Ярость Ночной Воительницы

      Тиранда бьёт наотмашь. Широко замахивается тяжёлыми глефами и разрубает на четыре неровные части очередного монстра в тяжелых обгоревших доспехах. Очередная марионетка, одна из многих, за которыми так трусливо прячется проклятая банши. Тиранда не останавливается ни на секунду, продолжает смертоносные движения, сея хаос и неразбериху в рядах тех, кто по глупости своей осмеливается встать на её пути. Рычат и визжат от боли отдалённо похожие на собак твари, глухо стонут бронированные солдаты и худощавые фигуры в робах. И так нечеловечески громко кричат крылатые бестии, когда их уродливые, покрытые копотью и сажей крылья разлетаются на множество окровавленных ошмётков. Эти звуки для неё слаще любой музыки.       Тиранда и не думает считать убитых, она просто проносится сквозь очередной бесполезный заслон, не замедляя шага и не сбивая дыхания, и смерть следует за ней по пятам. Тиранда не отвлекается, потому что знает — гнев Элуны окончательно испепелит то немногое, что остаётся от душ, присягнувших Утробе. Она не отвлекается, потому что слушает зловещую, но такую притягательную песню, не умолкающую в её разуме ни на мгновение. Она слушает дикое крещендо из криков умирающих и голодного, ненасытного треска пламени. И она слушает громкий, сумасшедший, ненавистный смех. Тиранда слушает и хранит его на кончиках своих клинков…

***

      Она вскакивает с постели, судорожно дыша и обливаясь потом. Непонятная, необъяснимая и ничем необоснованная тревога стальными когтями впивается в её душу. Тиранда слышит бешеное биение крови в ушах и не может понять, отчего на сердце так тревожно.       Она выходит на небольшой балкон и глубоко вдыхает прохладный ночной воздух. Слышит, как совсем близко стрекочут сверчки и журчат храмовые фонтаны. Шелестит на ветру густая листва Мирового древа, и этот прохладный бриз Тиранда невероятно остро ощущает каждой клеточкой своего тела. Она поднимает глаза, смотрит на тёмное, ясное, безлунное небо, и тревога становится лишь сильнее.       Тиранда вздыхает и опускает взгляд. Внизу собираются в мелкие стайки светлячки, особенно хорошо заметные в безлунной ночи. Тиранде почему-то, по какой-то неведомой причине, кажется, что насекомые тоже встревожены. Она закрывает глаза и воздаёт молитву Элуне в тщетной попытке успокоиться. Ночь вдруг становится пугающе тёмной, а шелест листвы — необъяснимо зловещим, и даже неожиданные, но долгожданные хлопки крыльев верной совы не помогают избавиться от невыносимой тревоги.       Тиранда выбрасывает руку, приглашая питомицу сесть на неё, и аккуратно поглаживает чуть скользкие перья, как только Дори’тур спускается к ней. Сова ластится к руке не хуже домашней кошки и тихо, ласково ухает, отвечая на ласку. Она рада видеть свою хозяйку после долгих десяти дней разлуки. К её лапе привязано письмо, и Тиранда поспешно отвязывает послание Малфуриона. Спешно пробегает глазами по тексту.       Сердце замирает у неё в груди, и она понимает — тревога не была напрасной. Тёмная безлунная ночь кажется ей всё более зловещей.

***

      В Утробе нет Солнца. В бесконечно мрачных пустошах, полных дыма и сажи, лишь огненные всполохи бесконечных кузниц да сияние анимы страдающих душ хоть как-то разгоняют вездесущую тьму. Но свет этот вовсе не приятен: багряные вспышки пламени невольно навевают мысли о крови. В этом ужасном месте царят вечные кровавые сумерки, пропитанные страхом и агонией.       В Утробе почти нет света, но она полна звуков. Тиранда слышит крики агонизирующих душ и мерзкое хихиканье палачей, ломающих очередную жертву. Она слышит громкий свист ледяного ветра и бряцание тяжёлых железных доспехов, оглушительный звон цепей и мерные удары молотов о наковальни. Тиранда различает в какофонии звуков рычание и вой гончих, неживых и немёртвых одновременно, хлопки крыльев и тихие хриплые разговоры. Ей гораздо приятнее слышать, как обитатели этого места умирают от ударов её глеф.       Тиранда врывается в крепость, словно вихрь, и её клинки поют скорбную панихиду по безнадёжно потерянным душам. Она не считает врагов, ведь все они ложатся под её ударами, словно спелые колосья: кому-то хватает мимолётного касания острейшего лезвия, кого-то чудовищная сила Элуны убивает спустя пару мгновений. Никто не в силах сопротивляться ей.       Она не оставляет живых, и очень скоро почти все звуки стихают. Ни стонов, ни криков, ни рычания — Тиранда приносит этому месту долгожданную тишину. Она не берёт пленных для допроса, не спасает обречённых. Она убивает, быстро и безжалостно. Лишь ветер продолжает скорбно завывать и греметь свисающими повсюду цепями, аккомпанируя слышной одной лишь Ночной Воительнице мрачной песне Ярости Элуны.       Тиранда поднимается на вершину крепости и бросает взгляд вниз, на груду искорёженных монстров, лежащую на земле. Она даже не улыбается, когда ослепительно яркие в вечном полумраке этого места лунные лучи прорываются сквозь пелену дыма и пепла и испепеляют останки, уничтожают оружие и кузницы и разрушают железные стены. Перед её взором стоит пылающее древо, и жалкая крепость Верных Утробе не способна даже на мгновение унять её ярость.       Она покидает разрушенную крепость и идёт дальше. В Утробе нет Солнца и его мягкого доброго света. Вместо него Тиранда несёт с собой Луну: холодную, жестокую и безжалостную. Она несёт возмездие и тишину…

***

      Тиранда всё ещё не может поверить в случившееся. Она живёт на этом свете гораздо дольше, чем иные могут хотя бы представить себе, она многое видела, но такая бессмысленная, чудовищная жестокость выбивает её из колеи, путает мысли, погружает в отчаяние и уныние. Как мог вчерашний союзник, тот, с кем бок о бок они сражались против Легиона, докатиться до такого? Как могла Орда уничтожить Древо и всех мирных жителей, не успевших спастись, только, чтобы вселить в них страх и отчаяние? Тиранда не знает.       Тиранда смотрит в небо и видит яркую, чистую, полную луну. Она заливает серебристым светом каменные улочки Штормграда: богиня дарит утешение и покой пережившим бойню у Тельдрассила. Верховная жрица ощущает взгляд Элуны, направленный на город и гадает, почему богиня позволила случиться столь ужасному. Гадает и не находит ответа, равно как не находит и покоя под необычайно ярким светом луны.       Дрожащим голосом она поёт колыбельную для Финель, мягко укачивает малышку на руках, пока слёзы горя и отчаяния застилают глаза. Финель последняя из выживших в том аду, но лишь одна из первых, кто осиротел в набирающей обороты войне. Тиранда боится думать, сколько ещё детей потеряет своих родителей, прежде чем всё закончится.       Она слышит позади осторожные шаги. Малфурион ступает медленно, всё ещё слабый после полученных ран. Запах трав, всегда сопровождающий верховного друида, в эту ночь особенно силён. Тиранда кивает мужу и чувствует на себе его объятья.       Он говорит коротко, но вкладывает в каждое слово сильные, яркие чувства, и Тиранда, наконец, позволяет себе немного расслабиться, слушая слова любимого и ощущая его поддержку.       — Я с тобой, — говорит Малфурион. — Что бы ни случилось, как бы ни повернулась эта война, мы выдержим все её испытания вместе.       Тиранда слабо улыбается, впервые за последние недели.       — Спасибо.

***

      В Утробе много клеток, слишком много, чтобы хотя бы попытаться сосчитать их. И почти все они полнятся стенающими и завывающими душами. Порой они представляют собой лишь странного вида дымку, начисто утратившую всякое подобие прежнего облика, а подчас несут яркую печать недавней жизни. Некоторые узнают её, с недоверчивой радостью или животным ужасом, иные молят о спасении незнакомку, видя, как легко она расправляется с мучителями. Тиранда не отвечает на мольбы ни незнакомцев, ни друзей, ни врагов, хотя сила Ночной Воительницы настойчиво требует окончательно стереть с лица мироздания наглецов, смеющих просить её помощи после всех зверств, что творили на войне. Она не может помочь им. А некоторым и не желает.       Тиранда перестаёт вести счёт времени, проведенному в царстве вечного мрака. Перестаёт она считать и разорённые кузницы, аванпосты и крепости Верных Утробе. На их руинах среди множества искорёженных клеток она безуспешно ищёт ИХ и всякий раз ощущает острое разочарование от того, что ни в одной клетке нет души Кал’дорай. Ни в одной крепости нет и Сильваны.       Всё чаще Тиранда обращает взор на парящую в небесах мрачную башню и с каждым разом преисполняется всё большей уверенностью, что души её братьев и сестёр томятся внутри бездонных глубин Торгаста, о котором тени кругом беспокойно шепчут ужасное. Среди бездонных глубин скрывается и Сильвана.       С каждым разом Тиранда мрачнеет всё больше, а смертоносная мелодия играет в её голове всё громче и громче…

***

      Тиранда покидает Штормград в самом отвратительном расположении духа. В её ушах до сих пор звучит ответ Андуина, которого она ожидала, но которого до последнего надеялась не услышать.       — Мы не можем сейчас разделить наши силы. Наши позиции на Нагорье Арати и в Кул-Тирасе слишком ослабнут, если мы перебросим части на Тёмные берега. Мне жаль, Тиранда. Я понимаю, как больно вам это слышать, но я прошу подождать вас ещё немного.       Тиранде кривится от того, что Андуин мыслит стратегически, и мыслит верно, если подумать. Альянс в данный момент не может позволить себе открыть второй фронт, на берегах, подло захваченных Ордой. Но несмотря ни на что, она не желает больше ждать: павшие вопиют о мести, и Тиранда не намерена больше терпеть. Нет, хватит с неё бессильного ожидания.       Верховная жрица кивает сопровождающему её магу и шагает в портал, оставляя позади бессмысленные просьбы о помощи, оставляя пустые надежды на союзников. Она понимает, что Альянс не поможет, а значит, Кал’дорай придётся действовать самостоятельно.       Портал выбрасывает её прямо на корабль, нетерпеливо покачивающийся на беспокойных волнах. Палуба пуста, и один лишь Малфурион встречает её. Растущая луна озаряет его беспокойное лицо.       Тиранда качает головой, и Малфурион тяжко вздыхает, крепко обнимая её. Они оба знают, что означает отказ Альянса, и чудовищная опасность подавляет их настолько, что долгие-долгие минуты они стоят, обнявшись, и молчат, омываемые бледным лунным светом.       Наконец, Тиранда дарит мужу долгий поцелуй и с трудом отстраняется, ощущая, как запах трав вновь уступает морскому бризу, соли и мокрой древесине. Волны беспокойно плещутся где-то внизу, и только это нарушает установившееся безмолвие. Тиранда молчит, не в силах сказать то, что должна, и Малфурион не торопит. На самом деле он до сих пор надеется, что она передумает и позволит ему взвалить на себя тяжкое бремя. Он ждёт от неё сигнала, но, увы, Тиранда не может заставить себя позволить ему так рисковать собой.       Она глубоко вдыхает и говорит то, что должна. То, чего Малфурион искренне хочет не слышать.       — Собирай часовых. Я буду ждать на месте, любовь моя.       И отворачивается, боясь не сдержать эмоций. И как только слышит ответ, тут же понимает, что поступила верно.       — Хорошо, я буду там, в условленный срок, — повисает долгая неуютная пауза. — Удачи. Береги себя, любимая.       Тиранда рада, что Малфурион не видит слёз, стекающих по её щекам. В руках она держит древний свиток и проклинает эту войну. Несмотря на риск, она полна решимости защитить свой народ.

***

      Тиранда кривится от боли, с трудом сдерживает крик. Вместо этого она концентрирует её и выплёскивает наружу в виде выброса силы. Бронированную тварь, возвышавшуюся над ней на три головы, разрывает на части, и прежде, чем оставшиеся солдаты Тюремщика понимают, что произошло, Ночная Воительница обрушивает на них новую порцию своей боли и ярости, испепеляя врагов на месте.       После она припадает на одно колено и тяжко, с присвистом вздыхает. Боль, заметно ослабев, продолжает пульсировать где-то глубоко внутри, глухо грохоча кузнечными молотами. Она поселилась в её голове недавно и не пропадает ни на мгновение. Лишь стихает на время и обязательно возвращает позже, сильнее прежнего — Тиранда уже убедилась в этом.       Тиранда знает, что рано или поздно чудовищная сила Элуны возьмёт своё. Она вслушивается в зловещую песнь, звучащую в голове и слышит собственный траурный марш — далёкий, но неотвратимый. Тиранда не расстраивается: она узнала, что этот день наступит в тот самый миг, когда богиня благословила её своей яростью. Она не боится смерти, лишь хочет отомстить перед неминуемым концом той, из-за кого обрекла себя на это проклятье. Той, кто причинила её народу страдания, сравнимые с самим предательством Азшары. С этими мыслями Ночная Воительница поднимается на ноги и готовится продолжить путь.       И замирает на месте. Среди бесконечных криков и стонов, грохота железа, звона цепей и завывания потерянных душ она слышит голос, который никогда уже не надеялась услышать.       — Мин’до! Мин’до!       Тиранда резко оборачивается и видит, как она стремительно преодолевает разделяющее их расстояние. Она вихрем налетает на Тиранду и заключает в крепкие объятья. Тиранда чувствует сквозь боль, как по телу растекается тепло.       — Шандриса…

***

      Тиранда решительно шагает на саронитовую платформу с вырезанной на ней руной и тут же чувствует, как её подхватывает магия. В следующее мгновение она впервые оказывается на самой вершине Ледяной Короны. Холодный ветер, пробирающий до самой души, резко усиливается. Несмотря на это, Тиранда даже не морщится.       Несмотря на первый визит, она узнаёт это место: эту просторную платформу и широкие ступени, и конечно же, ледяной трон на самой вершине лестницы. Герой Азерота однажды рассказывал ей об этом месте. Тиранда представляла это место куда более тесным.       Платформа забита под завязку, однако среди множества рыцарей смерти, соратников по Альянсу и представителей Орды Воительница не видит Героя. Похоже, он ещё не явился.       — Тиранда, рад видеть тебя живой и невредимой! — душевно приветствует Генн, когда она подходит ближе.       Ощущая, как взгляды всех присутствующих сходятся на ней, она тепло кивает королю Гилнеаса, затем — чуть холоднее — остальным представителям Альянса. Делегатов Орды, не понёсшей никакого наказания за содеянное, Тиранда не удостаивает даже взглядом, хотя сила внутри неё ярится и настойчиво требует пролить вражескую кровь.       — Ух, кажется, здесь стало даже холоднее! — шутит Гелбин, глядя на один из своих хитрых приборов.       Тиранда холодно улыбается ему, но никак не комментирует сказанное. Вместо этого она слушает прерванный разговор. Генн Седогрив, Мурадин Бронзобород и Гелбин Мегакрут обсуждают что-то, что не представляет для неё никакого интереса.       — … и всё же я не понимаю, зачем Верховный лорд собрал нас всех здесь, — подытоживает гном. — Вряд ли он ждёт, что кто-нибудь из нас вызовется добровольцем, не так ли?       Гелбин издаёт короткий смешок. Тиранде в этот момент кажется, что главный инженер посмотрел на неё с хитринкой. Похоже, он прекрасно понимает, что сейчас ничто не остановит её от мести, даже если не знает того, о чём Тиранда не рассказывала никому, кроме своего мужа.       — Мне кажется, он не желает, чтобы в самый ответственный момент мы вдруг начали новую войну, особенно, пока наши «голоса разума» не с нами, — ворчит дворф, чуть бряцая доспехами. — Как по мне, так это глупое опасение. Азерот заслужил мира.       — Верно, — встревает вдруг регент Кель’Таласа. — Сейчас наши народы как никогда нуждаются в стабильности: и Орда, и Альянс. Глупо было бы посылать туда оставшихся лидеров.       Эльф крови смотрит на неё, и ни у кого не остаётся никаких подозрений, кого же он имел в виду. Тиранда ощеривается. Сила Ночной Воительницы взвывает внутри неё с новой силой, требуя крови, и эльфийка с трудом сдерживает себя. Вместо этого она отвечает ему, резко и решительно.       — Трус! Я готова заплатить любую цену, лишь бы насадить на клинок проклятую банши! И лучше тебе не стоять у меня на пути!       Тихие разговоры вокруг резко замолкают, и лишь завывающий ветер продолжает бесноваться кругом. Температура падает ещё сильнее.       Лор’Темара, кажется, не волнует ни угроза, ни нанесённое оскорбление, чего нельзя сказать о его сопровождении. Делегаты орды подбираются, готовые сражаться, но так и не достают оружия из ножен. Тиранда смеряет каждого из них презрительным взглядом и останавливается на необычной немёртвой девушке, так и лучащейся безмятежностью. Кажется, её не волнует назревающая стычка. Тиранда до зубовного скрежета хочет уничтожить эту нежить.       — Верховная жрица, пожалуйста, не говорите так. Без вас Кал’дорай потеряют последнюю надежду обрести мир.       Когда она заговаривает, Тиранда чувствует себя так, словно ей дали пощёчину. Ярость и ненависть вскипают с новой силой, и мощь Элуны вырывается наружу: глефа начинает сиять ярчайшим серебряным светом. И теперь никто не остаётся в стороне — каждый выхватывает оружие, готовый сражаться. Лишь Калия Менетил не хватается за свой посох. Вместо этого она испуганно вздрагивает и обиженно смотрит на Тиранду, как если бы эльфийка ударила её.       — Как смеешь ты говорить о мире после всего, что вы натворили?! — её голос дребезжит в равной мере от переполняющей его силы и ярости.       Как эта мерзкая тварь смеет даже упоминать имя её народа?! Как смеет говорить о мире, когда такие же мертвецы, как она, устроили настоящую бойню, сожгли Древо и всех, кто не успел спастись, заразили чумой леса Калимдора и осквернили тела и души множества эльфов?! Как смеет эта мерзкая дрянь указывать ей, пожертвовавшей собственным будущим ради выживания народа и отмщения за все их страдания, что делать и как говорить?!       Сила поёт внутри неё, зловещая мелодия, реквием по потерянным душам, звенит в ушах Тиранды, и она готовится устроить резню во имя всех погибших в пожаре у Тельдрассила. Первая, самая смертоносная, вспышка энергии едва не срывается с кончика её глефы, как вдруг слышится резкий стук металла о металл и разносится эхом звучный голос того, о ком все успели позабыть.       Болвар Фордрагон не потерпит здесь стычки.       Тиранда размышляет мгновение, не уничтожить ли его на месте вместе с ордынскими отродьями, но потом отбрасывает эту идею: слишком много рыцарей смерти встанут на защиту Короля лича. К тому же настоящий враг, Сильвана, прячется за завесой, открыть портал через которую может только Фордрагон.       Последней каплей, склонившей чашу в сторону мира, становится рука, мягко опустившаяся на её плечо. Герой Азерота тепло улыбается ей и тихо просит придержать коней, пока не придёт время.       Тиранда фыркает и силой воли подавляет бурлящую силу, доверяя его словам. Жаль, что она не увидит своими глазами, как произойдёт месть, когда её время всё-таки настанет. Но ей достаточно и того, что в этот момент души убитых женщин и детей обретут, наконец, покой…

***

      Первый радостный миг неизбежно рассеивается, и Тиранда ужасается, видя приёмную дочь в Утробе: себя она обрекла уже давно, но у Шандрисы не было никакой причины соваться в эту безвыходную ловушку. Далеко не сразу до Тиранды доходят просьбы уйти с ней из этого проклятого места. К тому же сила вновь причиняет ей такую боль, что думать связно становится невыносимо трудно.       И всё же, хоть и с диким трудом, она понимает, чего и каким способом они хотят добиться, и ужас вновь сменяется радостью.       — Уходи отсюда, Шандриса, — велит она, глядя дочери прямо в глаза. — Здесь слишком опасно для тебя.       Тиранда прекрасно знает, насколько упряма её приёмная дочь, но на этот раз спорить она не намерена.       — Герой… Пилигрим, так она тебя назвала, верно? — он кивает. — Уходите отсюда, пока не случилась беда.       К её ужасу, Герой на стороне Шандрисы, хочет спасти её из Утробы. И от этой несусветной глупости Тиранда хочет отчаянно выть. Не будь здесь Шандрисы, она бы прямо объяснилась со старым другом, но присутствие дочери всё усложняет. Она не отступит ни перед чем, даже перед неминуемой смертью.       Воительница молчит некоторое время, а затем вздыхает и вновь обнимает дочь. Тиранда мысленно прощается с ней и надеется, что она не будет сильно злиться за этот обман.       — Ты можешь забрать отсюда несколько душ? — обращается она к герою и ожидаемо получает положительный ответ. — Хорошо, я пойду с вами. Только сначала помоги мне освободить души Кал’дорай.

***

      Торгаст действительно оказывается самой ужасной частью Утробы, как о нём и шептались испуганные тени. Тиранде неуютно в этом месте, даже несмотря на всю мощь Элуны, одновременно терзающую её и оберегающую от всех напастей. Эти узкие коридоры, полные клеток, цепей и пыточных инструментов, явно позабыты всеми возможными и невозможными богами.       Тиранда чувствует, что близка к цели. Сила Ночной Воительницы подгоняет её вперёд, указывает верное направление в настоящем лабиринте переходов, лестниц и площадок, полных самых разных ловушек. Она устремляется вперёд, уничтожая всё и вся на своём пути, и её спутникам остаётся лишь с трудом поспевать за ней.       Наконец, она замирает перед тяжёлой дверью. За ней она чувствует невероятные страдания, и ненависть к Сильване, и до того казавшейся абсолютной, достигает новых высот. С яростным криком Тиранда высвобождает заключённую в ней мощь, и сила нетерпеливо рвётся вперёд, снося тяжёлые двери и колоссальные засовы. С жутким скрежетом и грохотом маленькие ворота разлетаются на куски, погребая ближайших стражников и палачей под собой, и Тиранда устремляётся вперёд.       Она понимает, что безнадёжно опоздала, когда видит невыразимо страдающую массу из призраков Кал’дорай. Тиранда приходит в дикий ужас. Несмотря на присутствие множества духов, ещё не подвергнувшихся страшной пытке, она понимает, что безвозвратно потеряла этих несчастных. Десятки Кал’дорай, изувеченных и обречённых на вечные муки, узнают её, и крики их боли окрашиваются жгучей ненавистью и обидой. Несчастные души обвиняют её в своей участи, и это неожиданно больно ранит Тиранду.       Она задыхается от обиды и бросается в бой, слушая всё новые и новые потоки оскорблений. Каждое слово, каждое обвинение острейшей иглой вонзается в её окутанный животным ужасом разум и ранит гораздо сильнее любого оружия.       «Почему? Почему так несправедлива судьба к моим братьям и сёстрам?» — набатом звенит в её голове, пока тело действует практически без участия разума и уничтожает отвратительную страдающую абоминацию.       Тиранда уничтожает этот страдающий сонм очень скоро, но даже это не приносит облегчения. Осознание собственного бессилия помочь тяжким грузом висит на её измученной яростью богини душе и всё, о чём Тиранда может думать, это о том, сколько ещё Кал’дорай пытают или уже запытали в этом жутком месте.       Чистейшая, незамутнённая ненависть к Сильване, стократ более сильная, чем минуту назад, заставляет Тиранду до боли сжимать в руках глефы. И она вкладывает всю её в ответ на предсмертное пожелание несчастных эльфийских душ.       — Она заплатит за это страданиями, стократно превосходящими ваши, братья и сёстры!       Тиранда до рези в глазах всматривается в истончающуюся дымку погибающих душ, врезая в память их предсмертное мгновение, и в голове её разгорается до оглушительного крещендо скорбная песнь. Она припадает на одно колено, отдавая последние почести, и проливает самые горькие в своей жизни слёзы…       Когда Тиранда выпрямляется, в её глазах горит решимость, а в сердце разгорается огонь ненависти столь горячий, что никакое пламя Ада ей больше не страшно. Ночная Воительница бросает взгляд на Шандрису, с ужасом рассматривающую останки некогда её братьев и сестёр, и кивает ей.       — Прости, я не могу оставить это место. Только не теперь.       Прежде, чем дочь успевает возразить, Тиранда срывается с места и устремляется в боковой коридор. Сила Элуны с оглушительным грохотом разносит стены и высочайший потолок позади неё, и огромный завал надёжно отрезает её от дочери и старого друга. Надёжно отрезает от бессмысленных надежд на возвращение к прежней жизни. Её судьба ждёт впереди, в глубинах проклятой башни, и Тиранда готова принять её.       В Торгаст пришло нечто, гораздо страшнее любого из слуг Тюремщика.