Жизнь поэта

      Когда Фролло наконец поднялся к себе и хотел уже зайти в келью, он увидел сжавшуюся в комочек за колонной Анже. Не то чтобы архидьякон удивился, он был просто в шоке. Клод подошёл и тронул девушку за плечо. Та сперва не отреагировала, затем, когда Клод опять попытался встряхнуть её, подняла голову и открыла по очереди глаза. Затем резко вскочила на ноги. – Дитя, что с вами? – удивился Фролло. – И как вы здесь оказались? – Я... Я пришла к вам, – пробормотала Анже. Затем добавила решительнее: – Я пришла, чтобы узнать, собираетесь ли вы освободить Пьера? Осталось всего четыре дня! – Ох, дитя мое, – вздохнул Клод. – Да, только что я ходил к судье и поговорил с ним без свидетелей. Если все будет хорошо, завтра днём Гренгуара освободят. "Флёр-де-Лис была права!" – радостно подумала Анже и заулыбалась. – Спасибо вам, святой отец! Моя благодарность вам бесконечна! – Полно, не стоит, – смутился Фролло. – В конце концов, он мой ученик, он мне почти как сын. А про себя подумал: "Хоть кого-то я сумел спасти от виселицы..." – Однако, Анже, – вдруг вспомнил Фролло, – ему нельзя будет дальше оставаться в Париже. Хотя бы на год Пьеру нужно будет уехать, чтобы не попасться снова. – Но как же... – пробормотала девушка. Затем взяла себя в руки и резко ответила: – Я поняла. Спасибо вам за все еще раз. Когда я смогу встретиться с Пьером? – Приходите завтра днём в собор и поднимайтесь сюда. Если нас ещё не будет, ждите, мы с Гренгуаром обязательно придем сюда до темноты. А сейчас идите, уже поздно. До свидания, Анже! – До свидания, отец! – девушка поклонилась священнику, развернулась и быстро выбежала на лестницу, затем помчалась домой. "Завтра! Мы увидимся завтра! Но потом ему нужно будет уехать!" – мысли беспорядочно бегали в голове у девушки. "А может, ехать с ним? – вдруг сверкнула в голове одна мысль, – я ведь уже не смогу без него... Так все просто, банально... Не смогу. Потому что люблю..." Анже даже остановилась от простоты этой мысли. "Конечно! Надо бросать все и ехать с ним!"

***

А что же наш поэт? Он уже ни на что не надеялся. "Судья сказал – через пять дней. А сейчас какой день? Сколько вообще дней прошло с того момента? Кажется, будто прошла неделя. Но совершенно не зажившие и безбожно болящие пальцы говорят об обратном... Если бы у меня был хотя бы лист бумаги, перо и чернила, я бы мог записать стихи, что сочинил за это время. Но увы. Я сочиняю, и тут же забываю, потом злюсь, что не могу вспомнить, потом сочиняю новое, и опять забываю. Какой-то порочный круг, однако. Лучше вообще ничего не сочинять... Интересно, как там Анже? Жаль, что я ей так и не сказал то, что собирался сказать ещё во время нашей с ней прогулки по дворам Парижа. Анже, если бы ты могла меня слышать, дорогая! Я бы сказал: я люблю вас, Анже! Господи, как я не хочу, чтоб она страдала из-за меня. Ей, верно, сейчас несладко, а все из-за глупого поэта, имевшего неосторожность угодить в застенки правосудия. Однако раз уж мне суждено умереть, надо сделать это с достоинством. Вот и моя расплата. Не смог спасти от виселицы Эсмеральду – и сам погибну такой же бесславной смертью. Ну и пусть... Я заслужил..." Внезапно поток мыслей Гренгуара был прерван тихим скрипом двери. "Уже?" – удивился поэт. Но это были не тюремщики. На пороге камеры возник архидьякон, собственной персоной. – Учитель? – брови Гренгуара поползли вверх. – Собирайтесь, Пьер, – Фролло был краток. – Но куда? Фролло начал терять терпение. Архидьякон подошёл к ученику, схватил его за руку и одним рывком поднял на ноги. – Больно же! – возмутился Гренгуар, ибо Клод неосторожно задел его раны на руке. – Выходите скорее! – Фролло почти вытолкал поэта из камеры. Задним ходом он вывел его из Дворца правосудия. Гренгуар зажмурился от солнечного света. Наконец, по дороге к собору, Фролло изволил объяснить: – Пьер, вас оправдали. Не без моего участия, конечно. Сейчас вы пойдете со мной в собор и там переночуете, но после вам необходимо покинуть Париж, ибо находиться здесь вам ещё опасно. От таких известий болтливый поэт потерял дар речи. Затем сумел выдавить из себя: – Вот как... Ну спасибо вам, учитель... Жизнелюбивый Гренгуар был безумно рад своему чудесному спасению. Но покинуть Париж? Город, в котором провел почти всю жизнь? "Покинуть Анже?" – мелькнуло в голове. "Нет, я не могу". Но вслух он ничего не сказал, решив поразмыслить об этом уже в соборе. Увидев Анже, стоящую в конце коридора, сердце поэта сжалось. Только сейчас он вдруг осознал, как же ему ее не хватало. Гренгуар ускорил шаг. Услышав шаги, Анже обернулась. Возле лестницы замаячила высокая фигура архидьякона. А рядом... Невысокий, кудрявый силуэт в неизменном синем плаще... Анже сделала шаг навстречу. Ей показалось? Поэт тоже ускорил шаг. И вот они уже почти бежали друг к другу и, наконец, встретились. Поэт крепко обнял смущённую девушку. – Как же я скучал! Анже, ангел мой! Я так боялся, что мы больше не увидимся! – Я тоже скучала, Пьер! Господи, я так рада, что ты просто жив! – Анже ещё сильнее прижалась к поэту, словно боясь, что он снова исчезнет. Затем она словно опомнилась и обернулась к архидьякону. – Святой отец, спасибо вам! Я вовек не забуду вашей доброты! – девушка низко склонила голову. – Спасибо вам, учитель, – и впервые за долгие годы, глядя на счастливую Анже поэт искренне улыбнулся учителю. Клод тоже заулыбался, сперва несмело, а потом от души. Затем он по-тихому удалился в свою келью, а Гренгуар с Анже вышли на галерею. Ему столько всего надо было сказать Анже, а времени, казалось, было катастрофически мало. Наконец, он решился. – Анже, мне надо вам кое-что сказать. – Говорите, Пьер, – Анже внимательно взглянула ему в глаза. – Анже... Я люблю вас, Анже... – И я вас, Пьер! Один бог ведает, как я люблю вас! – и девушка упала в объятия поэта, а на глазах ее появились слёзы. Но это были лишь слезы счастья. Пьер нежно гладил шелковистые русые волосы девушки, а затем наклонился и нежно-нежно коснулся губами ее мягких губ. Анже не сопротивлялась. Внезапно весь мир для них перестал существовать, были только они и их любовь. Казалось, будто само время остановилось. Пьер и Анже словно падали в бесконечную пропасть, наполненную нежностью и всеобъемлющей любовью. Словно очнувшись, Гренгуар осторожно отстранился и взглянул в глаза любимой. Та лишь сильнее прижалась к Пьеру, не желая его отпускать. – Прости меня, мой ангел, – вдруг сказал поэт. – Но за что мне тебя прощать? – удивилась девушка. – Я не сказал тебе главного. Завтра на рассвете я должен покинуть Париж. Меня все ещё могут преследовать. Прости, я опять причиняю тебе боль, прости меня! – Пьер закрыл лицо руками, чтобы не видела она его слез, его слабости. Гнетущую тишину развеял голос Анже: – Я пойду с тобой, – девушка осторожно убрала руки Пьера от лица. До того даже не сразу дошел смысл этих слов. – Я пойду с тобой, – повторила Анже, – Куда бы ты ни пошёл, я пойду с тобой. – Но зачем? – удивился поэт, – тебе и в Париже хорошо. Ты же только-только обжилась здесь, зачем тебе идти в неизвестность? – Ах, зачем? – Анже улыбнулась, – Пьер, потому что я люблю тебя, неужели ты не понял? – Мой ангел! – Пьер заключил девушку в объятия, – Моя мужественная Анже! В таком случае мы пройдем этот путь вместе. Господи, неужели я действительно счастлив? Какое непривычное ощущение! – глаза поэта сияли, он словно помолодел. Они стояли в объятиях на галерее, в лучах закатного солнца, словно купаясь в его уже неярком свете, под музыку колоколов.