На всех частотах тишина

Адам знал: сейчас ему стоит затаиться за этим куском дурацкого металла, что заменял лестнице перила, и с лучших мест наблюдать за представлением. Он даже мог воспользоваться моментом и по-тихому снять тех четырех снайперов, хозяйничающих на строительных лесах двумя этажами выше. Короче, он просто должен изо всех сил притворяться безжизненным манекеном и смотреть, как под пулями проминается обшивка самолета, как взрывается топливный бак в последней отчаянной попытке все изменить, как на его глазах гибнет Фарида Малик — одна из немногих его друзей. Но притвориться слепым и глухим Адам не мог. Не мог игнорировать почти отчаянную мольбу о спасении, которую Малик прошептала Богу, забыв, что Адам по-прежнему на линии. Он не из тех, кто списывает товарищей в графу допустимых потерь, когда любой другой на его месте сказал бы: «К черту!» — и ушел. Потому что Адам не мог снова... Просто не мог. Поэтому он пошел вперед. Вытащил верную боевую винтовку — ту, что Шариф любезно принес ему ровно к началу событий, нет, этого Ада и отдал на этом же самолете. Зарядил и проверил остаток патронов в карманах. Он был готов. И когда Малик... когда она наконец выбралась из горящего, изрешеченного пулями самолета, когда Адам крепко сжал ее руку и убедился, что она жива и здорова... В тот момент он кое-что понял. Он больше никого не хочет терять.