подал голос первый милиционер, глядя на Саню. — Свидетели утверждают, что Вы первым начали провоцировать нападавшего… — Так и было, — пожал плечами парень. — Вы ведь понимаете, что при таком раскладе я вполне могу посчитать пострадавшим его? — милиционер взглядом указал на Эдика. — Первым ударил не я, — Но вы спровоцировали, — А он отказался уступить место беременной женщине, кроме того, находясь в пьяном угаре, грубил другим пассажирам, — Да-да, свидетели уже рассказали мне об этом, — перебил его сотрудник милиции. — Тогда в чём проблема? — Саня едва сдерживал раздражение. Милиционер, смерив его долгим взглядом, тяжело вздохнул и покачал головой, мол, «ладно, так уж и быть». — Нильсенов? — мужчина удивлённо приподнял бровь, прочитав его фамилию в партийном билете. — Нильсенов, — кивнул Саня. Недоумение в глазах милиционера становилось всё сильней. Где-то справа раздался сдавленный смешок Калашникова. — Прадед по отцовской линии был шведом, — пояснил парень. — Эмигрировал в Россию ещё до прихода Партии к власти, — И его не выслали после Великой Октябрьской Революции? — Отец рассказывал, что он был коммунистом по своим убеждениям, — Что коммунист мог забыть в России при старом режиме? — Откуда мне знать? — Саня слегка раздражённо повёл плечами. — Прадед давно мёртв, спросить не могу. Ещё вопросы будут? Милиционер сжал челюсти от подобного проявления наглости, однако, так ничего и не сказав, снова всмотрелся в партийный билет. — Учитесь в УДН? — Да, — На инженерном факультете? — Да, — Почему же УДН? Саня зло сощурил глаза. — Вы хотите вновь вернуться к разговору о моей фамилии? Милиционер, смерив парня тяжёлым взглядом, что-то выписал себе на листок, после чего протянул ему документ. — Вы свободны, товарищ Нильсенов, Снова раздался смешок, на этот раз ещё громче. — «Товарищ Нильсенов», — ядовито процедил Эдик. — Хрен недорусский… — Что же касается Вас, товарищ Калашников, — милиционер ткнул ручкой в сторону Эдика прежде, чем Саня успел что-либо ответить. — С Вами разговор короткий: за дебош и хулиганство в общественном транспорте вы будете направлены на исправительные работы. Сроком на 15 суток, Теперь уже Саня не скрывал своего торжества, с усмешкой глядя на однокурсника. «Наконец-то ты своё получишь, скользкий ты слизняк!..» Эдик, в свою очередь, плотно стиснул зубы и сжал кулаки. — Ты ещё у меня попляшешь… Нильсенов, — процедил он, глядя в спину уходящему из участка парню.