Победа - удел храбрых

Необязательно падать в воду, чтобы почувствовать, что тонешь. правда? Джоди Пиколт "Девятнадцать минут".

— Я проснулась от резкого голубого света, падающего мне на глаза. Все мое существо говорило мне, что что-то неправильно, ведь в пещерах, не может быть такого ослепительного ультрафиолета, особенно в комнате Йена, находящейся как раз на стороне горного выступа, не позволяющего солнцу по утрам отчаянно слепить в глаза. Хотя я бы с радостью приняла этот факт, Йен почему-то считал излишний солнечный свет за недостаток комнат, находящихся поодаль от выступа. Но даже когда я неожиданно получила этот свет, сомнения все равно прокрадывались в мое сознание. Почему я не слышу шум в коридорах? Судя по свету, солнце взошло уже давно, а значит обычно в такое время, все дружно идут на завтрак, посмеиваясь и не давая спать тем, чья утренняя смена была вчерашним днем. Йен постоянно ворчал по тому поводу, но глаз не открывал, лишь сильнее прижимал меня к себе, стараясь огородиться от шума и вернуться в свой спокойный сон. Сейчас все было по-другому. Мертвая тишина и ослепительный голубой свет, просачивающийся сквозь веки. Я открыла глаза и глухо застонала от боли, захватившей мое тело. Ощущения были подобно тому, как будто меня разрубили на сотню частей, и теперь каждая эта часть противно ныла от боли, увеличивая целостную боль, накатывающей на меня полностью. Я застонала, не справляясь с очередной порцией боли, накатившей на меня. Еще никогда мне не доводилось с такой силой сжимать кулаки и зубы, чтобы не закричать от боли. Боли такой раздирающей, что пекло ада неожиданно показалось мне отличной перспективой. Попрохладнее будет. Я услышала чей-то голос, зовущий меня к себе. Он звучал словно сквозь толщу воды, но голос продолжал звать, и уже скоро я слышала его четче и четче. - Анни, не умирай, слышишь? Ты не умрешь! Дыши! – говорил мне этот мелодичный голос, все еще сквозь пелену, но вполне отчетливо. Чей это голос? Как же болит все тело, в голове гудит рой озлобленной боли, она тащит меня от одного эпицентра боли к другому. Сколько это будет продолжаться? Кто-нибудь потушите огонь. И почему я не могу открыть глаза? Лишь ослепительный голубой свет, постепенно меркнущий. Включите его обратно! Верните! Главное, открыть глаза, найти обладателя голоса. И тут я с ужасом поняла, что мои глаза открыты. Я чувствую, как ноет пленка глаза, иссыхая на воздухе. Почему я ничего не вижу? Боль становится все резче, появляясь там, где я и вовсе не ожидала ее. Она захлестывает меня полностью, и я не выдерживаю. Пронзительный крик вырывается из моих легких, резкий, беспощадный, разбивающий стекла. Разве люди вообще способны так кричать? - Анни! – вторит мне голос, - Анни, все будет хорошо, ты слышишь? Док! Сделай что-нибудь! Появляется второй голос, он дальше, но я слышу, как падают на пол металлические предметы, что-то ломается и, кажется, вторя этому звуку, ломаются мои кости. - Я сделал все, что я мог, Йен, - умоляющим голосом произносит второй и что-то с оглушительным треском разбивается у моего уха. - Этого недостаточно, - гневно рычит голос, что ближе и я вдруг словно выплывая из омерзительно холодной океанской воды, осознавая кто я, и где нахожусь. Йен, мой любимый Йен, стоит рядом и стонет от боли, раздирающей его душу, так же сильно, как сейчас боль физическая разрывает мое тело. Кто-то тихо плачет в стороне, как же я раньше не услышала эти пронзительные рыдания? Кого они оплакивают? - Ты не можешь умереть, не можешь оставить меня тут! Борись! – шепчет мне в ухо Йен и я с силой сжимаю кулаки, сопротивляясь боли, пытаясь увидеть его, мечусь из стороны в сторону, но голубой свет погас, и теперь его сменила абсолютная темнота. Где ты? Тот, ради которого я готова терпеть эту боль до победного конца, чей голос, заставляет меня бороться. - Йен, - выдыхаю я в промежутке затихания боли, за которой нагрянет новая волна, еще хуже прежней. Как я была глупа, думая, что ничего не может быть хуже. Она скоро нагрянет. - Я здесь, Анни, - он сжимает мой кулак и целует меня в губы, прижимается своим холодным лбом к моему. - Больно, - хнычу я, словно маленький ребенок, упавший на коленки и ободрав нежную детскую кожу. Он лишь сильнее сжимает мой кулак и в отчаянии зовет Дока. Что-то сладкое попадает мне на язык и боль потихоньку утихает. Я знаю, что эта передышка ненадолго, боль скоро вернется и обрушит на меня еще больший гнев. Но этого было достаточно, чтобы справиться с сознанием и собрать мысли в единый поток. Вот мы стоим у маленького городского магазина. Я покупаю нам сладости в дорогу, а Йен и Джаред все время беспокойно оглядываются, повсюду ожидая облаву. Даже милейшие горожане, что спрашивают, куда мы держим путь чисто из вежливости и дружелюбности, кажутся им ищейками, пытающихся раскусить их план. Я улыбаюсь и постоянно повторяю им, что их паранойя сведет их в могилу раньше, чем ищейки. К слову, я боялась того, что их страх сдаст нас раньше, чем их глаза, не отливающие серебром – самым главным доказательством того, что внутри живет Душа. Я лишь спокойно забираю свои покупки у улыбающейся продавщицы и иду в их сторону, стараясь не засмеяться, видя, как напрягается Джаред всякий раз, когда мимо проезжает машина. Вот я перехожу дорогу и все-таки не выдерживаю и смеюсь. Именно в этот момент я по-особенному счастлива. А моя семья чувствует себя чужой среди тех, кто был близок мне. Что за нелепость. Я так увлечена, что не замечаю ничего вокруг, как резкая боль пронзает все мое тело, что-то острое режет мне кожу, проникает в мое тело мелкими частями, и немой крик, вырывается из моего горла, когда я падаю на асфальт, и что-то впивается в мои глаза. Кто-то кричит впереди меня, хватает на руки и уносит в прохладную тень машины. Заводится мотор, и мы уносимся дальше, подальше от перевернутого легкового автомобиля. Я хочу крикнуть, что там осталась Душа, что ее нужно спасти, но горло сжимает и все, что я могу лишь отчаянно кричать от боли, заглушая все остальные звуки и голоса. Воспоминания приходят частично, и вот уже не я не различаю ни ярких всплесков эмоций, ни голубого света от фар автомобиля, что сбивает меня на пути к людям, которых я так любила. Я сжимаю кулаки, вспоминая, как перекосилось лицо Йена за секунду до столкновения с машиной. Как он, как ребенок, протянул ко мне руку, желая схватить то, чего уже давно там нет. Меня. Я умираю, верно? Почему же вокруг такая тишина? Может, я уже умерла и сказки людей оказались правдой? Жизнь после смерти существует. Но если она вся пропитана черными чернилами, то зачем же она нужна, кто согласится провести свою бесконечность в полнейшей темноте и тишине? Без возможности избавиться от этой боли, что плещется где-то внутри меня, в любое время готовая вырваться и снова рвать мое тело на части. - Что же нам делать? Я удивленно вздрагиваю и радостно мысленно улыбаюсь самой себе. Значит еще не все потеряно. Но почему же голос Мелани звучит так, словно я все-таки уже умерла? - Раны слишком глубоки, зрение потеряно навсегда, без возможности восстановления. Если бы не их медицина, она бы не протянула и часа. Но этого недостаточно, - на последнем слове он словно срывается, и я снова слышу глухой удар. Он бьет кулаком по стене. В отчаянии. Мне так хотелось его утешить. Открыть глаза, сказать, что все будет хорошо, что я тут, жива и все будет в полном порядке. Как всегда и было. - Нам нужна их медицина! - вскрикивает Джаред, до сих пор отстраненно стоящий, где-то на другом конце комнаты. Слышатся чьи-то шаги. И кто-то по другую сторону сжимает мой сцепленный со всей силой кулак. – Мы должны спасти ее, Джеб! Я отчаянно сжимаю кулак еще сильнее, стараясь противиться возрождающейся боли. Но только она, кажется, наступает поверх той, что еще спит в глубине меня. Боль, от осознания того, на что они могут пойти, чтобы спасти меня. Выдать себя. - Это может выдать нас с головой, - словно читая мои мысли, шепчет Джеб, неожиданно близко ко мне и я ослабляю хватку, благодарно стараясь найти старика в комнате. Ничего. Лишь темнота все еще продолжает окружать, словно сцепляя свое тугое кольцо вокруг моего тела. - Значит, я больше не согласен быть человеком, - шепчет Йен, поднимаясь надо мной. Секундная боль становится невыносимой, когда я понимаю, что он собирается сделать, и я со всей силой стараюсь открыть ладонь. И с огромным трудом, но мне удается резко схватить его за руку, которая тут же охватила мою двумя ладонями. Приятная прохлада, исходящая от его рук охлаждала боль в моих руках, позволяя спокойствию охватить все мои мысли. Он рядом, он всегда будет рядом. И я ни за что не позволю ему пожертвовать собой и столь родными мне жизнями, чтобы спасти мою. Я того совершенно не стоила. - Все будет хорошо, любовь моя. Мы спасем тебя. Боль пройдет, - нет, боль никогда не пройдет, даже когда я буду абсолютна здорова. Она будет выедать из меня все счастье, и каждое прикосновение ее горячих рук будет превращать мои воспоминания в пыль, что словно в песочных часах будет отчаянно отсчитывать те секунды, что мне останутся. Даже если моя жизнь будет длиться вечно. То станет всего лишь одной секундой. В тот самый момент, когда моей настоящей семьи уже не станет. - Нет, - с силой выдыхаю я, стараясь произнести хоть слово, превозмочь боль, что возрождалась в моей груди и постепенно распространялась по всему телу. Крик рвался из моего горла, но я отчаянно сдерживала его, не давая Йену повода предать свою семью. Ох, как отчаянно я верила в свои силы. Как безумно хотела избавиться от этой боли. Только не сходи с ума, Йен, не сходи. Со мной все будет в порядке. Его ладони еще сильнее сжали мои и я неожиданно выдохнула, когда боль достигла своего пика в том месте, где его холодная кожа соприкасалась с моей. - У меня нет выбора, Анни. Я не потеряю тебя, - прошептал он мне на ухо и, что-то с приятной прохладой брызнуло мне на лицо. Боль не отступала, но я чувствовала ее все меньше и меньше, постепенно отдаляясь от нее. Двигалась я, а не она. - Мы с тобой, - отвечает за двоих Мелани, и я засыпаю, так и не успев сполна разозлиться на их глупую задумку.