Идеальная трагедия

      Осторожный огонек затрепетал под пальцами, когда Нарцисса легко провела рукой над свечой. Пламя несмело взвилось, а затем превратилось в серый дым. Без свечей зал погрузился во мрак, но темнота властвовала здесь недолго. Взмахом палочки Нарцисса раздвинула все тяжелые шторы, и утренний свет заструился из высоких окон. Вместе с ним пришло и дыхание зимы, принесенное крылатыми снежинками, танцующими свой вальс. Пышные сугробы накрыли землю, погружая сад Мэнора в хрустальную тишину; ветки деревьев пытались скинуть с себя снежную ношу, но и они теперь застыли. Все тропинки замело, пруд замер подо льдом. Безмолвный, кристально-белый пейзаж простирался на многие мили вперед. Этот покой был обманчив и хрупок. Один неосторожный жест — и он покроется трещинами. И легкий танец снежинок станет сокрушительной бурей.       Нарцисса задумчиво опустила голову. Прохладный ветерок из приоткрытого окна коснулся ее щек и встрепал платиновые пряди волос. Захотелось протянуть руку и попытаться ухватить его пальцами. Раньше казалось, что даже ветер ей покоряется, несет ее вперед на своих крыльях и наполняет легкие дыханием свободы и счастья. Но с годами понимание счастья менялось. Это была уже не беззаботная радость, сияющая в смеющихся глазах, и это был не верный друг, тепло обнимающий со спины. Теперь счастье было трепетным и чувствительным огоньком свечи, за которым требовалось следить и не давать погаснуть. Оно было опасливым, пряталось по углам огромного поместья, рассеивалось в воздухе со звучанием голоса Драко и заставляло сердце оживать с каждой улыбкой Люциуса. Хрупкому счастью нужен был хранитель, чтобы не позволить тьме к нему подобраться. Нарцисса бережно хранила его, как хранила и все свои теплые воспоминания. Она не забывала ничего и блуждала по своему прошлому, снова открывая разные двери.       Одна из них вела в Хогвартс. Это был не просто второй дом, не просто крепкие стены и бесконечные лестницы. У Хогвартса была душа — живая и многогранная, готовая открыться каждому. Частичка этой души уходила с каждым отучившимся здесь волшебником.       Хогвартс научил Нарциссу чувствовать мир и чувствовать людей, а что гораздо важнее, он научил ее понимать саму себя. Амбиции семьи Блэков, аристократизм и высокомерие — все это ей не принадлежало. Нарцисса увидела, чем гордость отличается от эгоизма, а осторожность — от надменности. Она смогла сама решить, чего хочет в жизни, и поняла, что не стремится ни к власти, ни к могуществу. В ней сочетались рассудительность и романтичность, поэтому она приняла семейную печать превосходства, но оставила в сердце мечту о любви и спокойствии.       Своей мечтой Нарцисса дорожила и не спешила отдавать ее в чужие руки. Обнаженные чувства казались гораздо интимнее обнаженного тела, и она привыкла думать, что принадлежат они только ей. Доверие было очень опасной роскошью, но иногда все же так хотелось рискнуть. Каждый раз, глядя в завораживающе-холодные глаза Люциуса Малфоя, Нарцисса думала, что все ее чувства уже как на ладони. От него было бесполезно скрываться. Одного короткого прикосновения хватало, чтобы вызвать у нее мурашки, а одного слова иногда было достаточно, чтобы она потом весь день прокручивала его в голове. Она пыталась разгадать чувства своего жениха, ведь боялась, что ее присутствие никогда не будет волновать его так же сильно. Он был из тех, за чье внимание сражаются, и ему нравилось наблюдать за абсурдной борьбой своих воздыхательниц. Говорили, что он их коллекционирует, собирает их сердца, вырезая из груди и навсегда оставляя себе. А его собственное сердце уже давно застыло в ледяной клетке. Нарцисса не верила. Не могло быть, чтобы за столь прекрасными чертами крылось отвратительное содержимое. Это напоминало лишь глупую попытку обмануть себя в погоне за несуществующим идеалом. В то время мечтательность все же затмевала рассудок.       Нарцисса была готова добровольно утонуть в собственных фантазиях, когда тонкие пальцы касались ее щеки, когда дыхание почти обжигало ее губы. Он дразнил ее абсолютно беспощадно, а она лишь радовалась, что от природы была не склонна краснеть. Так у нее оставался шанс выглядеть бесстрастной и не уступать ему. Она сражалась не за него, но с ним и защищала от него свою душу. Но наверняка же душа сейчас отражалась в ее глазах.       — Эти маггловские книжки, что в них такого интересного? — хмыкнул он, нагло забирая у нее маленький томик Байрона, забытый в библиотеке какой-то магглорожденной когтевранкой и попавшийся ей на глаза.       — Можешь попробовать прочитать, эта книжка тебя точно не укусит, — ответила Нарцисса, наблюдая, как он пролистывает страницы, и с трудом скрывая волнение. Эти стихи для нее стали чем-то таким личным и родным, что она ощутила себя еще более открытой. Она думала, что эти строки тоже будут принадлежать только ей, словно хотела придумать себе какую-то тайну.       — «А этот взгляд, и цвет ланит, — внезапно зачитал вслух Люциус, переводя глаза с нее на книгу, — И легкий смех, как всплеск морской, Все в ней о мире говорит. Она в душе хранит покой И если счастье подарит, То самой щедрою рукой!»*       Он захлопнул книжку, и теперь Нарциссе было не спрятаться от его глаз. Она вслушивалась в его голос, как в музыку, и, когда он оборвался, поняла, что оказалась прижата спиной к стеллажу. Отступать некуда. Отступать не хочется.       — Ищешь ли ты счастья, Люциус? — тихо спросила она, нарушая мягко опустившуюся тишину. В этой тишине ее страх тоже замолкал.       Ищет ли он того же, чего ищет она?       — Я думаю, что мне больше не нужно искать. — Нарцисса слегка наклонила голову, когда губы Люциуса скользнули по ее щеке. Они вовсе не были холодными, а наоборот оставляли после себя тепло и легкую дрожь. — Мое сердце бьется в твоих руках, ты разве не слышишь, Нарцисса? — едва слышный шепот раздался у ее уха. — Я рад отдать его тебе.       Нарцисса повернула голову к нему и накрыла пальцами его губы, прежде чем он успел ее поцеловать. Он не поймал ее, когда она ускользнула в сторону, выхватывая свою книжку.       — Будь со мной в это Рождество, — сказала она ему напоследок, прежде чем исчезнуть за стеллажами.       Пронзительный взгляд Люциуса все еще ее преследовал, когда она прислонилась к стенке на выходе из библиотеки. Впервые Нарциссе было трудно дышать от того, какой вихрь эмоций поднимался внутри нее. Она и подумать не могла, что от чувств и вправду кружится голова и подгибаются колени. Но ведь это были слова, всего лишь слова, разве можно реагировать на них так? Нельзя, нельзя, определенно нельзя… Но Нарцисса упивалась своими эмоциями, смаковала их и хотела бы сохранить навсегда.       Когда головокружительный вихрь унялся, он не оставил места опасениям. Нарцисса хотела любить, а не сомневаться. Ей пора было жить, а не метаться в поисках. Ничего она не ставила превыше доверия и теперь была готова всецело отдать его лишь одному человеку. И с поцелуем, который она подарила Люциусу в рождественскую ночь, Нарцисса забыла обо всем. Тогда он передал инициативу ей, ведь знал, что ей важно сохранять контроль над происходящим. Он не напирал, не торопил, и он с ней считался — Нарциссе хотелось думать, что так он никогда не причинит ей боль. Ее сердце ведь тоже было в его руках, и он был властен его раздавить.       Воспоминания, конечно же, постоянно возвращали ее в Малфой Мэнор, каким он был раньше. Например, в то время, когда родители Люциуса еще всем там заправляли, а Нарцисса даже не стала частью семьи, но по традиции до свадьбы ее должны были запечатлеть на портрете. Им с Люциусом предстояло еще несколько часов позировать художнику для картины, на которую Нарцисса в будущем ни разу и не взглянет. Даже если их фигуры на портрете будут двигаться, лица все равно останутся пустыми и вызовут не приятную ностальгию, а необъяснимый ужас.       Нарцисса очень радовалась своему решению убежать оттуда до прихода художника. «Просто детское безрассудство», — ворчал Люциус у нее за спиной, пока она за руку тянула его по саду к зеленым холмам. В итоге она не выдержала его недовольства и в какой-то момент толкнула прямо в высокую траву, воспользовавшись его замешательством. А прежде чем он с возгласом успел подняться, она рухнула рядом и нависла над ним, уперев локти ему в грудь. Такой довольно-шкодливой улыбки мало кому доводилось у нее видеть.       — Ты вертишь мной как хочешь, — беззлобно вздохнул Люциус, смирившись со своим положением. А ведь он мог и не притворяться: Нарцисса отлично знала, что, позируя для портрета, он каждый раз готов уснуть. — Так ведь никуда не годится, твоей хитрости нет границ.       — Моей хитрости? — с театральным удивлением воскликнула Нарцисса. — Но ты ведь сам мне поддаешься, разве не так?       Со смехом она увернулась от его руки, когда он попытался ущипнуть ее за нос, а затем вскрикнула, когда сама оказалась повалена на траву. Люциус посмотрел на нее как на несмышленого ребенка, когда она ловко стянула бархатную ленту с его длинных волос, позволяя им разлететься по плечам. А Нарцисса только игриво пожала плечами, чувствуя, как легкость внутри дает ей чувство полета.       Но, к сожалению, Люциус поддавался не только ей. Нарцисса не знала, в какой именно момент он свернул не туда, в какой момент его поманила сила, которой не следовало отвечать. Нарцисса всегда точно знала, что для нее в приоритете, а Люциус в какой-то момент потерялся в собственных целях. Тогда он мог лишиться всего — они оба понимали, что в тот день Нарцисса была вольна навсегда от него отречься.       Это был день их свадьбы.       В большом зале Мэнора было шумно, гости общались друг с другом после церемонии, поднимали тосты, поздравляли Нарциссу. Все взгляды были устремлены на нее, ей восхищались и перешептывались у нее за спиной. Она же видела в себе сходство с фарфоровой статуэткой, которую заставили кружиться по залу в пышном платье. В какой-то момент поздравления стали такими однообразными, а улыбки такими приторными, что Нарцисса не вынесла этого и, вежливо извинившись перед собеседниками, ушла на второй этаж. Приподнимая длинную юбку, она едва удержалась от того, чтобы как можно скорее взлететь по лестнице. Нужно было продержаться еще немного, этот театр скоро закончится и она сможет вдохнуть спокойно. А еще нужно было найти Люциуса.       Он оказался в своем кабинете, дверь была чуть приоткрыта, и из пустого коридора Нарцисса услышала голоса. Какое-то вязкое ощущение в груди заставило ее остановиться у двери, прежде чем постучаться, а затем ее рука застыла над дверью.       — Он призовет тебя скоро, Малфой. Есть несколько людей, которым он не доверяет, и ты в их числе. Темному Лорду не нужны мелкие крыски, — послышался мерзкий смешок, а Нарцисса шумно втянуло носом воздух и невольно мотнула головой. Неужели…       Из-за двери донеслось что-то еще, но она едва расслышала. В ушах гудело, а перед глазами будто бы разбивалось стекло — так остро подступающие слезы кололи веки. Нарцисса выпустила ручку двери, в которую вцепилась, когда на пороге вдруг появился незнакомый мужчина. Нарцисса с трудом проглотила удушающий ком в горле и уступила ему дорогу, усилием заставив себя не опускать головы.       — Примите мои поздравления, — сказал ей незнакомец, гадко улыбаясь и обнажая ряд желтоватых зубов, — миссис Малфой, — выделил он и повернул голову.       Нарцисса проследила за его взглядом и увидела Люциуса, застывшего посреди кабинета. Его поза расслаблена, осанка привычно идеальна, а лицо бесстрастно, но глаза напуганы, в их лазурной глубине плещется беспокойство. Чего он тогда так перепугался? Будто бы Нарцисса могла убить его на месте за то, что он совершил. О, она могла бы, она, наверное, даже подумала об этом на миг. Но в итоге лишь молча зашла в кабинет и прикрыла за собой дверь, остановившись у порога. Слез больше не было, не было и гулкой паники, только напряжение натянулось струной во всем теле.       — Как давно? — произнесла Нарцисса, смотря на Люциуса в упор. Голос словно чужой, твердый, как лед       — Уже полгода, — не стал увиливать он в ответ.       — Меня ты тоже планировал переманить на его сторону?       — Нарцисса, я не на его стороне, — отрезал Люциус, делая несколько шагов к ней и вставая напротив. Их взгляды боролись друг с другом. Снова они сражались. — Я на нашей стороне.       — Неправда! — неожиданно даже для самой себя воскликнула она и толкнула его в грудь. — Да как ты можешь? — будто бы обессиленная этой вспышкой ярости, выдохнула она. Люциус опустил голову, глядя в сторону; его лицо ожесточилось. — Ты впутываешь нас в это, неужели не понимаешь, что будет, если он погибнет? Что будет с его последователями?       — Нарцисса, — начал Люциус, снова находя в себе силы посмотреть на нее. Он протянул руку, но она ее отбросила и отвернулась, отступая в сторону.       Тишина вновь накалилась в комнате до предела. Нарцисса пристально смотрела, как движется стрелка часов и колышется маятник, а Люциус стоял у нее за спиной и ждал, когда она наконец обернется. Может, он и правда был готов к тому, что она сейчас достанет палочку, но не был готов к ее тяжелому молчанию. Но если он предвидел ее реакцию, то зачем же… Конечно, Нарцисса могла понять, почему он выбрал сторону Волан де Морта, но не хотела верить. Могущество, которое она считала таким пустым, для Люциуса было мелочным желанием. У них были слишком разные идеалы, слишком разные ценности. Нарцисса всегда ясно видела это, но думала, что вместе они смогут создать нечто гармоничное. И вот что из этого вышло.       Она порывисто развернулась и шагнула к Люциусу вплотную. На ее лице — каменная маска, ни единой эмоции и лишь холодная решительность.       — Я всегда мечтала только о спокойствии, — размеренно произнесла она, — о семье. У меня простые желания, Люциус, даже слишком. А тебе понадобилось что-то большее, я понимаю.       На миг она уловила растерянность у него во взгляде, когда накрыла ладонью его щеку. Люциус внимательно следил за ней, но продолжал видеть лишь непоколебимое спокойствие. А оно дорогого ей стоило, внутри все трещало и разрывалось, как нитки внутри тканевой куклы.       — Теперь я буду сохранять покой в нашей семье, но если он разрушится, — Нарцисса подалась ближе к его лицу, — знай, что виноват будешь только ты.       Ногти царапнули по его щеке и оставили розоватые полосы на бледной коже, когда она отстранилась. Люциус перехватил ее запястье, но Нарцисса только посмотрела на его ладонь равнодушным взглядом.       — Гости нас ждут, — сказала она, слегка дернув рукой. Она встряхнула волосами, которые волнами струились по спине, и безжизненная маска сменилась светской вежливостью. Люциус выпустил ее и позволил уйти первой.       Она была уже на лестнице, когда он ее нагнал, и остановилась у перил, зная, что он захочет продолжить разговор.       — Нарцисса, прошу...       — Ты просишь? — переспросила она, повернув голову к нему. — О чем еще ты просишь, позволь узнать?       — Дать мне шанс, — он взял ее за руку и слегка сжал пальцы. Нарцисса едва не вздрогнула от внезапного холода его ладоней. — Поверить мне.       Она высвободилась, но без резкости, и продолжила свой путь по лестнице. Люциус шел следом, перед публикой скрывая нервозность на лице и делая вид, что не ждет ее ответа как приговора.       — Я верю в нас, — сказала она в конце концов, остановившись на последней ступеньке и обернувшись к нему. — И никак иначе.       В тот вечер клятва о том, что их сердца навсегда связаны, перестала быть лишь пустыми словами. У их сердец теперь было одно биение. Тогда, всю ночь улыбаясь гостям и принимая поздравления, держась за руки, они осознавали, что существовать друг без друга больше не способны. Нить между ними предельно натянулась в тот день, а стоило ей оборваться — погибли бы оба.       Ни один человек не согласится на такую связь добровольно. Спустя годы Нарцисса понимала, что их с Люциусом чувства даже не были любовью, они были чем-то таким, для чего нельзя подобрать однозначное определение. Это чувство могло вобрать бы в себя все другие человеческие эмоции, стереть их и заполонить все естество. Благодаря ему вместе семья Малфоев добилась всего, о чем только можно мечтать, но она всегда балансировала на грани.       Когда баланс нарушался, они восстанавливали его по крупицам и снова взбирались на вершину после падения с обрыва. Пока все, что они могли, — не погружать в это пятилетнего сына, однако от правды долго бежать не удастся. Вчера Нарцисса не знала, что ответить Драко, когда он спрашивал, что с отцом и почему он не празднует Рождество вместе с ними. А его отец в ту ночь чуть было не погиб от заклятья Мракоборца и лежал в своей спальне под эффектом обезболивающего зелья.       К утру он до сих пор не очнулся, и Нарцисса теперь ждала над его кроватью, погружаясь в воспоминания, как делала всегда, когда слишком волновалась. Она убегала от настоящего туда, где таких тревог еще не было.       Нарцисса опустила руки, скрещенные на груди, и перестала мерить шагами комнату, услышав шорох со стороны постели. Люциус распахнул тяжелые веки, снова прикрыл их под ярким светом из окна, а затем уставился в потолок. Под глазами у него залегли тени, а щеки за ночь впали так, как будто он лишился всей жизненной энергии. Лекари вытащили его с того света, оставалось только радоваться, что они успели.       — «Душа моя мрачна», ** — хрипло и глухо произнес Люциус, не глядя на Нарциссу. Та с туманной грустью улыбнулась и на ослабших ногах подошла ближе.       — Ну тише, тише, это ни к чему, — покачала головой она. — Не трави себя.       Нарцисса опустилась на край кровати и положила руку поверх его ладони. Люциус мягко привлек ее к себе, молча обнимая, и она пристроила голову у него на груди. Им не нужно было озвучивать свои мысли и переживания, слова тут не требовались. К тому же сейчас они думали об одном — о том, что защитят друг друга, если Лорд вернется. А он вернется. Память о нем витала повсюду призраком и копила силы для возрождения. Они снова будут втянуты в его паутину, как мелкие насекомые, которых паук слишком долго пытает перед трапезой. Им оттуда не выбраться, можно лишь попытаться оттянуть момент и успеть вдохнуть эту жизнь полной грудью.       Люциус теперь болезненно ощущал свою ошибку, но никогда не признал бы ее, ведь знал, что не будет прощен. А Нарцисса знала, что рано или поздно они окажутся на краю, держась за руки, в шаге от темной бездны. И вот это произошло, а у нее не осталось сил на обвинения. Да и к чему? Вместе они будут нести свой груз, и легче он уже не станет.       Неизвестно, сколько времени они могли бы пролежать вот так, в полной тишине. Но тут в коридоре послышался шум и визгливые крики домашнего эльфа, и Нарцисса приподнялась. Улыбка согнала тень с ее лица.       — Драко очень ответственно подошел к твоему подарку, — сообщила она, когда Люциус сел и облокотился на высокое изголовье кровати. — И сейчас он, вероятно, мчится к тебе с ним.       Едва она успела договорить, как дверь распахнулась и в спальню ворвался шумный, топочущий вихрь. Спешащий за мальчиком эльф врезался в дверь лбом, когда тот захлопнул ее обратно. А после Драко застыл и спрятал за спиной небольшую коробку в цветной обертке. Большие голубые глаза устремились на родителей и остановились на отце. Драко всегда перед ним робел, Нарцисса это замечала. А еще она замечала, как сияет лицо сына каждый раз, когда Люциус треплет его по голове; она видела, как Драко иногда ходит за ним хвостиком и деловито копирует отцовскую походку, складывая руки за спиной. Драко буквально все за ним повторял: один раз Нарциссе даже пришлось выдирать у него из рук стакан виски, который «пил папа». И тем не менее перед Люциусом сын терялся. Наверное, опасался, что все же будет на него недостаточно похож.       Сейчас Драко потупил взгляд и потеребил краешек своей пижамы, как будто засомневался, что ему можно было так сюда врываться.       — Ну, юноша, — позвал его Люциус, и Драко сразу встрепенулся, — показывай, что там прячешь.       Дважды повторять не потребовалось: уже спустя мгновение Драко взлетел на широкую кровать и уселся между родителями, при этом чуть их не растолкав. Люциус коротко усмехнулся, и только брови его нахмурились, когда сын задел локтем обработанную рану. А Драко уже торжественно протянул ему свой подарок и стал любопытно глядеть в ожидании реакции.       Люциус аккуратно разорвал обертку и открыл коробку. Нарцисса едва сдерживала смех, когда он доставал оттуда ядерно-зеленый галстук с красным рождественским узором и скептически его осматривал.       — И… — запнувшись, он показал галстук Нарциссе, держа его кончиками пальцев. — И что это такое?       — Мама сказала, что галстук никогда не помешает в гардеробе, да ведь? К тому же он такой яркий и…       — Отвр…       — Чудесный! — перебила Нарцисса мужа и скрестила руки на груди. Драко радостно согласился и закивал головой.       — Нарцисса, — начал Люциус, склоняясь к ней и понижая тон, — мне уже пора беспокоиться о том, что у нашего сына нет чувства вкуса?       — Нет, Люциус, сейчас тебе пора надеть этот прекрасный галстук и спуститься с нами к завтраку, — игнорируя хмурое выражение мужа, Нарцисса накинула галстук ему на шею. Когда Люциус продолжил буравить ее взглядом, она только выразительно подняла брови и настойчиво ему кивнула.       В такие моменты, когда по комнате разносился смех маленького Драко и когда Люциус лишался своей хладнокровной маски, действительно казалось, что спокойствие и тепло укроет их надежным куполом даже в бурю и лютый мороз. В такие моменты Нарцисса вспоминала, что такое счастье.