Предатель

В отношениях между мужчиной и женщиной кто-то один всегда оказывается сильнее другого. Но это не означает, что слабый не любит сильного. «Милые кости» Элис Сиболд

      Зима в этом году выдалась мерзкая. С каждым днём становилось всё холоднее. Снег, который выпал в начале зимы, давно растаял и превратился в грязные большие лужи. Время от времени шли холодные косые дожди. Дул резкий, пронизывающий ветер, в воздухе чувствовалось дыхание суровой, затяжной зимы.       Уже порядком промёрзнув, Кривицкий перекачивался с ноги на ногу и продолжал оглядываться на двери больницы. «Почему же так долго?» — приговаривал себе под нос мужчина, до конца не понимая, чего ему хочется больше: ускорить время или замедлить его. Мысль о предстоящем важном разговоре ещё больше тянула к земле. В десятый раз прокручивая продуманные заранее слова в голове и оценивая все возможные варианты развития события, Кривицкий засунул руки в карманы тёмного пальто. Шарф мешался как никогда.       Машина скорой помощи подъехала к крыльцу, немолодые, уставшие за смену санитары сразу повезли пострадавшего в отделение. Людей около здания стало совсем мало. Может, это и к лучшему.       Быстро взглянув на часы, Геннадий Ильич шумно выдохнул. Конец рабочего дня наступил уже двадцать минут назад, а заведующая хирургическим отделением не спешила покидать стены московской неотложки. «Нет. Всё-таки нужно снять его», — подумал хирург и тут же сорвал с себя синюю ткань, накрученную вокруг шеи. Ей никогда он не нравился. Открыв передний карман на чемодане, Кривицкий засунул шарф внутрь и продолжил гулять рядом с лавочками. На одной из их них он недавно нагло целовал самую красивую женщину, которую когда-либо встречал в своей жизни.       Послышался глухой стук каблуков. Резко обернувшись, Геннадий застыл. Его бывшая плавно приближалась к нему, и, кажется, ещё не заметила его. Немного подавшись вперёд, Кривицкий засмотрелся на женщину. Блондинка с небрежным пучком, из которого выбилось несколько прядей и спадали на лицо. Она уверенно шла вперёд в сером пальто, из-под которого выглядывал лёгкий шёлковый шарфик зелёного цвета. А стройные ноги дополняли чёрные полусапожки на каблуке.       Наглый оценивающий взгляд бывшего не остался незамеченным его виновницей. Вовремя опомнившись, мужчина слабо поднял уголки губ и в который раз убедился, что он полный идиот.       — Ир, можем поговорить? — сказал Геннадий Ильич. Он напрочь забыл про заученный текст, но смотрел на Павлову с надеждой. Ира же, заметно подкатив глаза, перешагнула грязь и подошла ближе к коллеге.       — Только коротко и по делу, я устала. Чего хотел? — Она поправила воротник пальто, дав понять, что желания разговаривать с ним нет совершенно. Да и в принципе — разговаривать. Из близкого человека, за которого женщина боролась последние полгода, он, в глазах заведующей, превратился в жалкого предателя. Предателя с нежными руками, глупыми шутками и тёплыми объятиями, которые день ото дня снились ей. Его журналы по йоге так и лежали на прикроватной тумбочке с правой стороны кровати. А вкус его тёплых тонких блинчиков с утра до сих пор остался на языке.       Ирина ненавидела его за то, что он в который раз всё испортил. И теперь уже окончательно.       — Я недолго, просто хотел сказать, что… Что уезжаю, Ир, — как всегда заикаясь, с паузой сказал мужчина. Подняв глаза, Кривицкий уставился на Павлову. Женщина молчала. Что она чувствует? Радость от столь неожиданной новости? Наконец-то бывший не будет мозолить глаза каждый день на работе, заваливаться домой со своими проблемами и читать морали о количестве кальвадоса на книжной полке. Или это чувство предательства от родного человека, который так и не смог осчастливить её?       Но она продолжала молчать.       — Уже написал заявление об уходе, наверху подписали, — снова пауза. И тут до Ирины дошло, что нужно бы и ей что-нибудь сказать. Приоткрыв губы, через пару секунд она тихо произнесла:       — Куда? — выпалила Павлова сухими губами.       Ирина Алексеевна уже заметно тряслась от холода. Кривицкий пытался прочитать по её лицу хоть что-нибудь: мысли, чувства, настроение, но ему так и не удалось научиться этому. «Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди», — подумал хирург.       — В Израиль поеду, там есть место для меня в частной клинике. Не получилось тут у меня ничего… Свалился тебе как снег на голову. — Геннадий часто моргал, чтобы женщина не заметила слезящихся глаз. Он и сам не хотел никуда уезжать, но порой следует оборвать все связи с человеком, который дорог, чтобы позже не сделать ещё больнее и себе, и любимому.       — Поезжай, я тут при чём? — Ира уже потеряла счёт его обещаниям, извинениям, которые за собой ничего не имели. Пусть уезжает, так, наверное, всем будет лучше. Пока любая мелочь напоминает о нём, заведующая так и будет тянуть за собой этот груз из прошлого.       — Я подумал, будет как-то неправильно вот так вот, не попрощавшись бежать. — Он чувствовал раздражение в её тоне. Хотелось прижать женщину к себе, но теперь Кривицкий не имеет на это право. Она больше не его девочка.       Глаза в глаза. Вот он — ответ на вопрос, который изводил мужчину с момента их расставания. Ей больше ни больно, ни трудно. Ирина разочарована в человеке, которого любила всю свою жизнь. А что может быть хуже, чем любить кого-то, кто никогда не перестанет тебя разочаровывать? Будь он проклят, она ведь верила ему.       — Попрощался? Удачной дороги. — Павлова улыбалась. Геннадий Ильич машинально улыбнулся в ответ.       Холодный ветер раздувал полы пальто Иры. Глаза обоих блестели. Гена потянулся в сторону Иры и поцеловал в тёплую щёку, по которой в эту же секунду потекла слеза. Но хирург этого уже не видел. Он, взявшись за ручку чемодана, пошёл в сторону ворот. Предательское желание обернуться, взглянуть на неё последний раз росло с каждым шагом.       Павлова смотрела ему в след, мысленно прощаясь. Мокрая дорожка на правой щеке, как свидетельство слабости, была размазана. Скорее всего, она видит последний раз в своей жизни этого человека.       На руки Ирины Алексеевны медленно приземлялись крупные снежинки. Павлова застыла. Снег. Первый в этом году. От неожиданности блондинка посмотрела на небо. Вдруг она опомнилась, но жёлтого такси уже не было. Ирине Алексеевне оставалось лишь поджать губы.       — Может, к лучшему.