терпко-голубой

Терпко-голубой оттенок его глаз впивается в душу тонкими хирургическими иглами, срывая с губ болезненное рычание как признание слабости. Кора кусает губы до крови, складывает руки на груди, будто старается изо всех сил сдержать там то, что настойчиво просится наружу. Внутри скребётся животный страх и что-то намного хуже, что губит с первого глотка, приводит к привыканию и истощает тебя минута за минутой, день за днём. Привязанность — гибель волка, глупая и беспощадная, как прыжок в зев бездны без поддержки. Волку-одиночке выжить сложно, почти невозможно, но Хейлы умеют бороться за жизнь. Влюблённый волк существует долго и мучительно без шанса на выживание, долго скребёт влажную землю когтями, рыча от безысходности, а после затихает с ужасом в глазах. У Айзека терпко-голубые глаза, от которых у Коры зависимость, почти физическая потребность видеть их, ловить на себе их взгляд. У Хейлов не принято выражать чувства, плакать в подушку, писать слезливые стишки или делать прозрачные намёки. У Хейлов любовь прорывается желанием растерзать собственную оболочку, когтями скрести грудь, чтобы выпотрошить себя до основания. У Коры любовь приравнивается к боли, она наотмашь бьёт Лейхи по лицу и цинично с лихорадочным блеском в глазах спрашивает: — Ещё хочешь, волчонок? Айзек утирает кровь, снизу вверх смотрит на учителя и сипло отвечает: — Да. У Коры внутри всё беснуется, кипит и взрывается фейерверком, когда оборотень кидается в атаку, бесполезную и опрометчивую, после которой Хейл с лёгкостью отправляет его в нокаут, но юноша будто бы хочет снова и снова получать резкие удары по корпусу. К утру заживёт всё, кроме следов от метких уколов игл прямо в сердце, насквозь. — Чего ты добиваешься, Лейхи? — спрашивает девушка, пустой лофт отзывается на её слова эхом. — Я сильнее и лучше тебя. — Хочу, чтобы ты сдалась, — хрипит Айзек — у него сломаны два ребра, и тренировка новичка уже больше похожа на смертельный бой. — Я могу убить тебя, — произносит Кора, не придавая своему голосу ни нотки сочувствия, только усталого презрения. — Мне подойдёт. Терпко-голубой дым его озверевших глаз опьяняет и заставляет потерять бдительность. Хейл прерывисто выдыхает, когда сильное тело юноши впечатывает её в стену — штукатурка за спиной обсыпается, а девушка оказывается зажата между тяжело дышащим Айзеком и сырой стеной. — Отпусти… меня, — почти рычит Кора, пытаясь вырваться, но не находя точку опоры. — На сегодня хватит… — Я решу, когда хватит, — шепчет Лейхи и прежде, чем Кора понимает, что происходит, целует её сильно и настойчиво прямо в губы. Жар обжигает лицо и внутренности, будто девушке залили в горло расплавленное золото. Холодная ярость вспыхивает в Хейл молниеносно, она вырывается из тисков и со всей силы ударяет юноше по лицу. В ушах звенит, на губах горит поцелуй, как лихорадка, а Лейхи не шевелится, и Кора не может услышать его прерывистый нитевидный пульс сквозь набат собственного. Страх болью отдаётся в виски, Хейл уже не боится, что кто-то её увидит — она падает на колени перед юношей и пытается заглянуть в его избитое ею же лицо. — Айзек? Айзек, слышишь меня?.. Мгновение — и Кора снова в ловушке. Терпко-голубой обжигает кожу, каждую клеточку, будто бы ожившую после поцелуя. Лейхи придавливает её к полу, не давая шевельнуться, но ничего и не предпринимая. У Коры перед глазами звёздочки, воздух прерывистыми толчками покидает грудь, охваченную огнём. Почему-то кажется, что точка не возврата далеко позади — новый удар Айзека может убить уже окончательно, а его губы так горячо запечатлелись на её губах. Кажется, замки сорваны, а в горле вспыхивает то, что давно не видело свободы — чувства. Айзек целуется немного неуклюже, но Кора уверена, что поправит это. Дерек застаёт их в своей постели получасом позже — кажется, один из Хейлов точно прикончит Лейхи.