Mission for the Mandalorian

      — У тебя нет такого чувства, — спросила Тара, когда они огибали неприметную планетку, на которой девушка остановиться не захотела — «слишком холодно», — будто ты грустишь, но еще и боишься. Не знаю, как его назвать. Похоже на тоску и страх одновременно.       Задумавшийся над предупреждением Кары Дюн мандалорец не сообразил, что она говорила с ним. За пару недель в деревне они вообще мало говорили, хотя провели рядом больше времени, чем на Лезвии. То, что он видел, заставляло его нервничать, хотя, положа руку на сердце, он не мог бы сказать, что теперь доверяет девушке меньше. Она не была глупа или труслива. Она не нарушала своих слов и была с ним — отчасти — честна. И все же ее слова вызывали недоверие.       — Чего ты боишься? — спросил, наконец, Мандо. Тара сидела прямо на полу грузового отсека и задумчиво обводила взглядом тесное помещение.       — Что ребенок может пострадать в тот момент, когда я не смогу его уберечь, — ответила она. Мандалорец удивленно выдохнул — не такого признания он ждал. Но Тара добавила, добила его: — Что мое прошлое может навредить ему.       Мандо склонил голову. Теперь она привлекла его внимание, хотя поддерживать этот разговор он не хотел.       — Чем это может ему навредить? — спросил он.       Тара посмотрела на него, но как-то вскользь — с тех пор, как они приняли решение покинуть Сорган, она избегала его прямого взгляда.       — Не знаю. Это-то и пугает.       Он мог бы с ней согласиться, но не решил пока, открывать ли ей правду об охотнике или придержать до лучших времен. То, что ее искал кто-то из Гильдии, могло означать как охоту за ребенком и ее соучастие в краже объекта, так и отдельную цель. И если она была целью, то стоило бы выяснить, кто был нанимателем. Отчего-то мандалорец полагал, что ответ не понравится ни ему, ни ей.       — На всеобщем нет такого слова, — сказал он, когда стало понятно, что разговор продолжать она не станет — по крайней мере самостоятельно.       Прежде ее не беспокоило молчание попутчика, Тара могла самостоятельно генерировать три темы монологов и пять диалогов за какой-то час. Теперь же ее задумчивый вид и смущал, и пугал: о чем она могла думать с таким усердием, что забывала о том, что находится на корабле в космосе?..       Под вечер Тара пришла к нему на мостик и вручила остаток крестьянских запасов, которыми с ними поделились благодарные жители деревни.       — Ты знаешь… — начала девушка и запнулась. Мандо поднял к ней голову, но она снова на него не смотрела. — Знаешь, что такое монмотма?       Вопрос огорошил его настолько, что он чуть не сполз с кресла пилота.       — Что, прости?       — Монмотма, — послушно повторила Тара и стащила лист салата из его миски. — Крутится в голове весь день, не могу понять, это ругательство или что-нибудь из ползучих, или сироп…       Если бы мог, мандалорец рассмеялся бы. Но было, вообще-то, не до смеха.       — Это не ругательство, — сказал он со вздохом. — Это имя.       — Правда? — воодушевилась Тара. — Ты знаешь, кто это?       Он задумался, не шутит ли девушка. Но та, похоже, всерьез интересовалась общеизвестными фактами. Он не мог винить ее в любознательности — по крайней мере, сейчас.       — Это глава государства Новой Республики, — сказал мандалорец, чувствуя себя до крайности глупо. Он-то полагал, что на его корабле только один ребенок и два более-менее взрослых человека, пусть и не совсем адекватных. Оказалось, что он был единственным внушающим доверие взрослым.       — О, правда? — встрепенулась Тара. — Забавно, я-то думала, это снова ругательство. Что ж, не буду использовать его рядом с матерными словечками с Соргана.       Если сознание могло быть чистым листом без отягчающего прошлого, Тара Кирк засоряла его совершенно дурацкими сведениями. Мандалорец, впрочем, не стал бы ее останавливать.       Он хотел вернуться к просчету расстояния до ближайшей населенной планеты, когда услышал от Тары задумчивое:       — Поэтому ее имперцы так ненавидели, что каждый раз ругались, заслышав это имя…       И обернулся, чтобы убедиться, что она снова понятия не имела, какие страшные слова произносила. Тара замерла перед лестницей вниз и, если бы мандалорец мог видеть, то понял бы, что ее снова «отключило».       — Ты хоть понимаешь, что говоришь… — начал он, но тут панель управления ожила и запищала, извещая о приближении какого-то судна. Мандалорец вернулся к Лезвию, увидел на экране монитора точку на расстоянии километра от них.       — Что там? — Тара подскочила и склонилась над панелью совсем рядом, ее волосы стекли со спины и мазнули мандалорца по плечу.       — Нас кто-то выследил.       Он не знал, был ли это охотник за ребенком или за Тарой, но времени подумать у них не было.       — Иди вниз, забери ребенка. Если я подам сигнал, отключишь подачу топлива.       — Хорошо, я — что, прости?!       — Иди! — вскрикнул мандалорец. Тара шикнула на него и сбежала с мостика, прихватив отчего-то веселящегося ребенка с собой.       К ним приближался истребитель, с которым Лезвие могло бы потягаться в скорости, но не в огневой точности, и потому действовать следовало решительно и быстро.       Поступил внешний сигнал, мандалорец принял его и услышал голос пилота:       — Мандо, отдай ребенка, и тогда я оставлю тебя в живых.       Они летели вперед, огибая метеоритные останки, Лезвие виляло от одиночных импульсных выстрелов, но похвастаться маневренностью не могло.       Тара скатилась вниз, посадила ребенка на койку и примотала его к ней наскоро сцепленными ремнями безопасности, которые придумала днем ранее и приделала, не спросив разрешения мандалорца. Тот вроде не возражал — хотя он в целом порой становился совершенно безучастным к судьбе своего экипажа парнем и думал о чем-то своем долгие часы в космосе. Тара голову устала ломать, догадывается ли он о ее природе и просто делает вид, что ничего не знает — или же действительно ничего не знает. Тогда ему стоило бы рассказать хоть что-то кроме неопределенных данных о возрасте и планете, на которой она выросла.       Но пока Тара была не готова.       Когда в них выстрелили и корабль накренило при повороте, девушка подумала, что с промедлением ошиблась: если она хотела, чтобы мандалорец снова начал ей доверять, ей нужно было сказать о себе хоть какую-то правду до того, как их, например, убьют, всех троих.       — Хаос его забери, он попал в крыло! — закричала Тара, спустившись еще ниже, в машинное отделение. Голос Мандо, искаженный в динамике громкоговорителя еще больше, подтвердил ее опасения.       — Да, у нас проблемы с правым двигателем.       — И мы теряем топливо! — добавила Тара, наблюдая за уровнем топлива на авионике, который медленно падал. Лампы мигали, авионика выдавала одно предупреждение за другим. — Проклятье! Нельзя его сбросить как-то?       — Я думаю, — прорычал мандалорец. —Держись.       Корабль накренило, Тару потянуло вдоль отделения и бросило прямо на маленький оружейный склад, где Мандо держал коробки с запасными бластерами, которые в ходе деревенской операции пришли в некоторый упадок.       — Ох, Бездна! — заорала Тара, чувствуя, что они ушли в крутое пике. Слов не хватало, она вдруг подумала, что ей срочно надо пополнить словарный запас хоть какими-то ругательствами, которые не оказались бы в итоге чьим-то именем.       — Насчет три выруби подачу топлива, — раздался из динамиков голос Мандо. Тара поползла к рычагам, пока ее мотало от головокружения, — готова? Тара? Раз…       — Три! — заорала девушка, когда добралась до кнопок и, видя, как вместе с топливом они теряют шансы на выживание, не смогла медлить: потянула на себя рубильник, повернула ключ на панели.       Корабль заглох и остановился, истребитель, преследующий их, пронесся над ними и задел фюзеляж. Лезвие дрогнуло, голос Мандо в динамике сказал: «Это моя фраза», — (что за фраза?) и затем раздался звук бластерных залпов.       Лезвие снова задрожало, Тара обхватила панель и тихо выдохнула: «Потерпи, дорогой». Ее дернуло при остановке вперед и уронило прямо на рычаг, так что теперь в месте удара знакомой болью отозвались пара ребер. Она кое-как поднялась, опираясь на панель, и прокашлялась.       — Цела?— привычно спросил Мандо. Тара кивнула.       — Да, вроде бы. Ты его снял?       Перед тем, как дать утвердительный ответ, мандалорец хмыкнул. Тара побрела проверять состояние их корабля, гадая о причинах порой двусмысленной реакции Мандо на ее отдельные фразы.       — Ох, это полная монмотма, — сокрушенно вздохнула Тара, глядя на показатели приборов. Ей показалось, что мандалорец подавил откровенный смех в голосе, прежде чем спросить:       — Что там такое? Прекрати так ругаться.       — Утечка топлива, — сообщила Тара, не обратив на его последнюю фразу внимания. — Отказ правого двигателя. И-и-и нас сейчас вырубит.       Только она это сказала, как свет на всем корабле выключился, погружая и кабину пилота, и грузовой отсек со смеющимся ребенком, и машинное отделение в полную темноту. Тара наощупь добралась до аварийной рубки и щелкнула выключателем. Свет загорелся снова, приборы запищали.       — Да-да, миленькие, потрепало вас... — приговаривала Тара, не зная, что Мандо слушает ее, почти улыбаясь.— Слушай, без станции техобслуживания тут не справиться. Дотянем до какой-нибудь планеты?       — Есть одна на горизонте, — согласился мандалорец из динамика. — Держись, посадка будет нелегкой.       Они приземлились на пустынном Татуине в космопорту Мос-Эйсли— по словам Мандо, одном из самых опасных портов планеты из-за наличия в округе кучи мерзавцев, осевших здесь со времен Галактической гражданской войны.       — Я смогу починить Лезвие за полдня, если мне помогут, — сказала Тара, притягивая к себе ребенка. Тот улыбался: по-видимому, неожиданная тряска и круговороты ему понравились.       — Никаких дроидов! — предупредил ее мандалорец, и Тара поморщилась. Фу, опять он за свое. Дались ему эти дроиды.       — Тогда провожусь пару суток в одиночестве! — сказала она, думая, что это его отрезвит. Не тут-то было.       — Как скажешь. Я как раз найду нам поесть.       Их довели до площадки 3-5, усадили и попросили располагаться и чувствовать себя, как дома. Тара поморщилась — Татуин напоминал ей Арвалу с такими же барханами и песком, засыпающим глаза, но чувствовался значительно опаснее. Арвала-7 казалась спокойным местом, а здесь было полным-полно всякого сброда, как мандалорец и предупреждал.       Тара наблюдала многолюдное движение за стенами площадки техобслуживания, которую им выделили, пока Мандо отключал двигатели.       — Не показывай тут никому ребенка, — предупредил он. Тара кивнула — сама не дура, все понимает.       Мандо попросил выделить им площадку без людей, но к совсем пустой станции их бы не подпустили: когда они с Тарой спускались по трапу, к ним приблизились три дроида-механика. Мандо выстрелил предупредительный, все три испуганно упали и скрылись за своими панцирями.       — О, прекрати! — возмутилась Тара, на автомате вцепляясь в его вытянутую руку. Мандо посмотрел на нее — сердито, это она уже умела различать по его дыханию. — Брось, они не знали, что ты такой псих. Ребята, простите, мы тут сами справимся.       Дроиды обиженно ускакали, Тара посмотрела им вслед и покачала головой.       — Ну ты и вомп-крыса, конечно, — прищелкнула она языком и пошла к дымящемуся правому двигателю.       Тот выглядел удручающе, Тара оценила повреждения с падающим все ниже настроением. Придется повозиться, перевернуть пару деталей, а еще на фюзеляже в том месте, где истребитель проехался по корпусу звездолета, осталась рваная рана. Нужна сталь для внешней обшивки, чтобы залатать дыру.       — …и новый топливный бак, старый пробит насквозь, — договорила она, когда они с Мандо сели обсудить дальнейшие планы.       — У меня только пятьсот имперских кредитов, — ответил он спустя минуту молчаливого наблюдения — за кораблем и Тарой, которая сидела рядом и самоотверженно терпела его сканирование. Ну теперь-то что с ней не так?       — И? — уточнила девушка. Мандалорец склонил голову в недоумении. — Что? Я понятия не имею, много это или мало, хватит на замену деталей?       — Не хватит, — со вздохом, выражающим всю скорбь этого мира, произнес Мандо. — Даже на обшивку.       — И есть нечего, — добила Тара.       — И есть нечего.       Он поднялся на ноги, отряхнул с себя пыль.       — Я достану еще.       — Еды?       — Денег!       Покосился на Тару, как будто это она была виновата в поломке его драгоценного корабля, и окинул взглядом стены площадки. За ними открывался рынок с кучей возможностей для охотника за головами, и он, видимо, надеялся найти тут хоть какую-то работенку. Тара не возражала — в кои-то веки он займется тем, что умел и любил, кажется, и оставит ее в покое на некоторое время. А потом они поговорят.       Потом Тара расскажет ему часть тех воспоминаний, что успели растревожить недавние деревенские события.       — Чудненько! — Тара тоже встала, неслучайно задев мандалорца по боку локтем, и охнула — тот болел после встречи с панелью передач в машинном отделении. — И медикаменты найди. И бинты.       — Ты ранена?       На мгновение ей показалось, что… неважно, не сейчас. Тара помотала головой.       — Нет, но пополнить запасы было бы здорово. Все, иди, не мешай мне выполнять свою гребанную работу.       Она махнула рукой в сторону выхода, сама поплелась к дымящемуся кораблю, заранее приговаривая «Сейчас-сейчас, детка, мы с тобой разберемся…». Мандалорец с места не двигался: смотрел ей вслед, вызывая мурашки по спине, и о чем-то раздумывал.       — Хаар’чак, — сказал он неожиданно. Тара обернулась и склонила голову набок. Бредит он, что ли?       — Ты о чем?       — Ругательство, — кратко пояснил Мандо. — Это на мандалорском. Означает… что-то вроде проклятья.       Тара повеселела, покрутила в голове новое для себя слово.       — Хаар’чак, — повторила она и заулыбалась. — Звучит круто, спасибо!       — Не повторяй больше свое «монмотма», это кощунственно, — сказал мандалорец — сконфуженно? смущенно? — и только тогда покинул станцию. Тара мысленно пожелала ему хорошей охоты, что бы это ни значило для охотника за головами его уровня.