Поэзия жизни

...Не смазанная дверь подъезда поскрипывала от легкого ветра. Молодая пара стояла на лестничной площадке второго этажа. Он крепко обнимал невысокую, тоненькую девушку. Ее распущенные белокурые волосы волнами струились по плечам. Она смотрела на него полными любви и нежности голубыми глазами. От этого на душе становилось тепло и спокойно. Но затем взгляд менялся, радость из них исчезала, и появлялись слезы. И как гром звучали слова «Я тебя не люблю! Уходи! Уходи!». На этом месте он всегда просыпался и чувствовал, как бешено, колотится сердце. Вот и сейчас все повторилось. Сев на кровати он провел рукой по волосам, отбрасывая непослушную челку, которая опять лезла в глаза. Сколько можно? Этот сон преследует его последние десять лет. И каждый раз он снова чувствует то отчаяние, которое было у него, когда он впервые услышал эти слова. Он мрачно посмотрел на окно. Дождь барабанил по подоконнику. Ветки деревьев гнулись под напором сильного ветра. Небо озарялось яркими вспышками молнии, и через некоторое время послышались раскатистый рокот грома. Владимир встал и прошел в ванную. Включив свет, он открыл холодную воду и пару раз плеснул себе в лицо сгоняя остатки дурного сна. Промокнув лицо полотенцем, он еще постоял немного и вернулся в комнату. Она уже полностью освещалась светом, отбрасываемым от молний, а грохот грома за окном все усиливался. Казалось, что небеса разверзлись. Весна полностью ознаменовала свой приход, этим ливнем. Надо посмотреть как там Данька, - мелькнуло у него в голове. И тут он услышал быстрый топот детских ног. Дверь распахнулась и в комнату влетел маленький мальчик. Владимир легко подхватил сына на руки. Прижав его к себе, он почувствовал как быстро бьется его сердечко. - Ну, ты чего? Испугался? Глупыш, это всего лишь гроза, - тихо прошептал он на ухо сыну. - Там так сверкает, и гремит, - прошептал мальчик, крепко обхватывая отца за шею. - Не бойся, я с тобой. Пойдем спать. Утром проснешься и все уже будет хорошо. Мужчина подошел к кровати, одной рукой расправил одеяло, поправил подушки. Затем уложил сына и лег сам. - Вот так, закрывай глаза, - тихо проговорил он, положив руку на спину мальчика. - Все хорошо. Я рядом. Спи, Братец Кролик, - он стал успокаивающе гладить мальчика по спине. Тот вздохнул, закрыл глаза, задышал ровнее. Постепенно сердце его стало биться спокойнее и он засопел. А Владимир все гладил и гладил его, задумчиво смотря в потолок. Вскоре он перестал различать грохот грома и шум дождя, все смешалось в единый звук, который убаюкивал. Сергей Степанович Оболенский, директор Мариинского театра чинно шел по коридору, прислушиваясь к звукам, которые раздавались из-за дверей балетных классов. Все в театре прекрасно знали эту его привычку, обходить все свои владения с утра. Он любил заходить в балетные залы во время репетиции. Заходя в зал, он тихо вставал в углу зала и наблюдал за ходом репетиции, внимательно смотрел на движение артистов, вслушивался в советы хореографов. Но сам никогда не вмешивался в процесс. Когда заканчивала играть музыка, он также тихо выходил из зала. Вот и сейчас Сергей Степанович подошел к одной из дверей. Тихо приотворив дверь, он зашел внутрь и сел на скамейку, стоящую вдоль стены. Сегодня он пришел посмотреть на репетицию двух новых звезд театра в этом сезоне. Сергей Степанович очень не любил приглашать артистов из-за рубежа, да еще и в самый разгар сезона. Но в этот раз у него просто не было выхода. Прима-балерина Ирина Волконская два месяца назад сообщила ему, что беременна и намерена завершить карьеру. Для Оболенского это был удар под дых. Он пытался уговорить ее поработать еще хотя бы пару месяцев, но женщина была непреклонна. Для театра была катастрофа. Где в разгар сезона ему найти балерину, которая смогла бы заменить приму, на которую поставлен практически весь репертуар этого сезона? Конечно, можно было играть все спектакли вторым составом. Но это же позор! Разве может Мариинский театр в основных спектаклях выпускать только второй состав, когда впереди еще половина сезона. Это было просто немыслимо. Сергей Степанович уже подумывал о том, чтобы договориться с Театром Оперы и балета и попросить кого-нибудь из их солистов взять на себя несколько партий Волконской. Но Волконская вдруг сама предложила кандидатуру на свою замену - Анна Платонова. Ее имя было хорошо известно в театральных кругах. Тонкая, статная, удивительно музыкальная, она была мечтой для любого театра. Он давно подумывал пригласить ее танцевать в театре, хотя бы на фестивалях. Единственной проблемой было то, что девушка вот уже девять лет танцевала за рубежом. Сергей Степанович боялся, что она откажет им, как не раз отказывала театру Станиславского и даже Большому. И поэтому попросил поговорить с ней главного балетмейстера театра, Анатолия Романовича Вишнякова. Платонова училась на его курсе. Оболенский рассчитывал, что своему педагогу балерина отказать не сможет. И к его восторгу, он оказался прав, Платонова согласилась сразу. Вдобавок она уговорила принять приглашение и своего постоянного партнера в Ковент-Гарден, премьера Олега Быстрова. Таким образом, Оболенскому удалось поймать сразу двух зайцев, а точнее было бы сказать лебедей. Они идеальные Зигфрид и Одетта. Сейчас он заворожено наблюдал за танцующей парой. Какие выразительные линии, какая пластика. А работа рук, девушки они словно крылья птицы. Кажется, что не поддерживай ее партнер, она сейчас взлетит в небо. Оболенский даже прищурился от удовольствия, наблюдая за танцем. Определенно, приглашение Платоновой и Быстрова это успех. Музыка замолкла, артисты замерли. - Браво! Браво! – Оболенский встал и, хлопая, направился в их сторону. Анна и Олег посмотрели в его сторону. – Это было великолепно! – Оболенский подошел к ним и, наклонившись, поцеловал руку Анны. - Спасибо, Сергей Степанович, - поблагодарила Анна, убирая свою руку из его ладони. - Чувствую, что вечером нас ждет ошеломительный успех! – сказал Сергей Степанович, глядя на артистов. Анна смущенно улыбнулась. Олег лишь дернул плечом. – Как Вам наш зал? – спросил Оболенский. – Вас все устраивает? - Спасибо. Все замечательно, - ответил Олег. - Я рад. Я рад, - проговорил Оболенский. – Что ж не буду Вам мешать. Генеральный прогон через час. Увидимся там. - Конечно. Оболенский заложил руки за спину и чинной походкой вышел из зала. Анна с Олегом переглянулись и рассмеялись. - Смешной старик, - проговорил мужчина. – По-моему он очень хочет тебе услужить. - Перестань, - пожала плечами Анна. – Мне кажется, что он просто очень волнуется. Не каждый день приходится вводить новых артистов в уже укомплектованный репертуар. - Возможно, ты и права, - пожал плечами Быстров. – Ладно, это не наше дело. Лучше скажите мне, дорогая моя Одетта, Вы не сильно устали. - Я совсем не устала, дорогой мой Зигфрид, - подхватила его игривый тон Анна. - Тогда отдыхаем пятнадцать минут, и повторим сцену знакомства Зигфрида с Одиллией. Ты готова поменять оперение? - Всегда готова, - рассмеялась Анна.