without you

i'm falling in, i'm falling down i wanna begin but i don't know how

***

      Когда солнце окончательно садится, прячась за горизонт, Намджун откидывается на спинку стула, потягиваясь и отчаянно скрипя костями, судя по звуку, всеми и сразу, и, не сдержавшись, ругается так заковыристо, что Юнги невольно заслушивается, отрываясь от работы.       — И не говори, — усмехается Хосок откуда-то с дивана, облюбованного им с самого прихода в студию Юнги и Намджуна, — Мы тут уже битый час мучаемся.       — Мы? — Намджун поворачивается на своём крутящемся стуле к другу и смотрит неодобрительно, — Вообще-то это мы с Юнги ту работаем, а ты прохлаждаешься.       Хосок неодобрительно машет палочками в сторону Кима и качает головой так, что чуть не сваливается с дивана.       — Вообще-то я вас тут всеми силами подбадриваю, — заявляет он и угрожающе тычет одной из палочек в полупустые ныне коробки с китайской едой, — И я, такой молодец, принёс вам, между прочим, умирающим с голоду, еды.       — Ну, про «умирающих с голода» ты загнул! — восклицает Намджун и почему-то смолкает.       Юнги отрывает взгляд от монитора компьютера, буквально чувствуя тяжесть повисшей тишины. Ему не нужно оборачиваться, чтобы увидеть многозначительный взгляд Хосока, брошенный словно невзначай в его, Юнги, значительно похудевшего, евшего нормально в последний раз, кажется, в прошлый четверг, сторону. И не нужно быть телепатом, чтобы прочитать в глазах Намджуна сожаление, понимание и нечто отдалённо похожее на жалость. Юнги прикусывает тыльную сторону щеки и считает мысленно до десяти. Он почти привык к таким «молчаливым» разговорам друзей о нём самом, к неловкой тишине, разворачивающейся над ними каждый раз, когда кто-то хоть как-то, даже вскользь, касается этой щекотливой темы — темы Юнги и всей его нынешней жизни — к этим печальным взглядам, бросаемым на него украдкой, словно на больного чем-то неизлечимым, причём ещё и слепого и абсолютно ничего не соображающего, раз друзья действительно думают, что это всё остаётся незамеченным, к тому, что нужно делать вид, что всё в порядке, хотя никто всё равно не поверит.       — В любом случае, мы уже засиделись, — Юнги поворачивается к Хосоку и показательно зевает, видя, как тот натягивает на лицо дежурную улыбку.       Намджун кивает в ответ на его слова и снова потягивается, пытаясь минимизировать последствия длительного нахождения в неудобном положении.       — А работы всё ещё непочатый край. Такими темпами мы корни здесь пустим.       — Эх, сейчас бы на море! — неожиданно выдаёт Хосок и встаёт, чтобы открыть окно.       Юнги качает головой и уже хочет что-то возразить, как Намджун опережает его:       — А что? Хорошая идея! Давайте махнём в Пусан на выходных.       — А как же работа? — вопрошает Хосок в открытое только что окно, опасно высунувшись наружу.       — К чёрту! — Намджун взмахивает рукой и сбивает пустой стаканчик из-под кофе со стола, попадая им точно в то самое открытое окно. Хосок дёргается и срывается с подоконника, удачно шлёпаясь по эту сторону, на пол, а не на асфальт, до которого лететь пять этажей и ещё немного.       Юнги закатывает глаза, когда Хосок начинает нервно смеяться.       — Но…       — Юнги, не будь занудой! — тут же прерывает его Хосок, поднявшийся с пола, — Тебе, как никому другому, нужно развеяться.       Намджун согласно хмыкает.       — Но мне…

***

      Никак не придумать адекватной причины для отказа.       Юнги морщится, отпивая из жестяной банки абсолютное мерзкое на вкус тёплое пиво. Волны бьются о берег сильно, но недостаточно для того, чтобы назвать это штормом. А ему, наверное, хотелось бы.       Хотелось бы, чтобы стихия бушевала. Чтобы хлестал дождь. Чтобы рьяно взвивался ветер. Чтобы море перестало казаться таким отстранённым. Чтобы стало неистовым. Тогда можно было бы с лёгким сердцем никуда не поехать.       Всем бы от этого стало легче.       Намджуну с его вечным сочувствием во взгляде. Хосоку с его тупой привычкой говорить невпопад. Сокджину с его еженедельными проверками состояния его пациента. И Юнги.       О, Юнги точно стало бы легче, если бы он никуда не поехал! Потому что причин для отказа, на самом деле, было столько, что даже страшно.       Пиво неприятно горчит на языке, он отставляет банку в сторону, закрывает глаза и откидывается на влажный песок, зная, что потом вымывать его из волос будет целую вечность. И это отнюдь не приятное чувство, но он бы многое отдал за то, что бы ощутить то же самое, но ровно год назад, и он бы мог, но не стал говорить друзьям, что именно это, пусть неприятное, чувство и является причиной, самой важной причиной отказа.       Потому что оно несвоевременно.       Он должен был быть здесь год назад. Должен был чувствовать всё это. Должен был смотреть на волны, песок, звёзды. Должен был находиться на этом самом пляже вместе с Лисой. А сейчас, без неё, какое всё это вообще имеет значение?       Без неё здесь холодное море, тёплое пиво, бесконечные жалостливые взгляды в спину, никому не нужное сочувствие и друзья, отчаянно пытающиеся его спасти.       — Юнги! — Ему не нужно открывать глаза, чтобы увидеть, что Намджун стоит всего в паре шагов от него, и сверлит удивлённым взглядом.       Он не отзывается, лишь поднимает правую руку, чтобы показать, что он, как минимум, жив, как максимум, не пытается это исправить. Юнги замирает, ожидая услышать, как друг уходит, но тот плюхается рядом, кажется, не особо удачно приземляясь и оповещая об этом весь мир.       — Хосок и Сокджин уже мясо жарят, — отстранённо говорит он после злостной тирады о больных коленях и старости.       Юнги знает, что это просто отвлекающий манёвр, знает, что дальше последует наставление о том, как ему надо приходить в себя, но всё равно, поворачиваясь к другу, открывает глаза, чтобы встретиться со взглядом, в котором, кажется, впервые за долгое время нет ничего такого, отчего ему хотелось бы убежать.       Намджун смотрит прямо и улыбается, когда сталкивается с Юнги взглядом, тянется к позабытой банке с пиво, и снова матерится, отпивая.       — Что за гадость?       Юнги морщится в ответ и смеётся глухо. Холодная вода достаёт-таки до его ног и до всего Намджуна в целом, который тут же подхватывает смех друга. Быть может, в этом мгновении и есть смысл этой поездки.

***

      «если мне когда-то начнёт становится легче, это будет признаком того, что я тебя забываю или того, что я тебя отпустил? и должен ли я буду чувствовать себя виноватым? тебя нет, но я перестаю страдать — это ведь ненормально?»       «намджун и хосок иногда доводят меня до ручки. они говорят безостановочно, смеются невпопад и звонят по ночам. заботятся обо мне. пытаются помочь. я благодарен, правда. но иногда они такие…такие хосок и намджун, знаешь. ты же их знаешь?»       «все только и ждут, когда мне станет легче. они смотрят на меня и мысленно считают прошедшие месяцы. месяцы с тех пор, как тебя нет. прошло достаточно времени. вот что они думают. а я думаю, что им слишком легко говорить. они не чувствуют твоего молчаливого присутствия в каждом разговоре, не находят твои вещи в своей квартире, не ищут твои черты в своих воспоминаниях, стараясь одновременно сохранить их в памяти и забыть навсегда. не знают. вообще ничего не знают. а только жалеют, жалеют и ждут, когда станет легче. а я не знаю, становится ли вообще»       «я готов попытаться. готов начать путь к «становится легче». ради них. ради себя. вот только я не знаю, с чего начать. с чего мне начать тебя забывать, Лиса? если даже пресловутые «защитные механизмы» памяти, предпринявший попытку всё исправить, не справились? если даже сокджин, серьёзно взявшийся за дело, пока не нашёл ответа на этот вопрос. если даже я, убедившийся в том, что ты ушла, не смог тебя отпустить…как мне тебя забыть? если я не хочу забывать»       «если честно, я никогда и не любил море. но ты. ты так рвалась к нему. как я мог отказать?»       «здесь видно звёзды. хотя над сеулом их словно и нет. они яркие, и их так много. красиво, наверное. ты говорила, что хочешь посмотреть на звёздное небо со мной. тогда, год назад, когда мы обещали друг другу быть вместе навсегда. забавно. я здесь. тебя нет. звёзды так хорошо видно. впрочем, я уже и не могу сказать, кому они нужны?»