токсичная повседневность

андайн по ночам снится море. не тихий золотистый пляж с загорающими и купающимися - а буйство стихии, серые волны, взмывающие до самых облаков и сливающиеся с ними, чтобы все разбегались в ужасе и только она, стоя у самой кромки, дышала бы полной грудью и наслаждалась видом. андайн по ночам снится море. а потом она просыпается от вибрации наручных часов и в полутьме выбирается из кровати, жмурясь от света ночника. предельно тихо достаёт из стаканчика одну из двух зубных щёток и закрывает дверь в ванную, чтобы не разбудить. он младше на четыре года, но после выхода на поверхность, казалось, стал старше на четыре жизни - в плохом смысле. папирус больше не такой весёлый и лёгкий на подъём. как бы сказал санс - закостенел. папирусу по ночам снится офис. и та жизнь, которую он, в общем-то, выбрал: рабочий график два через два, половина суток в телефонных звонках и собственная кружка в комнате для отдыха. самодельная кружка с нарисованными костями. которую она ему подарила ещё в подземелье. папирусу по ночам снится офис, и то, как он возвращается домой. в их крошечную квартирку где-то между центром и окраиной города, за которую ему придётся разговаривать по телефону ещё минимум три года. зато как он был счастлив, когда она перевезла к нему свои вещи. папирус влюбился в андайн ещё в подземелье. и, казалось, у него никогда не было запасного плана: спустя n-ное количество попыток, она поддалась, как тогда, обнаружив его стоящим перед дверью в самый первый день. они увидели солнце вместе, и папирус знал, что оно ему предлагает. смотри, вот тебе работа, на которой ты зачерствеешь. смотри, вот тебе жилплощадь, живи прилежно. смотри, вот тебе та, которую ты добивался последнюю вечность, но андайн по ночам снится море. бушующее, резкое, всё в рваной пене. и она всегда держится на плаву, потому что знает, куда сворачивать. потому что с этим безумством она настроена на одну волну. потому что это ни в какое сравнение не идёт с заполнением рапортов и составлением протоколов. зато с собственной кружкой на столе. с аккуратно нарисованной рыбкой. между этой работой и должностью учителя физкультуры выбирать долго не пришлось: ториэль даже вздыхает с облегчением, когда андайн отказывается. теперь же форменная фуражка ощущается слишком маленькой - кажется, после рабочего дня голова раскалывается надвое. андайн снимает с глаза повязку и прислоняется лбом к холодильнику. её рука тянется к пачке сигарет на подоконнике, но он опережает её, вынимая сразу две. они молча курят, рассматривая бетонные муравейники за окном. и ради чего мы, по-твоему, боролись? она успевает выучить папируса. слова, движения и количество пуговиц на каждой его рубашке, которые он как-то незаметно полюбил. он говорит ей, что хочет семью. не сейчас, но в будущем. даже составляет список имён, и каждое написано особым почерком. андайн не против. ей, в общем-то, всё равно. только во сне она избавляется от ощущения, что тонет. привычки окружают её со всех сторон: утренняя сигарета, завести часы, напеть мелодию, чтобы запомнить - утюг выключен, ключи в кармане, список покупок в кошельке, ужин готовит папирус. и он сам - как одна сплошная привычка. как повязка на глаз - уже и не помнится жизни без этого. была, но стёрлась. от этого она не стала любить его меньше, нет. папирус напоминает ей калейдоскоп, узоры в котором начали повторяться, и она отложила его в сторону, пока не забудется. а он покрывается пылью, тускнеет. они оба потускнели. за окном неуверенно наступает весна, и андайн то ли от страха, то ли от скуки мысленно составляет список вещей, которые нужно не забыть, когда/если они разъедутся. каждый день падает мелкий мокрый снег, похожий на пепел. андайн всё надеется на ледяной дождь: она заготовила превосходную шутку про копья несправедливости. папируса такое взбесило бы. однажды он возвращается из офиса раньше. сильно раньше. в полдень. сначала андайн ёжится от холода, а потом от неопределённого предчувствия. глаза папируса блестят. - поехали прямо сейчас. - куда? растерянность охватывает её, когда папирус подаёт ей вещи, в которых она, по его словам, не должна замёрзнуть, а потом неуклюже обматывает шарф вокруг её шеи и тащит на улицу, в непогоду. они долго едут, не говоря друг другу ни слова. андайн косится на лицо папируса - с таким выражением он выиграл бы все покерные партии в мире. в автобусе тесно, их локти прижаты друг к другу, и андайн настигает смутное ощущение, что это конец. остановка. - если честно, я всегда думал, что это намного дальше, - говорит папирус, подавая андайн руку. они долго идут пешком, пока андайн не различает в нескольких десятках метров что-то серое и колышущееся. солёный воздух бьёт по лицу, промёрзший песок скрипит под подошвой ботинок. море бунтует. не так эффектно и разрушительно, как в её снах, от такого случайные свидетели не разбежались бы в ужасе. но рокот и бьющиеся накатом волны приковывают к себе взгляд. папирус неслышно подходит к ней со спины и останавливается рядом. - ты же говорила, что нам нужно к морю, а оно, оказывается, было близко. только недавно понял. андайн кладёт голову ему на плечо. тревоги отступают. - я такого не говорила. - получается, я не угадал? она с трудом отрывает взгляд от волн, разворачивается к нему лицом и обнимает, просовывая руки под его вечно расстёгнутую куртку. - получается, угадал.