Так поступают друзья

Филлис закрыла дверь в свою комнату и тяжело опустилась на кровать. Она была вымотана, но легкая улыбка весь вечер не сходила с ее губ. Мистер Мозли даже поинтересовался, что же такого замечательного у нее случилось, но она, конечно, не смела сказать ему правды, ведь это была не ее тайна. Хотя, возможно, он заметил ее взгляд, брошенный в спину удаляющегося с ужина Томаса, но ничего не сказал. Он не понимал, почему Филлис так добра к вечно грубому Томасу, который доставил ей кучу неприятностей. Но он и не мог понять, потому что не знал, что их связывало. Филлис знала Томаса еще мальчишкой, который постоянно влипал в истории. Она жила через дорогу от его семьи и дружила с его старшей сестрой Сарой, которая постоянно жаловалась на этого сорванца. И если поначалу ее жалобы выглядели как обыкновенное волнение за неспокойного ребенка, то по мере взросления Томаса она все больше по-настоящему злилась, что брат пропадает и занимается непонятно чем, после чего возвращается домой с деньгами либо с синяками. Она подозревала, что он играет в карты в каких-то злачных местах. И самое страшное, что он не собирался идти по стопам отца и заниматься ремонтом часов. Он грезил, что добьется гораздо большего. Филлис покинула их город, когда Томасу стукнуло семнадцать, и запомнила его долговязым парнишкой с умными глазами. Она устроилась горничной в большой дом близ Саутгемптона, и лишь изредка переписывалась с Сарой. Особенно ей запомнилось письмо, полученное спустя несколько лет. Обычно Сара не упоминала Томаса, но Филлис было интересно, как поживает ее брат, и она спросила об этом. Ответ по-настоящему поразил: Сара на два листа расписывала, какой Томас нехороший и испорченный человек, и как он разочаровал семью. Она не писала ничего конкретного, но дала понять, что Томас ступил на неверный путь. Однако в тюрьме он не сидел, а устроился коридорным в хороший дом, что в глубине души успокоило Филлис – возможно, этот неверный путь все же привел его в правильное место. Потом она в течение многих лет ничего о них обоих не слышала – Сара переехала, и их связь оборвалась. А после и вовсе ее больше волновала ее собственная судьба, когда она угодила в историю с ограблением. Поэтому какого же было ее удивление, когда через несколько месяцев после освобождения из тюрьмы, она получила письмо, подписанное Томасом Барроу. Он предлагал ей встретиться в Йорке и обсудить ее возможное трудоустройство. Филлис с осторожностью отнеслась к этому письму, вспоминая, что Сара когда-то писала про своего брата. Но выбора у нее в общем-то и не было, потому что любая легальная работа была бы лучше, чем ее нынешняя работа в прачечной, где она пропадала по шестнадцать часов в сутки практически без выходных. Приехав в Йорк, она вышла на перрон и оглянулась. Томас должен был встретить ее там. Филлис почему-то думала, что спустя столько лет даже не узнает его, но стоило появиться в ста футах от нее мужскому силуэту в пальто и шляпе, она уже не сомневалась, кого видит. Конечно, он изменился, раздавшись в плечах и приобретя прямую осанку, но острый взгляд на бледном лице остался неизменен. Филлис слушала его условия, сидя в йоркском пабе, и понимала, что Сара была в чем-то права. Безусловно, Томас был хитрым и даже опасным человеком, который на многое готов пойти ради своих целей. И теперь он пытался втянуть в это и ее. Филлис очень боялась снова быть обманутой, но решила рискнуть – все же собирать сплетни среди слуг звучало достаточно безобидно. И тем не менее это оказалось сложно. Эти люди хорошо ее приняли, и ей было стыдно передавать Томасу даже крохи той информации, которая до нее доходила. А он в это время висел за ее спиной грозовой тучей и все больше терял терпение. Филлис с самого начала заметила, что Томаса не жалуют в этом доме, и сам он относился к остальным схожим образом. По-доброму он обращался только с лакеем Джимми, что ее немного удивляло, потому что Джимми не выделялся умом или хитростью и не участвовал в подковерных игрищах Томаса. И все же при общении с ним Томас искренне улыбался и подшучивал совсем беззлобно. И, глядя на это, невозможно было не заметить, что при желании Томас умел очаровывать, достаточно было лишь отбросить грубые шуточки и смягчить вечно холодный взгляд серых глаз. Быть может, если бы Томас общался так и с ней, ей бы было куда проще предавать доверие остальных. Но он то ли не понимал этой силы, скрытой внутри него, то ли считал ее недостойной слабостью. Для такого человека было проще запугивать и держать в страхе, чем вызывать к себе искреннюю приязнь. Но странным исключением был Джимми, и Филлис, мысленно коря себя, все же решила разузнать почему. С неприятным чувством внутри она осторожно расспросила мистера Мозли, и тот, добрая душа, поведал ей про не столь давно разразившийся скандал. Филлис не осуждала Томаса. Кто она такая, чтобы делать это? У каждого человека за душой была ноша, и Томас тащил свою как мог. Всю ночь она тогда пролежала без сна, воображая, сколько унижений и гонений пришлось ему претерпеть за свою жизнь, которая сделала его холодным и жестким человеком, – по крайней мере, снаружи. И все же был Джимми, а еще малютка мисс Сибби. Однажды проходя мимо детской, она обнаружила там Томаса, который со счастливым видом собирал с мисс Сибби башню из кубиков, хотя рядом не было ни нянечек, ни членов семьи Кроули, которые могли бы оценить его заботу о ребенке по достоинству. И, глядя на эту идиллию, Филлис не верила, что в этом человеке не осталось ничего хорошего и доброго. Однако ее вера изрядно пошатнулась, когда Томас довел ее до необходимости рассказать о своем прошлом графине Грэнтэм. И в тот же день по-новому ошеломил, смело вытащив леди Эдит из горящей спальни. Томас Барроу был полон противоречий. Но больше всего тогда на него повлиял отъезд Джимми. Он стал безразличным и молчаливым. Филлис грустно было видеть, что Томас потерял своего единственного друга в Даунтоне. Ей бы хотелось протянуть ему руку, но Томас был не из тех, кто принимает помощь. И тем больше она заволновалась, когда позднее Томас вернулся из Лондона уставшим и еще бледнее обычного. С каждым днем он выглядел все хуже, приобретя нездоровые синяки под глазами и белесые сухие губы. Случайность позволила Филлис узнать, что Томас травит себя какой-то гадостью из шприца. Мучается, но продолжает колоть яд. И, конечно, он ее не слушал, постоянно повторяя, что у него все хорошо и помощь ему не нужна. А сам становился все больше похожим на мертвеца. Филлис боялась, что после очередного укола Томас просто упадет и больше не сможет встать, и никакой поцелуй прекрасного принца, как в той сказке, его не спасет. Будь им хоть Джимми Кент, хоть дух Оскара Уальда, хоть сама Филлис. Поэтому одновременно тревога и надежда затопили ее, когда измученный Томас позвал ее с собой в ванную комнату. «Помогите мне». Вид его потухших глаз выворачивали душу Филлис наизнанку. Впервые в жизни ей хотелось крепко-крепко обнять по сути чужого человека, а потом взять его уставшее лицо в руки и пообещать, что все будет хорошо. Томас не оттолкнул бы ее, только не сейчас, но Филлис боялась, что для нее самой это стало бы слишком. Слишком близко, слишком мучительно. Поэтому она дала указания Томасу и, прихватив пальто и сумочку, вышла из дома глотнуть свежего воздуха. Через несколько минут спустился и Томас. Они шли до деревни молча, Томаса время от времени покачивало, так что Филлис не выдержала и взяла его под руку. Он снова ничего не сказал, но бросил на нее благодарный взгляд, и этого было достаточно. Отдавая Томаса в руки доктору Кларксону, Филлис почти не нервничала. В ней не осталось сомнений, что после всего пережитого с Томасом наконец-то все должно стать в порядке. Конечно, он никогда не избавится от своего рока, но разве он не заслуживает чуточку душевного покоя? Филлис, рассматривая потолок в своей комнате, улыбалась и думала, что постарается помочь Томасу во всем. Именно так и поступают друзья.