***
— Армин Арлерт, Конни Спрингер, Саша Браус и Дитрих Норман, — окликает их лейтенант Амели, подзывая к себе пальцем. Они переглядываются с какой-то небольшой тревогой, будто бы их сейчас станут отчитывать, но послушно подходят. — Леви попросил меня передать вам, чтобы вы спустились в лабораторию Исследовательского Отряда и помогли с уборкой некоторых комнат. Я пойду с вами, лишние руки там не помешают, особенно учитывая строгость капитана в плане уборки, — Девушка улыбнулась, разворачиваясь в сторону замка и быстрым шагом пошла внутрь, краем взгляда следя за тем, чтобы никто не отстал. Помещений было немного, но пыли хватило бы, чтобы в случае чего выдать ее за снег в середине лета. Амели, натянув платок повыше на нос, убиралась медленно, но качественно, по большей части только потому, что ей не хотелось выслушивать ворчание Леви и переделывать все по несколько раз. Капитан, скурпулезно вымывающий пол, изредка равнодушно поглядывал на нее, следя за тем, чтобы тряпка в руках лейтенанта постоянно промывалась от пыли. — Пол идеально чистый, Леви. Ты сделаешь в нем дыру, если продолжишь тереть, — произнесла девушка, присев на корточки и выжимая грязную тряпку. — Пойду проверю, чем занимаются остальные. Амели, — он на секунду остановился, бросая на нее взгляд, — Протри столы еще раз. Чистой тряпкой. Лейтенант Дайгер вздыхает, потягивается, разминая руки и спину, а после идет менять ведро. Шестой раз за полтора часа. Спустя двадцать минут Леви возвращается, оглядывает взглядом столы и молча кивает. Темноволосая облегченно вздыхает. — Лейтенант Амели тоже называет вас по имени и фамилии? — спрашивает один из парней негромко, моя полы шваброй. Иван изредка оглядывается на всякий случай, дабы не попасть в неудобную ситуацию. Остальные кивают, продолжая заниматься работой. Несколько минут назад они наслушались ворчания от капитана Леви и теперь им не хотелось слушать его еще раз. — Я все еще не пойму, как она может помнить всех, — добавляет Саша, протирая стеллажи. Рядом стоящий Конни лишь пожимает плечами. — Наверное, у нее просто идеальная память на лица и имена, — предполагает он. — Почему вас это так волнует? — Нужно собрать тела погибших, пока титаны не помешали нам, — отдает приказ командор Эрвин, смотря на Амели в упор. Лейтенант равнодушно кивает, взгляд заметно тускнеет, но она ждет, пока все тела будут доставлены. …Леви стоит рядом с ней, молча ожидая, пока всех погибших выложат в один ряд. Берет протянутые ему ей тетрадь и карандаш, открывая на нужной странице. Амели присаживается на корточки, приподнимает ткань первого мертвого солдата. Несколько рядовых стоят рядом, наблюдая с опустошенным, гнетущим взглядом за происходящим. — Чарльз Боуман, — говорит девушка, Леви молча перелистывает несколько страниц, зачеркивает нужное имя. — Петра Рал, — покрывало опускается на голову мертвой девушки. — Адель Ханзес. — Гюнтер Шульц. — Эрик Дрейфус. — Оруо Бозард. Через несколько минут имена звучат, словно набор звуков. Леви зачеркивает названные фамилии, изредка бросая ей короткое «Подожди», когда не может найти нужное имя на страницах. Иногда лейтенант задерживается на пару секунд, точно вспоминая нужное ей имя. В голове — каша, но ей удается выловить из сознания человека, что находится перед ней и вспомнить его. Не повезло только тем мертвецам, чье лицо уже не узнать. Амели хмурится, видя под простыней тело, которое нельзя опознать: ей вновь придется говорить родителям погибших, что их дети бесследно пропали в этом ужасе. — Зачем ты делаешь это? — спрашивает однажды Леви, отдавая ей тетрадь и карандаш. Она удивленно поднимает глаза: капитан никогда не спрашивал подобного. Леви не уточняет, что имеет в виду, но Амели это и не нужно. — Молчаливого Чарльза Боумана дома ждет мать. И не ее вина, что у сына здесь не было друзей, которые могли бы его опознать. Зато я смогла. И благодаря этому она сможет его похоронить. — Это не главная причина, — уверенно произносит капитан Леви, буравит равнодушным взглядом стоящую лейтенанта. Амели ухмыляется, отстраняя взгляд на секунду: быстро оглядывает в ряд лежащие под простыней тела, молчит пару мгновений. — Кто-то ведь должен их помнить. Родители не в счёт. Они уверены, что их ребенок погиб напрасно. Но я считаю, каждый мертвый солдат приблизил нас к победе. И я благодарна, что сегодня не моя фамилия вычеркнута из тетради, — Они встречаются взглядами, прежде чем девушка развернется, направляясь к Эрвину. Леви смотрит ей вслед достаточно долго, подмечая, как сильно Амели сжала пальцами тетрадь в своей руке. Поздно ночью лейтенант сидит в своей комнате, дрожащей рукой зачеркивая имена тех, кого «не смогли найти». Весь день она рассматривала оставшихся в живых после вылазки солдат, чтобы сейчас понять, кого среди них не хватает. Она ненавидит делать это: толстым карандашом перечеркивать фамилии, убирать единственное доказательство того, что эти люди, эти никому неизвестные солдаты существовали, боролись и шли на смерть. — Ты совсем безмозглая? Мы же договорились, — произносит мужской голос позади нее. Дверь в ее комнату скрипит, — петли явно стоит смазать, — Леви медленным шагом подходит к ней, забирая у девушки карандаш с тетрадью, присаживаясь рядом. — Знаешь же, потом кошмары мучают. Я не хочу, чтобы ты свалилась от усталости. Нам и так не хватает солдат. Амели усмехается, откидываясь на спинку стула и смотрит в потолок. В памяти всплывают тысячи лиц, опустошенные, тусклые, они сменяются друг за другом. Все те, кто отдал жизнь, чтобы Разведкорпус смог продолжить свое дело. Амели совестно: когда-то один солдат по имени Рональд Дайгер закрыл ее своим телом, дав возможность жить дальше, а она даже не смогла его похоронить. — Я начинаю забывать их, — признается она капитану. Леви молчит, смотрит на нее долго, пронзительно. Ее руки опускаются, свисают, словно у титана, которому подрезали сухожилия. Она переводит взгляд с потолка на сидящего рядом мужчину. — Забывать погибших солдат. — Не важно, помнишь ты имена или нет. Ты помнишь о их существовании. Это главное. — Ты не понимаешь! — Амели отворачивается от него, хмурясь. — Это ты не понимаешь. Какая разница, какие они носят фамилии, главное, что они гото… — Они все отдали свою жизнь! — Девушка перебивает его, ударяя кулаком по столу, — Они все знали, что умрут, а никто даже не помнит их имени! Никто! Всех погибших солдат мешают с грязью, ты вообще слышишь, что говорят на улицах? «Дураки», «Самоубийцы, поделом им, лучше бы на полях работали», «Мертвецами кормят титанов на наши налоги». Никто из этих трусливых уродов не вспомнит нас с тобой, когда мы умрем, защищая их! — Мне не нужно, чтобы эти свиньи меня помнили. Доказательство того, что я умер не напрасно — это живые товарищи, готовые бороться вместо меня. Амели, — зовет капитан, и имя ее из его уст звучит более аккуратно, чем раньше. Она поднимает на него взгляд, в котором застыли еле видные слезы, — Перестань. Девушка еле видно кивает, тут же смахивая подступающие слезы с глаз. В их мире нет времени на слабость. Обернешься, замешкаешься – ты уже во рту титана. — Я не смогу их все выбросить. Мне кажется, будто избавившись от них, я растопчу все воспоминания, — Капитан бросает взгляд на тумбочку у ее кровати, на которой аккуратной стопкой лежат несколько тетрадей, все исписанные зачеркнутыми фамилиями. Амели смотрит опустошенными глазами в стол, слыша, как Леви встает со стула, подходит к тумбочке и забирает все тетрадки, а после молча уходит из комнаты. Задержавшись на минуту перед дверью, мужчина вдруг слышит, как Амели начинает тихо рыдать. Сегодня он позволит ей эту роскошь.***
Амели чудом удается уговорить двух ребят не идти за своим товарищем вглубь леса, потому что она понимает: если они вернутся, то натравят на них всех толпу титатнов. Она отводит их в сторону, просит, — скорее уговаривает капитана, — дать им немного времени. Леви сдержанно кивает, оставляя их троих наедине. Она рассказывает им про Рональда Дайгера, рассказывает про тетрадь, а эти двое слушают ее так проникновенно, пусть и с уставшими, почти изнеможденными лицами. — Главное, что вы помните его. Помните своего товарища, своего друга, который отдал свою жизнь, давая нам с вами шанс жить дальше. Кто знает, может, своей смертью он предотвратил кое-что более серьезное, чем мы думаем. Мне жаль, но вам нельзя возвращаться за телом. Вам останется только помнить его. А это куда важнее, чем растерзанный титаном труп, — Амели ободряюще похлопала их по плечу, с грустью наблюдая, как эти двое бравых солдат сейчас плачут, прикрывая лицо руками. Они возвращаются домой с куда меньшими потерями, чем могли бы. Они возвращаются домой с погибшими солдатами, которых смогут отдать их семьям. Они смогут отдать Петру ее отцу, который с нетерпением ждет ее возвращения, Оруо — его родителям, которые уже приготовили для него отдельную порцию любимого супа, которого он больше никогда не попробует. Амели плохо спит этой ночью: ей снятся кошмары, в которых родители погибших спрашивают ее, что же стало с их драгоценным чадом, почему некоторые из них не дождались своих детей с этой ужасной войны. Амели не знает, что им сказать. Амели искренне хочет верить, что все они умерли не напрасно.***
— Отдай мне ее, — не просит, требует Леви. Они вновь вдвоем этой ночью, она, сидя на кровати, уставшая, потрепанная после их вылазки, не спавшая уже две ночи из-за кошмаров. Леви видит: Амели валится с ног и рано или поздно упадет в обморок. — Ты снова сама зачеркивала солдат? Почему так выглядишь? Амели молчит, облизывает сухие, искусанные губы и поднимает на него взгляд. — Мне Оруо приснился. Спросил, принесли ли они пользу разведотряду, умерев, защищая Эрена. Даже во сне у меня не нашлось ему ответа, — она усмехнулась, запуская пальцы в спутанные волосы. — Отдай мне ее, — повторяет он вновь, сам осматривая помещение в поисках заветной тетради. Всю ту остальную стопку, что он забрал у нее, Леви наверняка сжег. Амели знает это. И чувствует себя ужасно. Девушка молчит, старается не двигаться, но капитан замечает, как она аккуратно прикрывает рукой край подушки, надеясь спрятать заветное. Он вдруг берет ее запястье, удерживая крепкой хваткой, а сам забирает зловещую тетрадь. — Нет! Отдай сюда! Отдай ее мне! — Лейтенант вскакивает за ним моментально, даже падает с кровати на холодный деревянный пол, но Леви быстро оказывается у камина. Держит на вытянутой руке этот кладесь воспоминаний, огонь под ладонью пылает, греет ужасно кожу, но лицо капитана невозмутимо, рука не дрогнет. — Нет! Пожалуйста, не делай этого, — Амели чувствует неимоверную слабость, знает: даже будь она самой сильной в отряде, не смогла бы у Леви ничего отобрать. — Это все, что у меня осталось, — почти рыдает, бьет кулаком по скрипучему полу, приподнимается, усаживаясь на ушибленные колени, — Ты не можешь... Это мой смысл! У Леви смысл жизни совершенно другой. У Леви за плечами другая жизнь, другой путь, у Леви — иные мечты, если они вообще до сих пор имеются, а не разбились о камни суровой реальности. У Амели мечта — никогда больше не вычеркивать имена солдат. Ее мечта висит камнем на ее шее уже много лет, она болезненно, сумасшедшим образом тянет за собой эту никому не нужную обязанность — вести личный учет погибших и выживших. По ночам, когда Амели остаётся наедине со своими мыслями, все это кажется ей таким смешным по сравнению с надвигающейся угрозой. Ей в затылок дышит возможная смерть товарищей, да что там, всего человечества, а она беспокоится о какой-то тетради. И все же… Она переносит имена живых солдат из старых тетрадей в новые, изредка засиживается до утра, но когда после очередной вылазки приходит время вычеркивать мертвецов — карандаш переходит в руки капитана. Амели хватает смелости убить ужасающего титана, но ее недостаточно, чтобы взять на себя эту никому непонятную ношу — своими руками уничтожить последнее доказательство жизни погибшего солдата. И Леви берет эту ношу на себя.***
Они с Леви встречаются иногда на стене. По ночам здесь только патрульные, но они не трогают их, не мешают, да и зачем? Лучшие солдаты не будут лишними, если на них вдруг нападут. Для них уже много месяцев делают исключение. — Слышишь? Вот сейчас, — говорит она шепотом, поднимая указательный палец вверх. Леви молчит, прислушивается внимательно. И замолчал мир на пару мгновений. Абсолютная тишина, которую так редко можно встретить в их время, когда вечно что-то происходит. Когда нет ни минуты покоя. — Что я должен услышать? — спрашивает капитан, взглядом параллельно следя за одним из патрульных, что мирно стоит, наблюдая за чем-то вдали. От его вопроса Амели еле слышно посмеивается. Они вместе сидят на краю, свесив ноги, словно дети на мостике в летний день. — Тебе смешно? Амели улыбается, молчит. Смотрит в бескрайнюю ночь, вникуда. Луна сегодня полная, но многого все равно не увидишь. — Почему ты не дал мне вернуться за ним? — внезапный вопрос застаёт Леви врасплох, хоть он и прекрасно знает, о чем она. Он несколько лет ждал, пока она спросит его. Но она не спрашивала. Никогда. — Просто вернуться… Забрать его… Похоронить, как нормального человека. Почему? Она смотрит на него. Ждет ответа, объяснений любых, даже какого-нибудь бреда, Амели во все поверить готова, если это говорит Леви. — Ты была бы мертва. Слишком неудобное место для маневрирования. Не смогла бы убить того титана и забрать тело. Я отдал приказ — никому не умирать. И хотел, чтобы ему следовали. — Он отводит взгляд, впервые за все их знакомство. Не смотрит на нее, когда говорит. Отворачивается. — Я должна была умереть тогда. У Рональда вся жизнь впереди была, а я… Я не смогла его сберечь… Я обещала маме и… И не смогла, — Амели опускает голову, спадающие пряди прячут одну слезинку, мирно упавшую на холодный камень. Девушка быстро вытирает мокрую дорожку ладонью, гордо поднимая голову вновь, снова смотря вникуда. Леви наблюдает за ней. С каждым днем видит, как она становится сильнее, увереннее и вместе с тем угасает стремительно, глаза перестают светиться и взгляд заметно тускнеет. — Не должна была. Вместо того, чтобы винить себя, должна быть ему благодарна. Не будь такой слабой, — отвечает он ей быстро и хмурится сильнее. Леви не любит видеть ее такой. Но сегодня особенный день. В этот день Рональд Дайгер оттолкнул свою сестру, Амели Дайгер, в сторону, чтобы титан схватил его, а не ее. В этот день Леви запретил ей возвращаться за телом собственного брата. В этот день Амели слаба. — Я не… Ты ведь знаешь, что о нем говорили! Что они говорили о всех погибших. А они ведь там умирали! Как же они кричали… Они не дают мне спать по ночам… Я слышу их каждый день перед тем, как лечь спать, — Девушка запускает пальцы в собственные волосы, сжимая пальцами пряди и горбится. В голове вновь набатом звучат голоса погибших. — В каждом солдате видишь его? — Леви не пытается успокоить ее. Амели это и не нужно — она большая девочка и справится сама. — Не могу больше держать карандаш в руке. Мне кажется, будто я снова и снова убиваю их… Убиваю Рональда. Это, наверное, глупо звучит, — Девушка усмехается, поднимая на него голову. — Не глупо. Глупо — ссаться в кровать, когда тебе шестнадцать. А то, о чем ты говоришь… Это называется человечность. Проходит пара часов, прежде чем они оба встают с холодного камня и собираются уйти. Амели разворачивается, уже готовясь применить УПМ, но ее останавливает голос Леви. — Я не знаю, что будет через год или десять, Амели. Но когда-нибудь тебе придется меня вычеркнуть. Тебе придется сделать это самой, — говорит капитан. Он не допускает возможности, что все произойдет наоборот, а Амели не смеет его поправлять. Лишь тихо добавляет: — Твоего имени никогда не было в моих тетрадях. Капитан не отвечает ей. Они молчат пару мгновений, прежде чем Амели слышит, как Леви тихо ухмыляется. Девушка глазам своим не верит: на лице мужчины действительно еле заметная улыбка. Она исчезает быстро, словно бы ее никогда не было на этом вечно серьезном лице. …Однажды она узнает, что Леви так и не сжег ее тетради. Они небольшой стопкой лежат в шкафу, еженедельно протираемые от пыли. Леви хранит их, точно зеницу ока и, когда придет время, обязательно отдаст обратно. А до тех пор он будет хранить ее мечту, словно свою собственную. И этого для Леви вполне достаточно, чтобы бороться дальше.