Сыщики Аркхэма

Пирс окинул взглядом широкую, искрящуюся в лучах солнца Ист-Ривер и перешел улицу. Именно сюда, на Манхэттен, тянулась ниточка его расследования, и он ощущал некое смутное волнение. Он сделал солидную ставку на свидетеля, которого ожидал найти здесь. Это было, пожалуй, самое интересное его дело за последний год: семейство Хиггсов хотело оспорить завещание двоюродной тетки, уверяя, что его подделали жадные до наживы родственники во время её тяжелой болезни. Душеприказчик обвинения отверг, получившие наследство родственники посмеялись, а в полиции развели руками, поэтому Хиггсы решились обратиться в агенство Уэнтуорт, где им немедленно посоветовали Эдварда Пирса: запутанное дело Сары Хокинс, которое он до сих пор вспоминал с содроганием, хорошо сказалось на его репутации. Уже больше двух лет минуло со дня его возвращения с Даркуотера. Пирс смог оставить в прошлом всё, что было с ним связано, и вел нормальную, огражденную от любого мистицизма жизнь: с собственным детективным агентством, двумя сотрудниками, просторным кабинетом и очаровательной женой Дотти – она была в положении, малыша ждали к Рождеству. Большое кирпичное здание госпиталя Бельвю высилось среди соседних строений. Если информация была верна, именно сюда устроилась медсестра, прежде работавшая в городской клинике Бостона, где родственница его нанимателей отдала Богу душу. Пирсу стоило большого труда отыскать следы девушки. По словам других свидетелей, она могла рассказать кое-что интересное о последних месяцах жизни старушки и, возможно, подтвердить нездоровое состояние разума пациентки во время составления финальной версии завещания. Оставалось лишь разговорить медсестру и выудить из нее всю правду. Пирс планировал представиться журналистом или писателем, работающим над длинным очерком о благотворительной деятельности покойницы. Эта легенда часто выручала его в расследованиях, подобных этому. Он одёрнул пиджак, подровнял узел галстука и вошёл на территорию. Госпиталь Бельвю пользовался славой самой крупной и прогрессивной больницы не только Нью-Йорка, но и всего штата. В газетных колонках восторженно писали о применявшихся здесь передовых методиках лечения тяжелых недугов и травм, а также о блестящих специалистах самого разного толка. Но сияние славы всегда отбрасывает тень: в городе ходили слухи об ужасных экспериментах над людьми, содержащимися в отделении для душевнобольных. Ступая по пыльной дороге, ведущей к зданию, Пирс ощущал растущую тревогу. Ему не хотелось вновь столкнуться с психиатрической лечебницей. Пусть в этот раз он был бы в роли посетителя, а не пациента, и ночные кошмары не донимали его уже больше года, он не хотел никаких напоминаний о пережитом когда-то ужасе. Было ясно как день: по закону невезения искомая свидетельница должна была обнаружиться именно медсестрой психиатрии. Не дойдя сорока ярдов до входа в здание, Пирс свернул в больничный сквер, чтобы собраться с мыслями и еще раз обдумать свою журналистскую легенду. По крайней мере, так он объяснил задержку сам себе, не желая признавать, что этим лишь оттягивает встречу с неизбежным. В сквере было немноголюдно, редкие хилые деревья едва защищали от зноя. Пара выздоравливающих пациентов неспешно прогуливалась по дорожке, ещё несколько сидели на скамейках. Пирс вскрыл свежую пачку «Честерфилда», сунул сигарету в зубы и досадливо чертыхнулся: спичек с собой не оказалось. – Эй, приятель! – окликнул он сидящего неподалеку бедолагу с бинтовой повязкой на глазу. – Прикурить не найдется? Бедолага отрешенно пошарил в кармане больничной пижамы, вытащил коробок и вдруг уставился на сыщика широко раскрытым единственным глазом: – Мистер Пирс?.. Пирс недоуменно поднял брови, и незнакомец вынужден был представиться: – Федеральный агент Бэнкс, Бюро расследований. Мы встречались как-то в вашем офисе в Бостоне… Должно быть, на лице Пирса отразился ужас, потому что агент невесело усмехнулся: – Встречу трудно было назвать приятной. Минуло больше полутора лет со дня, как этот человек явился к нему в кабинет, объявил его кошмары реальностью и предложил вступить с ними в безнадежную войну. В ту ночь Пирс не спал до рассвета, мучимый вернувшимися больными видениями, а затем еще несколько суток изводил себя сомнениями, пока наконец не сделал выбор – в пользу нормальной жизни. Нормальной жизни, которой агент Бэнкс угрожал одним своим присутствием. – Да, – Пирс взял себя в руки, подошёл ближе и присел на противоположный край скамейки. – Вы наставили на меня ствол и велели раздеться. Бэнкс передал ему спички: – Издержки профессии. К тому же, я принёс извинения. Пирс закурил, и, окинув федерала быстрым взглядом, спросил: – Попали в передрягу? Агент дёрнул уголком рта в подобии улыбки: – Скорее, передряга попала в меня. Бэнкс выглядел далеко не лучшим образом. Помимо повязки на глазу, бинты виднелись и под воротом больничной пижамы, и под манжетами рукавов. – Бутлегеры? – Нет, не бутлегеры, – он искоса взглянул на Пирса. – Я избавлю вас от подробностей. Они относятся к тем материям, которых вы решили более не касаться. Если, конечно, я правильно понял вас тогда в Бостоне. – Вы правильно поняли, агент. Повисло молчание. Стало слышно, как за оградой госпиталя проезжают автомобили. Пирс никак не мог подобрать слов, чтобы объясниться в своём решении не связываться опять с потусторонними ужасами. Тогда, на проклятом острове, он едва не потерял рассудок. Присоединиться к Бэнксу означало бы добровольно обречь себя на жалкий финал в крошечной палате какой-нибудь провинциальной психиатрии. Ради чего? Спасения мира от угрозы, которая на деле может оказаться плодом чьего-то больного разума? Нет, он вообще не обязан объясняться. Согласись он тогда на предложение федерала, одному Богу известно, где был бы теперь. Возможно, сидел бы сейчас, искалеченный, на месте Бэнкса. Или был бы мёртв. В каждом случае, уж наверное не жил бы спокойной жизнью с прекрасной женщиной, принявшей его со всеми демонами и ужасами прошлого. Агент Бэнкс прервал его внутренний спор: – Что вас привело в эти края, мистер Пирс? По его тону не было ясно, спрашивает ли он из пустой вежливости или из правдивого интереса. – Расследование. Дело о наследстве… – Пирс осёкся, озарённый идеей, и тут же мысленно выбранил себя за то, что не догадался спросить раньше: – Бэнкс, давно вы в этом госпитале? – Почти две недели. А что? – Вы знаете некую мисс Томпсон? Она работает медсестрой где-то здесь. Федерал помедлил и ответил вопросом на вопрос: – Зачем она вам? Бинго! Она здесь! Пирс готов был ликовать. Трудно сравнить с чем-либо чувство глубокого удовлетворения, когда ниточки расследования приводят именно туда, куда ожидаешь. – Мне нужно поговорить с ней. – Она подозреваемая? – Просто свидетель. Вы знаете, где её найти? Федерал неспеша достал из кармана мятую пачку сигарет. – Вы приехали из Бостона в Нью-Йорк ради разговора с медсестрой. Должно быть, она важный свидетель? Пирсу совершенно не понравился тон, которым был задан вопрос. Нетрудно было догадаться, что он означает: просто так федерал ему не поможет. – Это мне и предстоит узнать, когда я поговорю с ней, – уклончиво ответил Пирс. Чего может потребовать от него агент, денег? Это просто нелепо. Первый же работник госпиталя, который встретится Пирсу в холле, подскажет, где найти Мэри Томпсон. – После этого вы сразу вернетесь в Бостон? – Если мисс Томпсон расскажет то, что я хочу знать. Бэнкс задумался о чём-то. Вытащил сигарету и коробок, хотел закурить, но пальцы его не слушались, и спички ломались одна за другой. – Давайте я, – Пирс забрал у него коробок и зажег спичку. Прежде, чем прикурить, федерал быстро посмотрел ему в лицо. Пирс закурил тоже, дожидаясь ответа Бэнкса. Наконец, тот заговорил: – Мэри хорошая и добрая девушка. Ухаживает за ранеными, возится с такими, как я. Пирс ощутил облегчение: свидетельница работает не в психиатрии. – Но она не станет с вами разговаривать. – Почему же? – Мэри очень осторожна с незнакомцами, можно даже сказать, недоверчива. Насколько я понял, на прежнем месте она натерпелась от адвокатов и репортёров, и больше не разговаривает с посторонними. Стоит завести с ней беседу о чём-либо кроме больницы, она немедленно уходит. Он прервался на глубокую затяжку, а затем добавил со смешком: – В первую неделю она послала меня ко всем чертям за расспросы. Но теперь можно сказать, что мы сдружились. – Как мне поговорить с ней? Пирс знал, что настал момент для сделки, и не ошибся. – Я познакомлю вас. Представлю как старого друга, уговорю её свидетельствовать вам. Взамен вы отвезёте кое-что в Аркхэм – это городок в 30 милях к северу от Бостона. – Что именно? – Чрезвычайно срочные и важные бумаги. Их нельзя отправить почтой, а сам я, как видите, доставить не могу. Это невероятная удача – встретиться сейчас. Вас послало само провидение, если угодно. – Откуда мне знать, что вы не выдумали это всё насчёт мисс Томпсон? Федерал развёл руками. Точнее, рукой: левая у него едва двигалась. – Ступайте, убедитесь сами. Но когда Мэри выпроводит вас, мне будет трудно помочь. Пирс колебался недолго: получить готового к сотрудничеству ключевого свидетеля было большой удачей в его деле. Насколько бы он ни был предвзят в отношении агента, Бэнкс предлагал выгодную сделку. – В этих ваших документах содержится что-то незаконное? – Нет, конечно, – федерал даже фыркнул от нелепости предположения. – Тогда почему вы не поручите это кому-нибудь из Бюро? – Это… – Бэнкс замялся, – это не касается дел Бюро. Пирс помрачнел, догадавшись, о каких именно делах идёт речь: о тех, ввязываться в которые он зарёкся. Федерал верно понял перемену в собеседнике и кивнул, подтверждая его опасения. – Я не стал бы просить вас, будь у меня выбор. – Мне нужно только отвезти, ничего больше? – Да. Я напишу имя и адрес человека, которому нужно доставить бумаги. Советую вам даже не задерживаться в Аркхэме, поезжайте одним днём. – Почему? – В этом городе… нет ничего, стоящего внимания, – ответил Бэнкс с запинкой. Пирс некоторое время сидел в задумчивости под выжидательным взглядом федерала. В конце концов, он так рассчитывал на эту свидетельницу, что был готов ещё поднять ставки. – Хорошо, согласен. При рукопожатии Бэнкс выглядел почти обрадованным. Он велел Пирсу возвращаться в больницу к семи часам. *** Мэри Томпсон в самом деле оказалась девушкой привлекательной, но неприветливой. С самого начала беседы она заявила, что без посредничества мистера Бэнкса даже слушать бы Пирса не стала. Но раз они давние знакомые, она готова сделать исключение. Пирс понял: за этим её недружелюбием скрывался большой страх – и был деликатен в расспросах. За время беременности Дотти он научился отыскивать подход к женщине в любом настроении. Полчаса спустя в исписанном блокноте находилось всё необходимое для закрытия дела в пользу его нанимателей – это было даже больше, чем он рассчитывал привезти из Нью-Йорка. Вышагивая по гулким коридорам Белвю, Пирс ощущал удовлетворение: сделка с федералом оказалась весьма удачной. Оставалось лишь выполнить свою часть. Нужная палата нашлась на втором этаже, в западном крыле здания. Среди сидящих на койках пациентов знакомого лица не обнаружилось, Пирс прошёл в угол, за ширму. Момент оказался не подходящим: агент Бэнкс был раздет до пояса, медицинская сестра меняла ему повязки. Пирсу стоило бы извиниться и немедленно выйти вон, но он точно прирос к месту: на долгое мгновение ему показалось, что он вернулся во Францию, в госпиталь, где каждый его сосед был вот так же отмечен кровавыми шрамами, а сам он целыми днями лежал на брюхе с обмазанной вонючей мазью обожженной спиной… – Мистер Пирс, – голос федерала вернул его из воспоминаний в день сегодняшний. Пирс быстро извинился и направился прочь, но Бэнкс остановил его и попросил перевязочную сестру оставить их ненадолго: – Мой друг сегодня уезжает, я хотел бы попрощаться, – добавил он. Сестра покачала головой с шутливой укоризной, пообещала вернуться через пятнадцать минут и вышла. Пирс посторонился, силясь перестать непристойно таращиться на федерала. – Что, паршиво выгляжу? – спросил тот с усмешкой, и так прекрасно зная ответ. Да, он определённо выглядел скверно. Свежие восьмидюймовые шрамы покрывали сверху до низу его плечи, грудь и руки, словно сумасшедший мясник полосовал агента зазубренным ножом. Еще хуже дело обстояло с лицом. Правый глаз был целиком красным от излившейся в склеру крови – синяя радужка на её фоне выделялась особенно резко. Под глазом широкой бороздой пролегал багровый, стянутый хирургическим шитьём шрам. Скула имела отчётливо неправильную форму: удар, оставивший этот шрам, повредил и кость. Изувеченное лицо федерала всколыхнуло в памяти ужасы острова Даркуотер и омерзительный облик мутировавшего Чарльза Хоккинса, когда он душил Пирса на том горящем складе… – Зато теперь мы квиты, – сипло пошутил Пирс, пытаясь отогнать отвратительное воспоминание. – Я тоже видел вас без рубашки. Агент хмыкнул, потянулся за своей одеждой и спросил, как прошёл разговор с Мэри Томпсон. Пирс несколько сбивчиво рассказал о полученных успехах и подтвердил, что утренним же поездом готов возвращаться в Бостон. Тогда агент, быстро оглядевшись, сунул руку за прикроватную тумбочку в какую-то неприметную глазу щель; Пирс автоматически выглянул из-за ширмы, чтобы убедиться, что никто не подсматривает. Из тайника федерал извлёк пухлый, видавший виды конверт – с угла он был заляпан засохшими бурыми пятнами. – Вот то, что вы должны отвезти в Аркхэм, – он передал Пирсу конверт и записку, где нетвёрдой рукой было выведено: «Проф. Г. Армитеджу, библ-ка Орна, Мискатоникский унив-т, Аркхэм, Массачусетс». – Вас наверняка спросят, откуда вы это взяли. Расскажите о нашей встрече так, как посчитаете нужным. Пирс сунул конверт с запиской во внутренний карман пиджака и пообещал исполнить всё в точности. Федерал выглядел обеспокоенным. – Убедитесь, что вас никто не ведёт. По возможности обойдитесь без попутчиков. И вообще глядите в оба, избегайте подозрительных типов… Пирс нахмурился: – Кто-то ещё охотится за этим конвертом? – Нет, просто… – федерал не смотрел на него. – Предосторожности не бывают лишними. Пирс остро ощутил, что его водят за нос и пытаются втянуть в нечто, выходящее за условия сделки. Но по изувеченному лицу и единственному здоровому глазу агента было трудно понять, говорит ли он правду. Пирс снова выглянул из-за ширмы: другие пациенты взялись играть в подкидного, и за собственным шумом им не был слышен их разговор. – Угрожает ли мне то, что напало на вас? – спросил он напрямую. Федерал на мгновение замер, затем нервно посмеялся: – Нет, не думаю. – Хотите сказать, ваши «срочные и важные бумаги» не связаны с нападением?.. За дурака меня держите, федеральный агент? – Разумеется, нет. Бумаги здесь не при чём. – В таком случае, чего вы боитесь? – Пирс резко сменил тон на сочувственно-доверительный: – Уж не развился ли у вас невроз после пережитых волнений?.. Говорят, здесь прекрасное отделение психиатрии, такие современные методики лечения… – О чём вы? – федерал заметно занервничал. – Если вам повсюду мерещатся преследователи или, упаси Боже, потусторонние монстры… – от этих слов агент вздрогнул. – Психиатр уже приходил расспросить вас?.. Может, о ночных кошмарах? Бьюсь об заклад, другие пациенты жалуются, что вы мешаете им спать… Он выбрал направление наугад, упирал на свой собственный страх, который, как он полагал, мог быть общим для них обоих. По счастью, его дешёвый шантаж сработал: агент и так пребывал в нервном напряжении, а внезапная атака окончательно выбила его из равновесия. Хоть он и пытался держать себя в руках, но бегающий, не способный ни за что зацепиться взгляд выдал его. Только теперь можно было попытаться добиться от Бэнкса правды: – Что на самом деле в этом конверте? – Я… я ведь уже сказал вам, это бумаги… – Какие? – Пирс взял строгий, доминирующий тон. Не дождавшись ответа, он добавил мягче: – Вероятно, в вашу медицинскую карту также впишут навязчивые бредовые идеи. Как ваш старый друг, я буду вынужден с сожалением подтвердить у вас помутнение рассудка… – Это улики. Свидетельства, имена… самое важное, что я смог разузнать про действующие в Европе культы. – Кому ещё известно об этих уликах? – Я не знаю наверняка. – Но предполагаете? – Возможно, в Лондоне прознали, что я копаю под них. Не уверен… Я думал, что вовремя успел уехать, но… – Они поймали вас? – Нет, они … Он замолк, словно мыслями находился где-то далеко. Может, и вправду был немного не в себе. Между тем, Пирс до сих пор не дознался, кто или что угрожает ему из-за этого конверта, и какой «хвост» он может ненароком привести за собой в Бостон. Ему не доставляло никакой радости мучить раненого агента угрозами, но теперь на нём лежала ответственность не за одну только свою жизнь, а за жизни и благополучие близких. Пирс даже думать не хотел о том, что могло бы случиться с Дотти и малышом, ввяжись он снова в мрачную историю о тёмных культах и древних божествах. Поэтому он продолжал: – Знаете, – он принялся бродить по тесному закутку, прекрасно понимая, что это действует на нервы собеседнику, – на Даркуотере мне довелось загреметь в лечебницу для умалишённых. Скажу вам как на духу: страшнее места я в жизни не встречал. Хотя на войне повидал всякое... – Вы не запрёте меня в лечебнице, – хрипло сказал федерал. На висках у него выступили капли пота. Пирс остановился прямо перед ним, глядя сверху вниз: – У меня в кармане целый сборник, досказывающий вашу одержимость мистическими культами. Что об этом скажет доктор, как думаете? – Мы заключили с вами сделку, – федерал хотел было встать, но ноги его не держали. – Верно. И сейчас я пытаюсь разобрать мелкий текст внизу страницы. Кто ещё охотится за конвертом? – Никто за ним не охотится. – Да вас нашинковали, как куриный рулет к обеду! Кто это сделал?.. Бэнкс не отвечал. – Значит, уже сегодня вы окажетесь в палате для буйных за нападение на давнего знакомого, – Пирс сделал шаг к тележке с перевязочными материалами и взял ножницы. – Что вы делаете? – агент вскинулся испуганно. – Это легко устроить, – Пирс зажал ножницы в кулаке и примерился остриём себе в бедро. – Вас привяжут к койке и обколют такими лекарствами, что вы имя своё не вспомните. Будете пускать слюни и мочиться под себя на протяжении многих и многих месяцев. А если вас когда и выпустят, не думаю, что Бюро захочет… – Прекратите, – оборвал его федерал и накрыл глаза дрожащей рукой. Пирс дал ему пару секунд, затем спросил негромко: – Кто напал на вас? – Птицы, – глухо ответил федерал. – Огромные хищные птицы, я никогда таких не видел. Злобные, будто одержимые… Не знаю, как они нашли меня. Он поднял взгляд на Пирса: – Им не конверт был нужен, а я. Кто бы ни послал этих тварей, они думают, что я представляю угрозу – видимо, я раскопал нечто действительное важное. Когда они узнают, что я жив, меня снова будут искать, и следующую встречу я вряд ли… – он осёкся, затем продолжил с напором: – А эти бумаги могут спасти много жизней, если не весь этот несчастный мир. Вы же знаете, вы понимаете, о чём я говорю… Так помогите мне с этим, я прошу вас… За ширмой хохотали и громко спорили о шулерстве. За окнами сгущались сумерки, накрывая город тенью – город отвечал ей разгорающимся огнями беззаботной вечерней жизни. Сигналили машины, вставшие в пробку на светофоре; над рекой разносилась приглушенная музыка из развлекательных заведений с другого берега; слышался смех и весёлые голоса. Никто из гуляющих там людей не знал о страшных опасностях, угрожающих их уютному мирку. Пирс знал – но предпочитал малодушно закрывать глаза, прячась за ширмой нормальной, привычной жизни. Видно, судьба даёт ему второй шанс, чтобы на этот раз сделать правильный выбор. Пирс отложил ножницы, достал пачку «Честерфилда» и присел на койку с другой стороны. Агент тяжело дышал, пытаясь справиться с собой. Пирс зажёг две сигареты, одну протянул Бэнксу. Тот после непродолжительного колебания взял её дрожащей рукой и жадно затянулся. Некоторое время курили молча. В конце концов, Пирс сказал: – Извините за этот допрос. Я не хотел давить, но мне нужно было убедиться. У меня семья, я не могу ими рисковать. – Понимаю, – отозвался Бэнкс. Потом добавил с кривой усмешкой: – Зато теперь мы точно квиты. Пирс не сразу понял, что он припоминает их первую встречу в Бостоне и унизительное раздевание под дулом револьвера. – Да уж, – он тоже улыбнулся. – Не каждый день удаётся прижать федерального агента. – Я… меня увольняют из Бюро, – сказал вдруг Бэнкс, глядя прямо перед собой. – Отправят на пенсию, как только выпишусь из госпиталя. – О, – только и смог ответить Пирс. – Из-за ранения? – Да. Руководство посчитало, что я не смогу продолжить службу. Он затушил окурок о дно металлической миски для использованных бинтов. Пальцы у него дрожали – по-видимому, этот тремор теперь не покидал его. – Что будете делать? – спросил Пирс. – Сбегу из больницы. Затем, полагаю, вернусь в Европу, – он обратил на Пирса усталый взгляд: – Поезжайте в Аркхэм. Надеюсь, следующая наша встреча состоится в лучших обстоятельствах. Пирс поднялся; они распрощались по-приятельски. Ступая прочь по коридорам больницы, он не мог отделаться от мрачного ощущения, что это была их последняя встреча. Конец