Ты забрал у меня всё, и теперь я – никто

Игра прошла весело. На самом деле, очень весело. Восьмой с самого начала знал, что Реджинальд умен и очень осторожен, но увидеть это в действии – совсем другое дело. И во время игры в его голове начала формироваться идея, которая поглотила его мысли, как мутная, тяжелая грязь. Чем больше удовольствия он испытывал, играя с Реджинальдом, тем больше эта идея соблазняла его. Он едва мог сдержать ухмылку, расползающуюся по его лицу, и отражение в зеркале в его комнате подтвердило почти маниакальный блеск в его глазах. Заманчивая... Идея была чертовски заманчивой. И ему это понравится! Он был уверен, что будет наслаждаться каждой секундой! Он, вероятно, добьётся этого, если убьёт какого-то случайного преступника. Но если он убьет кого-то невиновного, кого-то, кто не может защитить себя, Восьмой может потерять рассудок от эйфории из-за такого незаконного поступка. На самом деле, он провел всю прошлую ночь, фантазируя о том, как будет пытать кого бы то ни было в одиноком переулке. Это было неправильно, но казалось правильным. Да и кого вообще волнуют другие? Но теперь у него в голове крутилась другая фантазия. Убийство было главным блюдом, но Восьмой обнаружил, что хорошая игра разума со способным противником – это просто идеальный десерт. И не нужно было выбирать одно из двух, он может сделать и то, и другое! Он прижал руки к груди, волнение наполнило его адреналином и ускорило удары сердца. Он чувствовал, что вот-вот лопнет от радости от одной только мысли, и если одной мысли было достаточно, чтобы привести его в такое состояние, то что будет, когда он действительно приведёт свой план в действие? Нет, он не должен этого делать. Восьмой протрезвел, хотя чувствовал себя так, словно его окатили холодной ледяной водой. Они его раздражали, но они его семья. И Восьмой не заменит их. Пытаясь успокоиться, Восьмой отогнал от себя эту мысль. Вместо этого он переместился в пустую ванную – в место, где нет камер, он знает, потому что тщательно проверял до этого – и разделся перед большим зеркалом. Восьмой был достаточно мужественным, чтобы признать, что он пренебрегал осмотром самого себя, он был слишком занят наблюдением за окружающей обстановкой, чтобы даже не заметить шрам на запястье. Ему было любопытно, есть ли у него еще. И да, их было больше. На правом запястье виднелись шрамы, но их было значительно меньше. Еще несколько находилось у него на бедрах. Он моргнул, глядя на свое отражение, сбитый с толку тем, что ожидал большего. Кроме нескольких вертикальных и горизонтальных порезов от лезвий разного размера, других шрамов не было видно. Рассеянно, он снова оделся, мыслями он был далеко отсюда. Он снова взглянул на шрамы на левом запястье. Неправильно. Что-то было не так. Чего-то не хватало. Неправильно. Чего-то там не было. Неправильно. Чувства. Чувства. Семья. Неправильно. НЕПРАВИЛЬНО. Он почувствовал, как его гнев усиливается после каждой мысли. Он, наконец, начал понимать. Его семья врала ему. ВСЕ они были лжецами. Номер Шесть была способна исцелить его, и все же на его теле были шрамы, которые выглядели старыми. Почему бы ей не исцелить его полностью, если только эти шрамы не скрывают чего-то, что они не хотят, чтобы он видел? Он выполнял миссии в молодом возрасте, очевидно, наслаждаясь этим, так что разве не имеет смысла, что на его теле должны быть другие шрамы или какие-либо признаки предыдущей травмы, кроме тех, которые выглядят как следы членовредительства? Они были детьми, они должны были как-то пострадать. Но никаких шрамов не было, и можно было сделать разумный вывод, что Шестая их полностью исцелила. Так зачем же все это оставлять? Зачем напоминать ему о том, что он часто причинял себе вред (что Реджинальд находил неприятным), когда они могли просто убрать эти шрамы с его тела, и Восьмой никогда не узнал бы об этом? Реджинальд был умным человеком. Он никогда ничего не сделает без причины. Где-то там была ложь. Тщательно продуманная ложь, которую они пытались скрыть от Восьмого. В конце концов, его семье нельзя доверять. Они враги. Он встретился глазами с отражением в зеркале. Ярость, которую он чувствовал, умножилась, когда он увидел, как стиснул зубы в гневе. Блеск в его глазах обещал насилие и кровь. Он поймал себя на том, что вспоминает свою предыдущую идею. На этот раз он не стал себя разубеждать. Они это заслужили. И Восьмой будет наслаждаться каждой гребаной секундой. Игра началась, и Восьмой был взволнован, пытаясь понять, сколько времени потребуется Реджинальду, чтобы выяснить, кто медленно убивает драгоценных членов его ценной академии. Он не стремился к победе. Пока они все страдают вместе с ним, это игра, в которую стоит играть.

***

На следующее утро Академия была созвана на собрание. Все до единого члены Академии Спарроу выстроились перед столом Реджинальда, а сам старик сплел пальцы, положив локти на стол. — Академия Амбрелла сбежала из отеля. Одного этого заявления было достаточно, чтобы все присутствующие напряглись. — Кто это? — спросил Восьмой, потому что никогда не слышал о них, и потому что от него этого ждали только потому, что он страдал амнезией в этой семье лжецов-манипуляторов, включая его самого. Реджинальд уставился на него, и в его морщинистых глазах мелькнула искорка веселья, которую Восьмому тут же захотелось выдавить. — Наши враги, люди со сверхспособностями, как и мы, — последовал простой ответ Первого. Ах, Восьмой скрыл свое веселье, ещё несколько пешек для игры. Отлично.