* * *
— Мне иногда снится кое-что, — внезапно сказала Инквизитор, и Дориан, вскинув брови, бросил на неё взгляд поверх кружки эля. — Ты настроена поведать мне все непристойные подробности твоих эротических снов обо мне? Она сердито на него посмотрела. — Ты не в моём вкусе. Он схватился за сердце и с возгласом отчаяния откинулся на спинку стула. — Скажи, что это не так! — Он подался вперёд, сцепил руки над столом и произнёс, играя бровями: — Я в любом вкусе! Бросив на него пристальный взгляд, она рассмеялась, и Дориан не был уверен, насколько сильно это должно задеть его гордость. Иногда он жалел, что родители не нашли ему в жёны женщину, подобную ей. Возможно, он и не сбежал бы, если бы мог быть с той, которая любила бы и уважала его, и которую любил бы и уважал он. Им было бы хорошо вместе, просто это “вместе” было бы не в полной мере. — Моя гордость не выдержит подобных ударов, — воскликнул он, прижимая тыльную сторону ладони ко лбу и изображая обморок. — А теперь расскажи мне о своих снах. Взгляд Дориана метнулся к левой руке Инквизитора. Он беспокоился, хотя и не говорил об этом. Все волновались за неё, и якоря на её руке и так было достаточно. Вряд ли она нуждалась в том, чтобы кто-то обременял её своей заботой. Уголки её губ приподнялись в лёгкой улыбке. — Я лежу в палатке и мерзну. Мне так холодно, что я не чувствую ни рук, ни ног. — Похоже, ты вспоминаешь Убежище, — поморщился он. — Да, но потом, когда мне становится совсем холодно, кто-то проскальзывает в палатку и обнимает меня. Он... Я уверена, что это мужчина, держит меня в своих руках и поит горячим чаем и бульоном. Он гладит меня по волосам и обещает защитить. И он будто... какой-то всеобъемлющий, больше, чем может быть настоящий человек. Словно... стена между мной и всем остальным в мире. — На её лице промелькнуло мечтательное выражение, делая моложе и свежее. Но затем Инквизитор вздохнула и снова стала прежней — разочарованной и усталой. — Но это всего лишь сон. За мной ухаживала мать Жизель. Дориан фыркнул. Он был в курсе, как Блэкволл штурмовал её палатку, как заботился о ней все эти три дня. Но если Инквизитор этого не помнила, значит, Блэкволл ушёл раньше, чем она пришла в себя. Это была тайна Блэкволла, а не Дориана. Так что вместо того, чтобы просто сказать: "Это был Блэкволл. Он обожает тебя, заботился о тебе и хочет сделать тебя счастливой", он сказал: — Похоже, тут скрываются чьи-то романтические чувства. — Он снова перегнулся через стол. Пусть он не имеет права раскрывать чужие тайны, но вполне может дать подсказку. — И как ты знаешь, в том конце таверны есть очень большая стена, к которой ты можешь прижаться в любое время. У Инквизитора зарделись щёки, шея, и Дориан мог бы поспорить, что даже плечи под воротом рубашки тоже порозовели. — Страж Блэкволл мой соратник и друг! — выпалила она. — А ещё он очень большой и, уверен, восхитительно тёплый, — ухмыльнулся Дориан. — Я знаю, как ты ненавидишь холод. Она запустила в него маленьким язычком пламени. — Ты неисправим. — Вот поэтому я тебе и нравлюсь, — рассмеялся он. Затем он с удовольствием наблюдал, как Инквизитор решительно направилась к усталому Блэкволлу с двумя кружками эля и протянула ему одну. — Правильно сделал, тевинтерец, — сказал Железный Бык, усаживаясь на опустевшее место Инквизитора. Дориан фыркнул. — Кто-то должен был подтолкнуть её в нужном направлении, иначе бы она так и спотыкалась о собственные ноги до самого конца. — Ну, по крайней мере, долго бы ждать не пришлось, — хохотнул Бык. — Да, — мягко согласился Дориан, наблюдая, как она опустила пальцы на плечо Блэкволла, как его глаза расширяются и темнеют от едва сдерживаемого желания. — Так что хорошо бы им поторопиться. Позже, проделывая долгий обратный путь в библиотеку, Дориан заглянул в конюшню. Инквизитор была там, в кольце рук Блэкволла, стояла на цыпочках и нежно его целовала, а его ладонь запуталась в её волосах. Дориан слабо улыбнулся, порадовавшись её счастью.Часть 1
9 января 2021 г. в 15:15
Блэкволл твёрдо решил сохранять благоразумие. В конце концов — Вестница едва его знала. Да, она флиртовала с ним, но как и со всеми остальными, со всеми, даже с той фригидной орлесианской сукой. Беда в том, что этот флирт много значил для него. Её слова каплями просачивались под его кожу, скользили под ней, скручивая вокруг сердца силки из паучьего кружева — а теперь она лежит, полумёртвая и одинокая, в палатке с целителями.
Он понимал, что для неё сейчас самое лучшее — именно что находиться в палатке с целителями. Отсюда и его стремление вести себя благоразумно.
— Где она, вашу мать? — требовательно спросил он, надвигаясь на Каллена и Кассандру.
О да, это звучало очень разумно. Совершенно, абсолютно и непререкаемо разумно.
— Где кто? — переспросила Кассандра.
— О ком это ты? — А это уже Каллен.
Блэкволл сжал кулаки, с трудом гася желание придушить командора.
— Вестница.
Кассандра смерила его оценивающим взглядом — такие он ненавидел больше всего. Она словно пыталась проникнуть под все его тщательно возведённые стены и маски.
— Отдыхает, — произнесла она наконец. — Не надо её беспокоить.
Он и не собирался её беспокоить. Он просто хотел убедиться, что целители делают свою работу, как надо.
— Я хочу увидеть её.
— Со всем уважением, Страж Блэкволл, но Вестница...
— Со всем уважением, командор, если вы не скажете мне, где она, я сверну вам шею и буду крутить до тех пор, пока ваша голова не оторвется от ваших грёбаных плеч.
Создатель! Разумеется, он не стал бы этого делать — но он в самом деле балансирует на краю здравомыслия. Он уже несколько дней сходил с ума от беспокойства за неё, вырезая всё свободное время грифонов и прочую ерунду, лишь бы хоть чем-нибудь занять руки.
Каллен, вспыхнув глазами, сделал шаг назад.
— Запугивание...
Кассандра положила руку Каллену на плечо.
— Спокойно, — сказала она, по-прежнему сверля Блэкволла напряжённым, внимательным взглядом. — Пойдём.
Она провела его через на удивление ровные ряды палаток. Ну конечно, Калленова заслуга. Этого просто корёжит от проявления любой неорганизованности. Неприметная палатка в середине лагеря, перед которой Кассандра остановилась, ничем не отличалась от остальных. Ни дополнительной охраны, ни знамён, никаких опознавательных знаков. Блэкволл обшарил взглядом округу. Даже ни одного прячущегося в тени агента тайного канцлера.
— Она здесь. За ней ухаживает мать Жизель, — сказала Кассандра, отодвигая полог. — Даю тебе тридцать минут.
— Угу. Конечно, — буркнул Блэкволл, ныряя в невыносимо натопленный мрак палатки.
Через полчаса Искательница может возвращаться сюда хоть с целой армией. Он отсюда не выйдет, пока Вестница не поправится.
В тесной палатке находилась лишь одна койка с маленькой фигуркой, закутанной в тяжёлые шерстяные одеяла. Рядом с койкой стоял табурет — единственное свидетельство того, что в палатке был кто-то ещё. В небольшой жаровенке ярко, почти весело, перемигивались угли, источник удушающей жары.
Блэкволл медленно опустился на табурет и придвинулся ближе к койке. Лицо Вестницы закрывал ворох одеял; она лежала на боку, свернувшись калачиком. Блэкволл протянул руку и откинул край одеяла с её лица. На ней была шапка из такой же толстой шерсти, что и одеяла. Глаза закрыты, но щёки уже порозовели. Сведёные в кулак изящные пальцы прижимались к подбородку. Блэкволл дотронулся до них. Холодные как ледышки.
Придвинувшись ещё ближе, он извлёк её ладонь из-под одеяла и зажал между своими.
— Миледи, — прошептал он, поднося кончики пальцев к губам и целуя каждый по очереди, затем взял сжатую под подбородком руку.
Вестница до сих пор дрожала, не в силах согреться, несмотря на ворох одеял и жару в палатке.
Он помедлил. Она заслуживала, чтобы о ней заботился кто-то благородный, как Каллен. Или тот, кто склонится по мановению её руки и исполнит её волю, как Бык. И точно не такой, как он. Не такой опороченный и запятнанный грязным прошлым.
Но в тепле она нуждалась больше, чем в добронравии. Стянув сапоги и сбросив куртку, он опустился на узкую койку и потянул к себе гибкое тело, сделавшееся таким неуклюжим из-за всех этих одеял. Он сбрасывал с неё одеяла, пока она не оказалась прижатой к нему в тонкой и почти прозрачной сорочке. Сглотнув, он отвёл глаза от её груди, но всё же успел разглядеть темнеющие сквозь ткань соски. Стиснув зубы и не обращая внимания на наливающийся кровью член, он обнял её, а затем укрыл одеялами их обоих.
Она тут же прижалась к нему, уютно свернувшись на его груди, и её глаза распахнулись. Взгляд был направлен прямо на него — невидящий, остекленелый.
— Холодно, — прошептала она, прижимая ледяные пальцы к его шее, запутываясь в густой бороде.
— Я знаю, миледи, — ответил он мягко, притягивая её ближе.
Ему нельзя быть с ней, нельзя даже находиться здесь. Она — самое доброе и чудесное, что только есть в мире, а он — сломленный и обесчещенный человек. Но как он может оставаться в стороне, когда ей больно? Не в тот миг, когда нуждалась... ну, не в нём, конечно же. Вестнице до него нет дела, но он обязан ей помочь. Быть рядом, даже если она и не вспомнит об этом, когда всё закончится.
Он надеялся, что не вспомнит.
Мать Жизель просочилась в палатку некоторое время спустя, когда Вестница снова уснула. Блэкволл не спал, да и как он мог заснуть, держа в своих руках такое драгоценное создание? Он взглянул на вошедшую Жизель.
— Какое-нибудь горячее питье для леди, — попросил он, и Жизель, благослови её Создатель, лишь кивнула и исчезла.
Когда Жизель вернулась, он уже сел и осторожно поднял Вестницу к своей груди, поддерживая её бёдрами. Она проснулась — его возня спугнула сон, но взгляд по прежнему оставался мутным и неосознанным. Жизель поставила на табурет миску с дымящимся бульоном и чашку горячего чая.
— Вы хороший человек, Страж Блэкволл.
Он стиснул зубы.
— Меня можно назвать по разному, но так — вряд ли, — сказал он, растирая плечи Вестницы. Она издала какой-то тихий звук, откинула голову назад и поудобнее устроилась на его груди.
Он помог Вестнице выпить бульон, держа миску так, что она могла делать только маленькие глотки. Когда она закончила, взял её руки в свои, проверяя, согрелись ли пальцы. Всё ещё ледяные. Тогда он вложил ей в ладони чашку с не успевшим остыть чаем, накрыл своими и вообще постарался обнять как можно плотнее. Его голова на её плече, грудь прижата к её спине, ноги — к её ногам.
Самая чёрная, отвратительная и низменная часть его хотела сорвать с неё сорочку и лечь рядом, касаясь обнажённой кожи, но он никогда этого с ней не сделает. Блэкволл просто держал Вестницу в своих объятиях — и этого достаточно.