После

      Мы станцуем с тобою позже, на закате в огромной парадной зале, утопающей в золоте заходящего солнца, когда наконец останемся одни.       Твои волосы, невозможно светлого и в то же время темного оттенка, привычно взметнутся при очередном повороте, а в глазах, тех самых прекрасных глазах, в которые мне когда-то бесконечно давно посчастливилось влюбиться, зажгутся настоящие звезды чистого огня. О, моя милая Элизабет, знала бы ты, как сильно я люблю эти твои невозможные шелковистые волосы, пахнущие молоком, росой и свежей травою, и как восхищаюсь вечно сверкающими темными глазами...       Ты, разумеется, как всегда, насмешливо усмехнешься, лукаво-лукаво и самую капельку по-детски задорно, так, как умеешь только ты одна во всем мире. Я люблю твою улыбку и еще больше — твой смех, и отчасти это — оправдание моему покорному смирению пред сотнями твоих извечных насмешек.       Ты, быть может, с ехидным укором пожуришь меня за обычное молчание во время танца и не умение завязать беседы, не зная, впрочем, что, то лишь следствие твоих собственных безумно ярких глаз. О, как же красива ты сегодня в этом легком платье некого очаровательно светлого оттенка, разобрать который я не утруждаюсь. Ты красива всегда и без шелковых платьев, перчаток и зонтиков. И, уверяю, последнюю роль в том играют неправильная правильность твоих черт и сложность прически.       Быть может, это — именно то диковинное чувство, что называют «влюбленностью». Не знаю, отчего-то даже спустя годы я, каюсь, все еще не научился понимать это. Я восхищаюсь тобою, преклоняюсь и горжусь до невозможности. Наверное, это и есть — любовь, не знаю.       Но счастье ведь не только лишь в любви, пылающий, горячей, безоговорочной, чуть безумной. Счастье брака, союза — в уважении и равенстве двоих этот союз заключивший. Вы, миссис Дарси, мне равны и были всегда, несмотря на происхождение и прочую чушь.       Ты улыбаешься мне украдкой и сейчас, рассеянно поправляя выбившуюся из прически прядь волос. Твоя сестра, будто бы говорит нам нечто не слишком важное, но такое нужное, я не слушаю, по правде говоря, ненароком увлекшись наблюдением за причудливой игрой солнечных лучей в расписных витражах.       Мгновением позже, ты, моя Элизабет Дарси, конечно, недовольно фыркнешь, привлекая мое внимание и выказывая напускное раздражение подобной невнимательностью с моей стороны. Но позже. А после...       А после мы станцуем с тобою, на закате в огромной парадной зале, утопающей в золоте заходящего солнца. А быть может, лишь помолчим, ведь и этого порой достаточно. С тобой — да.       В твоей тишине всегда слов слишком уж много. И, каюсь, я люблю тебя за то лишь сильнее.