And why are you here?

      Уже неделю Джек Фрост был задумчивым и понурым, но особенно это стало заметно для всех в день рождения Пасхального Кролика. Точнее – иначе бы его никто и не увидел, а так все снова собрались почему-то у Северянина, поздравляли Кролика, подсчитывали вместе-дружно, сколько детей в него верят уже давно, а сколько поверили только за этот год.       – День рождения? У нас что, есть день рождения? – Джек поначалу удивился самому явлению такого праздника. Но потом Ник и Зубная фея рассказали, что всех когда-то придумали. Однажды поверили в них, и этот день… или некоторый временной промежуток… или «первое упоминание в летописи» можно считать этим самым днём рождения Хранителя.       – Это первая открытка с моим изображением! Первая, самая первая, это первый раз, когда меня… - Кролик показывал пожелтевшую карточку с почти выцветшими на ней красками всем окружающим эльфам, йети, Нику и Песочнику. Кролик на открытке выглядел глупо и несуразно, даже жутко. Будто начал рисовать его ребёнок, продолжал работу взрослый, и закончил снова ребёнок.       – Это ты что, тогда так выглядел? – Джек усмехнулся, взяв открытку в руки. Должно быть, такой больше нигде нет, раз она первая.       – Мне… приходилось соответствовать эпохе. – Кролик попытался выкрутиться, выхватив карточку, но на всякий случай беззлобно сощурился и пофыркал на хитрую усмешку Джека. Тот больше ничего не стал говорить, позволяя торжеству вокруг происходить.       Повод задуматься появился неделю назад или больше. Как только угораздило встретиться с Тем-Кого-Нельзя-Называть. С Ужасом, Летящим На Крыльях Ночи. С Великим и Ужасным. Джек снова усмехнулся собственным мыслям, правда, совершенно не весело. Каких только ужасов себе не придумали люди за всё это время. Как плотно ужасы в них поселились.       – Джек? Всё уже закончилось, ты сидишь так уже второй день. – Ник подошёл ближе к окну и вспомнил вдруг тот момент, когда Джек точно так же сидел ко всему безучастный после исчезновения Песочника. Но это было уже давно, у них снова всё хорошо, все на месте, никому не угрожает опасность.       – Ты знал, что Питч вернулся? – тряхнув головой, словно сбрасывая с себя сон, Джек обернулся к Северянину. На лице того появилось удивление и недоверие – не может быть, они ведь победили Кромешника, надо думать, что навсегда?       Страх никогда не пропадает навсегда.       – Ты его видел? – осторожно поинтересовался Ник, невольно потянувшись рукой к тому месту на кушаке, где обычно крепилась сабля – сейчас её не было.       – Видел. И говорил с ним. Около недели назад или вроде того. Он среди людей и прекрасно себя чувствует в мире…       Джек тихо вздохнул, но не успел договорить, потому что Северянин сразу же решительно зашагал к их главному Глобусу, на котором отображались огоньками все детишки, что верили в Хранителей. Все дети, которые жили прекрасно без страхов и ужасов.       Проходя мимо, Ник задел Песочника, и тот, ничего не понимая, последовал за ним, как и Зубная фея – волей случая они остались, задержались по каким-то своим причинам.       – Кромешник вернулся?       – Кто-то его видел?       Колокольчики на шапках эльфов тревожно забренчали и поднялся какой-то неясный ропот, пока Ник не расхохотался с облегчением, радостно оборачиваясь к Джеку. Фрост нехотя прошёл в главный зал, зная, что потребуются объяснения.       – Наш Глобус ещё никогда не сиял так ярко! Ты посмотри – в мире едва ли есть ребёнок, который чего-то мог бы бояться! – уперев руки в боки, Северянин лукаво улыбался и с укором смотрел на Джека, который вроде зря всех побеспокоил.       – Питч теперь живёт в мире взрослых людей. – Джек замялся, не зная, насколько это серьёзно и стоило ли вообще говорить о возвращении злодея, с которым они таким трудом справились.       На лицах собравшихся вокруг отобразилось недоумение, Песочник и Фея переглянулись и пожали плечами, эльфы как-то странно завозились, но Ник снова расхохотался.       – Джек, мы Хранители Детства. Хранители детских снов. Потому что о детях можем позаботиться только мы, и никто больше. А взрослые сами справятся.       – Но они не справляются. – Прервав Ника на полуслове, Джек замолчал. Он был растерян. Он знал, что проблема эта серьёзная. Заставить взрослых людей поверить в чудо – наверное, совершенно невозможно. Поэтому Питч будет праздновать каждый день, пировать в этом море людских страхов, и они, Хранители, ничего не смогут сделать. Что, если он захватит мир? Или уже захватил, а они и не заметили.       Получается, что их попытки уберечь детей – это всё, что они могут сделать, и это самое малое, что вообще возможно сделать.       – Брось, Джек. Ох и напугал же ты меня. То есть, я хотел сказать, удивил. Ведь Ник Северянин больше ничего не боится. – Ник задорно подмигнул одному из йети. Собранные как по команде из-за одного неосторожного вздоха обитатели Северного Полюса снова почти сонно разбредались на свои рабочие места.       – Да, Ник, дети… благодаря нам дети живут, может быть, счастливо. Может быть, им нечего бояться. Они видят тебя... или Кролика… или меня, и радуются, им хорошо, они думают, что так будет всегда. Но так не будет, потому что они вырастут. Дети вырастают и сталкиваются с такими проблемами, о которых никто из них до этого не знал и не слышал, и тогда Питч…       – Джек. Ты сейчас заморозишь тут всё.       Ник отвёл Джека в свою мастерскую. Фрост и правда не следил за проявлением своей магии, и из-за большого волнения вокруг в самом деле шёл снегопад. Эльфы смешно чихали друг на друга, заставляя снежинки разлетаться в разные стороны, и пытались поднести не то Джеку, не то Нику чашку с горячим какао.       Отвлечённый от своих мыслей, Джек посмотрел на Северянина – такого большого и такого уверенного в себе и своих силах. И такого непонимающего, что вообще происходит. Если бы Ник сейчас спросил, боится ли Джек, страшно ли ему – он бы ответил утвердительно. Боится. Ему страшно. Потому что с таким положением дел неизвестно, как быть дальше.       – Послушай меня, Джек. Как ты думаешь, дети, которые растут в тепле и заботе, которым всегда снятся хорошие сны, в которых они побеждают все неприятности… как ты думаешь, они будут потерянными и слабыми?       Вопрос заставил Джека задуматься. Опустив взгляд себе под ноги, вспомнив всех детей, с которыми успел познакомиться за немалое время своей жизни и жизни как Хранителя, вспомнив, какими они стали, он смог найти ответ. Всегда были сомнения, но всегда оставался кто-то один, кто продолжал верить, на кого можно было положиться.       – Нет. Наверное, нет.       – Конечно нет. Они будут смело сражаться со всеми невзгодами, что встретятся им на их жизненном пути. Такие дети могут даже не заметить каких-то неприятностей. Потому что они в жизни не видели ничего плохого. И дальше не будут видеть, решая все задачи с лёгкостью, им нечего бояться. Они никогда не верили в Бугимена и не начнут вдруг видеть его, когда вырастут.       Произошло что-то невероятное – Ник заметил потуги эльфов и взял у них какао, чтобы протянуть Джеку, будто в попытке согреть его. Как будто Фросту когда-нибудь было нужно тепло. Хранитель веселья недоверчиво посмотрел на того, кого весь мир знал под именем Санта-Клауса.       Сказанное только что Ником звучало вроде бы хорошо и жизнеутверждающе, но в то же время как-то нелепо и гнусно. Иногда что-то плохое следует видеть и замечать. Именно для того, чтобы делать этот мир лучше. Исправлять всё плохое и превращать в хорошее.       – Наверное. – С сомнением повторил Джек, отказываясь от кружки с горячим напитком. Ник опрокинул какао в себя.       – Теперь ты понимаешь, почему для нас важно хранить именно детей? Оберегать именно их сны и их мечты? Ведь сон – это начало мечты.       – Сон это начало мечты, да, я помню. Спасибо, я всё понял. – Покивав для убедительности, Джек отмахнулся от всего, что Ник хотел бы ещё сказать, и поспешно вышел из мастерской, прочь из этого дворца, где каждый день, каждую минуту происходили чудеса. И всё – на благо детства. Всё ради детей.       – Скоро Рождество, Джек! Наш с тобой праздник, приготовься к нему! Заготовь побольше веселья! – вслед Джеку, улетающему как можно дальше, раздавалось хохотанье Санты.       У этих Хранителей только и дел – готовиться к праздникам, бояться не успеть. Красить яйца и прятать их, собирать выпавшие зубки, не забывая оставить монетку, создавать сотни сотен игрушек в подарок… следить за тем, чтобы все дети оставались довольны. Джеку это не было по душе. То есть, – он тоже, конечно, обожал малышей, обожал играть с ними, лепить снежки, снеговиков, ледяные горки, вызывать снегопад.       Джейми уже давно вырос. Первый мальчик, который его, Джека, увидел, поверил в него, хотя его мать говорила, что Ледяного Джека не существует. Его первый друг уже был тем самым взрослым и у него были свои дети. Джек иногда приходил к ним – Джейми всё ещё его видел, они менялись новостями, Фрост играл с его детьми – двумя славными близнецами. Рассказывал им сказки на ночь. После приходил Песочник и показывал им самые красочные сновидения. Это, конечно, радовало, что есть такие взрослые – выросшие дети – которые до сих пор верят в чудеса.       После одного из таких чудесно проведённых вечеров Джек шёл по улице совершенно безмятежный, счастливый оттого, что наступила зима. Оттого, что скоро все будут праздновать Рождество. Наконец-то время снега, мороза и вьюг, зимних забав, время веселья. Время Джека. Уличные фонари выхватывали из темноты редкие снежинки, очень слабый снегопад, соответствующий спокойному состоянию Джека. Всё шло как нельзя лучше, как было уже много лет, но вдруг среди толпы прохожих взгляд Джека выхватил знакомую фигуру. Тёмную, словно ночь, когда-то стремительную, а сейчас так же неспешно вышагивающую по одной из центральных улиц Нью-Йорка. У Джека были планы провести ночь в Центральном Парке, засыпать там всё снегом, заготовить снежков, чтобы пришедшие с утра дети вдоволь нарезвились.       – Питч?       Безмолвная фигура всё так же шла впереди, Джек почему-то не мог догнать, обогнать, чтобы увидеть лицо, чтобы понять, что это точно Питч. Или с облегчением увидеть, что – обознался.       – Питч, тебе не место в этом мире! Проваливай в ту дыру, откуда вылез! – Джек ускорял шаг как мог, но людей вокруг стало ощутимо больше, они мешали пройти, а взлететь… Джек посмотрел под ноги. Его удерживали тени. Сомнений нет, это Питч – фигура впереди обернулась, и Джек увидел самодовольную лёгкую усмешку.       – Какая встреча, Джек. Что, готовишься к праздникам?       Тени обступали со всех сторон. Странное дело, тёплые фонари всё так же светили своим ласковым жёлтым светом, сияли яркие вывески различных заведений, лился свет из окон кафе, гирлянды – всюду было светло, но Джеку не давали пошевелиться тени. Кошмары, обступающие его со всех сторон украдкой, не позволяющие ударить посохом и сразить Питча одним ударом.       – Я знаю, что ты умеешь веселиться, Джек. И знаю, что ты стал настоящим хранителем. Давай просто побеседуем? На равных. Как будто мы… соседи. И если ты хочешь битвы, то устроим её потом.       – Ты забыл, как мы уничтожили тебя в прошлый раз?       Джек продолжал бороться с тенями, пытался освободиться от них, чтобы нанести сокрушающий удар или хотя бы отдалиться на приличное расстояние от Короля Кошмаров. В этих попытках он и не заметил, что Питч уже никуда не идёт, а стоит и просто изучает его взглядом не то сочувствующим, не то любопытным. Не то и тем, и другим, и приправленным хорошей порцией равнодушия и безразличия.       – Меня уничтожали уже много раз. Поэтому давай поговорим как взрослые люди. Как те, кто обрёл не только дух, но и плоть, и теперь…       – Но сейчас уничтожим насовсем!       Питч тихо рассмеялся и пожал плечами, разворачиваясь и уходя.       Джек поражённо увидел, что движущиеся по улице люди… обходят Питча. Смотрят на него, видят его. Словно он настоящий, ну, совсем-совсем настоящий, такой же человек, как и они. Джек постоял ещё немного, убеждаясь, что ему не показалось. Это так, Питч – самый реальный из всех его знакомых.       Тени перестали держать Джека, так что в первое мгновение после этого он даже растерялся – только что готовый как следует вдарить по Бугимену, он просто стоял и смотрел ему в спину. Снегопад усилился, теперь снег валил крупными липкими хлопьями, поднявшийся ветер лепил эти хлопья на всех людей, и те, кто мог, забегали в попадающиеся на пути кафе и магазины. Остальные, у кого не было нужды и времени на развлечения, ускоряли шаг, желая быстрее добраться домой.       – Ты охраняешь детей, Джек. И пока ты с ними, с их снами, как и вся ваша… шайка приспешников Луноликого, пока вы вместе, я не посмею тронуть детей. Обещаю. Но они меня больше почти не интересуют. – Питч обернулся, впервые, чтобы проследить за Джеком, убедиться, что он идёт рядом.       – Что это значит? – Фрост насторожился, крепче сжимая свой посох, однако Питч больше не посягал на его свободу, никак не прикасался, не пытался связать или поставить подножку. Нельзя было расслабляться с ним рядом, только поэтому Джек искал подвох. В чём же подвох, и почему Питч такой спокойный? Будто больше не хочет сражаться, или не может?..       – Мне не нравится, когда меня зовут Бугимен. Страшилка для детей. Бугимен живёт под твоей кроватью и украдёт тебя. Поэтому, чтобы ты лежал смирно в своей кроватке и боялся встать, мы выключим свет в детской – потому что Бугимен живёт в темноте и украдёт тебя. – Питч вздохнул, покосившись на Джека. – Тебе бы понравилось, если бы тебя назвали Бугимен?       – Э… нет?       – Ещё и вы окружаете этих маленьких людей. Превращаете малейший мой кошмар в победу добра над злом. Это как-то обидно постоянно терпеть поражение. Раз, и два, и три, я не сосчитаю, сколько раз Луноликий посылал своих воинов, чтобы уничтожить меня. Из глубокой древности… У взрослых более реальные страхи. Мне даже не нужно что-то делать. – Питч щёлкнул пальцами, и идущая впереди женщина от чего-то отскочила, испугавшись тени, вырвавшейся из переулка. Тень ничего не сделала, просто проскользнула мимо, но – они шли по улице уже менее людной – и кого-то это могло пугать. Ночью.       – Что? Взрослые?.. Да чего они могут бояться! Они ведь знают, что нас… и тебя… то есть, нас всех не существует! – Джек рассмеялся, но его смех быстро оборвался, слишком уж уверенным выглядел его собеседник.       Следить, куда они идут, Джек перестал минуту или две назад. Он думал, что знает в этом городе любой переулок, ведь где только не гуляют дети, а он везде с ними – но сейчас они были определённо в незнакомом месте.       – Взрослые боятся даже большего, чем дети. Все страшилки детей… выдуманные. Выдуманные их родителями. В целях воспитания, наверное. Я не знаю. Откуда мне знать?.. – Питч сделал шаг, и ещё один, плавно поднимаясь по воздуху и увлекая за собой Джека.       – Смотри. Это примерный отец большого семейства. – Питч показывал за окно одного из домов. Мужчина наряжал Рождественскую ель, ему помогала женщина. За соседним окном стояли две кроватки, где спали их дети. – У него есть жена, двое детей, собака, кошка, два хомяка… кажется. Он очень боится не справиться со своей ролью. Боится потерять работу, и тогда он не сможет обеспечивать своих родных. Он очень сильно болен, и этого он тоже боится. Из-за своего страха он плохо спит, поэтому устаёт больше, чем можно…       – Прекрати. – Джек отвернулся от окна, за которым, казалось, всё было хорошо. Но только он видел плотную, чёрную, как смоль, тень, которая вырастала за спиной мужчины, пока он обвешивал ёлку гирляндами.       – Или… вон там, идём, покажу. – Питч переместился к другому зданию, где было множество окон, и жило там множество людей. Почти все спали, но в окне, к которому Джека подвёл Питч, горел слабый свет ночника.       – Эта пожилая леди. Она боится умереть в одиночестве. У неё есть дети и внуки, но с тех пор, как дети выросли и у них появились свои дети, они стали навещать её очень редко. Уже почти никогда. К ней изредка приезжает мальчишка вроде тебя. Её внук. Наверное, он к ней больше всех привязан. Ты когда-нибудь боялся одиночества?       Питч ступал по воздуху так плавно и мягко, будто шёл по летней поляне, покрытой упругой мягкой травой. Чем дальше он шёл – тем быстрее гасли фонари на улице, оставляя редких прохожих в полной темноте. Один из фонарей разбился, и группка девушек-студенток с тихим вскриком бросилась врассыпную – каждая из них старалась успеть к своему дому быстрее. Где-то громко завопил бездомный кот.       – Вон те двое – одна боится никогда не иметь детей, а вторая боится, что её милую карманную собачку разорвёт в клочья огромный соседский пёс. А этот боится похода к дантисту, поэтому терпит боль уже неделю. В детстве он не верил в Зубную фею. – Питч даже не смотрел на людей под своими ногами, но говорил точно о них, будто знал их наизусть или чуял их страхи – и так узнавал.       Мысленно Джек убеждал себя, что, видя всё это, он не боится. Нет, он не боится, ему нечего бояться, его страхи давно развеяны – он добился всего, чего хотел, любой день для него праздник, он делает что хочет и живёт как хочет. Многого ему не надо, только чтобы верили. И всё же от рассказов Питча, совсем не красочных и скупых, о страхах людей, Фрост начинал паниковать. В конце концов он понял, что там, на большой людной улице среди множества фонарей и множества людей его держали не какие-то специально призванные тени Питча. Буквально каждый человек тянул за собой кромешную тьму, тень, которая была тяжелее самой тёмной и беззвёздной ночи. Все их ужасы и страхи, вся неуверенность в себе, все беспокойства и тревожности. Люди сами в себе это всё взрастили и – можно сказать – боялись потерять?       – Ты никогда не был одинок. Даже когда детишки в тебя не верили и не видели тебя, с тобой всегда были эти… ваши…       – Песочник и Пасхальный…       – Да, я помню. – Питч с раздражением перебил парня, взмахнув рукой, приказывая ему замолчать ещё и жестом. – Конечно, я помню. И что у меня тоже когда-то было всё… я тоже почему-то помню. Сложно забыть хорошее, да? Но ужасное… кромешное, словно тьма...       К своим прерванным размышлениям Джек вернуться не сумел, но уже пытался придумать план, с помощью которого развеет эту непроглядную тьму.       – Для взрослых тоже легко сотворить чудо! Я только… я спрошу у Ника, и Песочника, и у других… уж мы постараемся остановить тебя распространять мрак по Земле! – Джек не унимался, не в силах поверить, что взрослых так легко запугать какими-то пустяками. Да кто в здравом уме будет бояться одиночества, живя в многомилионном городе? Как можно быть одиноким, когда вокруг столько людей, которые видят тебя и слышат?       – Ваши детские сказки ничем не помогут взрослым. – В голосе Питча почти слышалась жалость. Он едва заметно улыбался, но в улыбке этой не было тепла и веселья, задора, как в улыбках Джека.       – Ещё как помогут. Они ведь все когда-то были детьми. Они должны верить!       – Ты только послушай себя. Что ты сможешь сделать для взрослых людей? Засыпать их снегом?..       Тьму немного рассеивал только свет из окон домов. Большинство людей уже спали, время было позднее. А те, кто не спали – наверняка мучились бессонницей или попытками решить собственные проблемы, которые превращались в настоящие кошмары.       – Почему бы и нет? Снег все любят. Кто не любит снег? – Джек развеселился, взмахнув посохом раз, и снова повалил мелкий снегопад.       – Взрослые. Не любят. Снег. – Теперь улыбка Питча стала такой же ядовитой, как укус какой-нибудь опасной змеи. Он явно веселился теперь, указывая Джеку на его бессилие. На бессилие всех Хранителей перед Страхом и Ужасом, которые живут в сердцах каждого.       – Нет, конечно не, ты…       – Дети. У детей много времени. Они могут играть в снежки, валяться в сугробе и поздно приходить к обеду с раскрасневшимися лицами от морозной прогулки. У взрослых времени нет. А тут ещё надо чистить эти снежные завалы. Расчищать дороги. Ты знаешь, что ты в состоянии устроить целый транспортный коллапс? Ещё немного снега – и все дороги встанут. Люди начнут опаздывать на работу, злиться, проблем у них прибавится, кто-то будет отчитан за то, что недостаточно хорошо работал, недостаточно хорошо следил за прогнозом, недостаточно был готов к снегопаду. А ты думал, снег – это всегда только радость?..       – Снег это всё, что я умею, – растерянно пробормотал Джек, уже позабыв, что беседует с самым страшным из всех своих врагов, самым коварным и опасным. Мальчишка просто шёл следом, глядя себе под ноги. Точнее – глядя на свои ноги, потому что вокруг было темно. – Я умею веселить и морозить. Вызывать снег и делать снежки.       – Поэтому ты никогда не чувствовал холода, да? – глаза Питча хищно блеснули во тьме.       – Ну… может быть… только тогда, когда всё началось. Сначала мне было холодно, и вокруг было темно, а потом я увидел Луну.       – С тех пор ты ходишь босиком по льду и снегу и не чувствуешь этого холода, очень забавно, правда?       – Но ведь это я... – чем дальше они шли, тем более неуверенным и сомневающимся становился Джек. Так уже было однажды, когда-то давно, Питч просто запутал его, сыграл с ним злую шутку. В тот раз множество детей по всему свету лишились своей веры в Пасхального Кролика.       – Я никогда ничего не боялся. Даже когда не был собой…       – Что значит не был собой?       – …и вы, назойливые Хранители, вечно мешающиеся под ногами, ни разу не вызвали у меня страха, разве только досаду. Желание отомстить. Захватить весь этот мир. – Усмехнувшись, Питч взмахнул рукой, сжав пальцы в кулак, и все фонари на улице погасли. Он не услышал вопроса Джека или не захотел услышать, и любопытство, на миг вспыхнувшее в Хранителе веселья, быстро исчезло.       Кажется, они спустились на землю, потому что под ногами теперь точно была твёрдая поверхность, немного шероховатая, где-то скользкая.       – Представь, что бы ты испытал, если бы вдруг замёрз. – Питч глубоко вдохнул морозный воздух улицы, глядя далеко перед собой, туда, где обычно сияла Луна, а сейчас скромно показывался тончайший рожок месяца.       – Я бы удивился?.. Постарался бы найти тёплую одежду или тёплый дом, чтобы согреться. – Иногда Джек думал об этом, поэтому так быстро ответил.       – Да, но ведь источник холода – ты сам. Как ты будешь согревать себя, если ты сам себя заставляешь мёрзнуть? – Ночь казалась бесконечной, как и этот разговор. Питч дал Джеку время подумать, но тот ничего не отвечал. – Представь, что испытал я, когда вы обратили мои кошмары против меня. Когда всё, что у меня осталось – это мои Кошмары. Не мои слуги, не те, кто рассекает время и пространство, чтобы испугать других, а те, кто готов истязать меня вечно, потому что, увы, никуда мне не деться.       Джек содрогнулся, будто и правда замёрз, при одной мысли о незавидной участи Питча. Впрочем, его было совсем не жалко. Не жалко было тогда, когда они наконец заставили его исчезнуть, и не жалко сейчас, когда он так спокойно рассказывал об этом и помог Джеку почувствовать себя на его месте.       Так или иначе, Питч вернулся, справился со своими кошмарами. Пережил их или успокоил, или смирился с их существованием, это неважно. Важно, что сейчас он практически захватил мир, и Хранители уже никак не могли на него повлиять. Именно эта мысль точила Джека всё это время. Он казался себе всё более ничтожным. Всё больше возрастала его роль Хранителя детства и детских снов, детской веры, потому что больше никто, никто и никогда не сможет защитить детей, плохих или хороших. Что же будет с этим миром, когда Кошмары полностью его поглотят? Когда больше не останется ничего светлого и доброго, ничего хорошего…       – Взрослые тоже верят в чудо. Не могут же они все… чего-то бояться. – Упрямо повторил Джек, не в силах поверить во всё то, что Питч ему тут показал.       – Ну… не все боятся. Большинство. Мне хватает этого большинства. Конечно, детские страхи для меня всё ещё самые желанные, они дают мне больше сил, но и это вполне неплохо. Люди сами меня придумали, значит, они хотят, чтобы я был. Они придумывают себе всё новые и новые ужасы, чтобы сбежать от своих настоящих. Мне больше не нужно, чтобы в меня верили, я просто есть. Я существую, так же, как они, они меня видят. У меня даже есть свой дом.       – Зачем придумывать ужасы? – Джек непонимающе тряхнул головой и усмехнулся, не представляя себе таких глупцов, которые намеренно будут придумывать что-то страшное, да ещё и верить в это. Чтобы ещё больше себя запугать?       Зачем – зачем – зачем…       Неожиданно обстановка переменилась, Джек даже сразу не понял, что произошло, вокруг всё ещё было темно, но появились какие-то неясные источники света, пространство наполнилось неясными силуэтами, а перед ними вдруг выросла стена, из которой на них вылетело непонятное щупальце, сопровождаемое резкой тревожной музыкой. Джек едва успел пригнуться и в ответ швырнуть снежным залпом, как вдруг понял, что щупальце это было на экране, ненастоящее, но кажущееся таким реальным. Зал наполнился гомоном – вокруг во множестве кресел сидели люди, удивившиеся таким неожиданным спецэффектам.       – Это называется кинотеатр, Джек. Слышал о таком? – Питч сидел в одном из кресел и хитро усмехался, веселясь из-за реакции своего собеседника, который отовсюду ждал подвох.       – Кино… да, мы ходили с детьми Джейми, смотрели мультики… – Джек выглядел совершенно, абсолютно, максимально потерянным. Тревожная музыка вокруг давила, слышались какие-то крики, мольбы прекратить, на экране героев преследовало какое-то чудовище с зубами, клыками и когтями. Нахмурившись, Джек наблюдал за этим, борясь с желанием разбить источник такого видео.       Обстановка снова изменилась – они вернулись туда, где были, и Питч продолжил своё неспешное шествие.       – Ты ведь не будешь спрашивать, что такое фильмы ужасов? Моё любимое. Люди вроде бы веселятся, смотря их. Кому-то хочется просто пощекотать нервы. Забыть о реальных неприятностях. Куда приятнее знать, что не существует никакого клоуна с зубами, и что он есть только на экране, чем осознавать, что психически нестабильный сосед уже вторую неделю почему-то молчит. Правда?..       В какой-то момент Джек просто перестал понимать, о чём говорит Бугимен. Бугимен должен был оставаться под кроватью и пугать оттуда, а не расползаться по всему свету чернильным пятном, которое одинаково пугало, отталкивало и… манило. Вызывало желание его исправить, убрать, переменить.       Смириться с таким положением дел было непросто. Как это всё изменить?       – Где мы? – Остановившись, Джек в конце концов не увидел ни единого луча света. И если он сам по какой-то забавной задумке Луноликого излучал какой-то свет, то даже его было мало. Они с Питчем стояли в самом сердце тьмы, и было сложно сказать, где это вообще. Они провалились в один из тоннелей, что вели в логово Питча? Питч сам привёл его сюда? Джек заблудился? И где вообще Питч?       Чёртов Питч с его коварными шутками, его вечным желанием отомстить, завёл в ловушку и теперь будет играть? Смеяться и издеваться после того, как морально задавил своим фактическим превосходством? Джек напрягся, перехватив посох удобнее, приготовившись обороняться. Казалось, что тьма обволакивает его. Бережно обнимает, если бы у тьмы были руки. Казалось, что дышать становится тяжело. Казалось, что он больше никогда не увидит света. Как тогда, когда он утонул.       – Ты прошёл тропой тьмы, Джек. Теперь ты знаешь этот путь и так уж вышло, не сможешь его забыть.       Голос Питча звучал отовсюду и раздавался глухо, будто они находились в пещере. Джек напряжённо всматривался перед собой, пытаясь различить хоть что-то, хоть малейшее движение. Если бы он мог заставить свой посох светиться или вроде того…       – Тропой тьмы? Ты здесь живёшь? – повышая голос, Джек пытался выглядеть более грозным, хотя Питч ещё в жизни не видел более беспомощного и загнанного в угол создания.       – Проваливай отсюда, Джек Фрост.       Он звучал очень устало, и это единственное, что успел сообразить Джек, неосознанно бросаясь со всех ног в неизвестном направлении. Многолетний опыт борьбы со злом говорил, что ни в коем случае нельзя закрывать глаза. Особенно нельзя закрывать глаза в темноте, отворачиваться от тьмы, потому что ты всегда знаешь, что происходит при свете, но ты не знаешь, что происходит во мраке, особенно если от него отвернёшься. И всё-таки сейчас Джек бежал, крепко зажмурившись, летел так, что ветер свистел в ушах, и несмело открыть глаза получилось только когда вокруг стало светло.       Усталый голос Питча, будто ему в тягость такие гости, как Джек. Или будто он утомился от этой долгой прогулки. Тихо посмеиваясь, Джек летел всё так же быстро, но теперь всё ясно видел вокруг – там, где он летел, занимался новый день. Ясное голубое небо с редкими облаками, свежий морозный воздух, где-то метель, а где-то просто снегопад. И яркое солнце, серебрящее все деревья в инее. Сердце в груди билось гулко и часто, Джек постепенно успокаивался, планируя сейчас же всё рассказать Северянину. Что это такое – Питч, который не пытался вступить в схватку, захватить Джека, чтобы уничтожить? Почему бы и нет, он ведь хочет уничтожить всех Хранителей.       Ведь хочет?.. ***       В первый день и первую ночь после такой бесконечной, проведённой в обществе Питча, Джек всё ещё пытался найти подвох. Ведь всё не могло быть так просто. Они ведь не могли просто прогуливаться и разговаривать о людях? О детях. Питч выдал серьёзное предупреждение, это неоспоримо, это ясно. Он уже плотно захватил мир взрослых и только ждёт повода, чтобы взяться за детей.       Он действительно не нападал? И не сделал ничего плохого за всю ночь? Или его Кошмары и сами без него справляются, должно быть, да. Джек не видел столько чёрных теней, сколько в ту ночь, и все они были куда более реальны, чем то море Кошмаров, с которым они столкнулись во время их последней битвы.       А что, если Питч что-то сделал с ним, с Джеком? Как-то обратил на свою сторону, иначе почему теперь столько мыслей об ужасах и кошмарах. Джек внимательно несколько раз осматривал себя в зеркало – никаких изменений. Кожа не стала серой, как у Питча, волосы не потемнели, никаких отметин нигде. Всё по-прежнему. Смех всё такой же задорный. Желания делать пакости детям тоже не возникало; как и раньше, хотелось их только радовать и развлекать. Хранителя Веселья не так просто переманить на сторону зла. Проследив за собой и своими поступками несколько дней, Джек окончательно убедился в том, что с ним всё нормально, ничего страшного не происходит. Он этого и не боялся. В случае чего всегда есть другие Хранители, которые обязательно придут на помощь и всё исправят…       «Гораздо важнее, Джек, что сделал ты», – вкрадчивый голос из далёкого, как казалось, прошлого, звучал в голове каждый раз, когда Джек слишком полагался на помощь Хранителей. В тот момент они были готовы оставить его, забыть, отказаться от него, как от лишнего. Могли бы отказаться и сейчас, если бы его всё-таки тронул Питч, обратил к себе?       Эти мысли не давали покоя долгое время.       Усталый Питч, не желающий биться Питч. Уже захвативший всё, что можно, Питч, и будто бы недовольный этим. Усталая тьма.       Какой может быть тьма, которая устала?       Джек следил за тусклым рассветом над городом издалека, сидя на дереве далеко от шумного города. Вот она – готовая сдаться свету – тьма. Бледная, серая, не такая яростно-насыщенная, как ночью, и ей уже всё равно, что будет дальше. Кстати, Питч уже давно свободно мог находиться при свете дня, и свет его не пугал. Его вообще уже ничто не пугало, у него точно и наверняка не было своих страхов. Возможно, были у Джека.       Всё-таки откуда это желание у Бугимена – идти и рассказывать о себе? О том, кем он успел стать, пока Хранители смотрели мимо?       Было бы смешно, если бы кошмаром Джека стал сам Питч, Король Кошмаров. Благо, сон Джеку не требовался, и он вдоволь отвлекался играми в снежки, устраиванием бурь и метелей, снегопадов, засыпая снегом все города. Теперь только делал это осторожнее – чтобы не засыпать город совсем и не создать проблем для взрослых. Проблем им хватает, он сам недавно убедился. Вспоминая об этом, Джек возвращался мыслями к той ночи снова, и снова, и снова, словно заговорённый. Что в мыслях Питча? Что в его голове? Кем он был? «Даже когда не был собой», так он сказал, значит, он когда-то не был самым ужасным кошмаром для всех? Кем он был? И когда он был? Зубная Фея не просто так сказала, что не всегда они были избранными. Избранными они стали. Значит, и Питч мог тоже стать… только стать тем, кто есть сейчас.       А кем раньше был сам Джек? Тем парнишкой, который был задорным заводилой для соседских детей и тем, кто спас свою сестру? Или может быть, чем-то ещё, чем-то другим? Неужели волосы ему, например, посеребрил лишь мороз и снег?       Джек пытался задать часть этих вопросов Нику, но тот был по уши в работе, ещё бы, до Рождества оставалось каких-то два дня. Придумать новые игрушки, вдохнуть в них магию и чудо, веру в это самое чудо, ещё раз проверить списки всех хороших детей и проказников. Дел невпроворот, а тут Джек со своими расспросами о Короле Кошмаров – как будто без него так плохо живётся. Без него просто отлично, все дети счастливы и с нетерпением ждут подарков от Санты.       Узнать, каков Питч, каково их прошлое. Сколько же лет должно быть ужасу в мире людей? Он появился вместе с людьми? Но не могли ведь первые люди просто бояться… когда они ещё не знали, что нужно чего-то бояться?       Если бы нашёлся ответ хоть на один вопрос, если бы нашёлся тот, кто был готов ответить, может быть, всё было бы намного лучше. Но Джек снова шёл – сам не зная, куда, летел и бежал, пока ночь не настигла день. Когда-то он хотел убежать ото всех. Тогда же, когда все готовы были его отвергнуть. Скрыться во льдах, там, где ему лучше всего, где ему самое место, и там его никто не должен был найти. Нашёл Питч.       Однажды пройдя тропой тьмы, не сможешь её забыть, так? Осмотревшись по сторонам, Джек снова не увидел ничего, поняв, что оказался там же, где был недавно. Питч сейчас здесь или где-то в другом месте? По крайне мере, его никто не встретил, здесь было тихо и глухо, и можно было пытаться изучить это место, пока тьма не растревожена. Можно ли здесь узнать, каков Питч и каково… например… его сердце? Ведь у него совершенно определённо должно быть сердце, у всех оно есть.       Это очень глупая затея, учитывая, что сердце обычно находится при своём обладателе. Но однажды Джек уже усвоил одно простое правило под названием «верь лучше, верь сильнее, верь отчаянно». Однажды он смог починить свой посох, сделать его невредимым после поломки, поверив в себя и свои силы, поверив, что он – Хранитель. Избран не зря. А раз так, то и сейчас эта дурацкая тьма должна открыться ему, иначе это слишком сложное домашнее задание, и он отказывается этим вообще заниматься. Если сейчас ничего не получится, то он просто перестанет об этом думать и забудет, и всё на этом.       Задвинув на задний план ворох вопросов, вроде, почему, собственно, именно сердце, и с чего бы вдруг оно как-то подсказало все ответы, Джек замер, закрыв глаза. Действие было бесполезное – и с открытыми глазами было ничего не видать, но с закрытыми легче погрузиться в мир фантазии.       Поверить, что достать желаемое так просто, как будто оно уже у него в руках. Представить, что это так же легко, как развернуть лепестки из чистейшей бархатной тьмы, в которую проваливаются пальцы, точно в паутину. Много-много-много слоёв паутины, мягкой и упругой. Его сердце, какое оно? Угольно-чёрное, нефтяное, смолистое? Или яркое сияющее золото, как его глаза? Бьющееся смело и яростно или едва заметно? В конце концов Джеку показалось, что он действительно это чувствует в своих руках – какой-то мягкий ворох, в который достаточно закопаться глубже, и он вот-вот увидит искомое. И… даже увидел какой-то проблеск, золотой? Или показалось? Увлечённый неожиданным открытием, так, что дух захватывало, часто дыша, Джек Фрост уже куда более уверенно разгребал пальцами вполне осязаемый комок чего-то действительно похожего на паутину, или просто на мягкую тьму, и там, в центре этого вороха точно что-то было. Что-то обжигающее… что-то обжигающе… ледяное?..       – И зачем ты здесь? – голос Питча раздался так близко и так неожиданно, что Джек вздрогнул, поняв, что найденное им сердце – или что это было – выскользнуло из рук. Стука не последовало, значит, оно не упало, или там просто нечему было стучать. Но оно было – холодное, ему не показалось?       – Я хочу знать, кто ты такой.       – Кто такой Бугимен, Король Кошмаров, сама ночь и ужас, придуманный людьми испокон веков, ты этого не знаешь и хочешь узнать?       – Нет, ты ведь был раньше другим, ты сам сказал.       Голос Питча был всюду, как будто Джек попал внутрь Короля Кошмаров, и слышал его вот так, изнутри. Поверить в подобное было бы совсем уж нелепо, Джек чувствовал под ногами вполне осязаемый каменный пол. Был уверен, что они находятся в пещере, потому что они уже были… он уже был в пещере Питча. Или в тот раз, возможно, это было его временное укрытие? В любом случае, тогда было хоть что-то понятно видно, хотя тени плясали, захватывали и пугали.       – У меня было всё.       Приготовившись слушать, Фрост всматривался в окружающую тьму, ожидая, что вот-вот из неё появится Питч. Тени отступят… станет спокойнее. Захваченный интересом, Джек не чувствовал, как часто и загнанно дышал, как тот перепуганный до смерти маленький зверёк. Не осознавал, что стоял с посохом на перевес, готовый в любой момент кинуться, напасть или отразить атаку. Время шло, тени не отступали, Питч не появлялся. Он вообще замолчал, хотя Джек ощущал его присутствие совершенно ясно. Прислушавшись внимательнее, более напряжённо, он в конце концов услышал слабый стук откуда-то снизу. Что-то внизу билось глухо и гулко, уставше. Наощупь Джек опустился, принимаясь шарить ладонями по полу, но делал это, вскинув голову, всё ещё надеясь увидеть хоть что-нибудь.       – И что?.. Что значит всё? Что у тебя было? – Мальчишка переспросил это уже напряжённо, его голос звенел в нетерпении. С каждой секундой всё меньше хотелось тут оставаться, хотелось быстрее бежать прочь. Наконец, не без удивления, Джек нащупал у себя под ногами тот самый мягкий ком паутины, который выронил прежде.       Именно этот самый ком пульсировал, стучал и бился – медленно, медленно, казалось, вот-вот совсем перестанет. То, что находилось внутри этого, жгло руку, как самый настоящий кусок льда. Только вот Джек уже несколько столетий не чувствовал холода и не обжигался морозом и льдом.       – Ты уже когда-то захватывал мир? Что у тебя было? – Джек заметно нервничал, окружающая темнота уже давила и угнетала. Он едва ли когда-то так же долго пребывал в темноте. Не в силах больше держать в руках обжигающее холодом нечто, положил обратно, поднявшись на ноги. Со всех сторон раздался тихий смех Питча.       Казалось, его утомляет этот гость, но при этом и забавляет, и только поэтому он позволяет Джеку остаться.       – Мне не нужен был мир. У меня было… положение в обществе… уважение… кажется, был дом и своя семья. А потом всё пропало.       Джек силился услышать в голосе Бугимена сожаление и обиду, отчаяние, но ничего этого не было. Была только горечь, разливающаяся повсюду.       – А потом появился ты.       Замерев, Фрост даже задержал дыхание на несколько мгновений. И вроде бы можно было уже расслабиться, ведь если до сих пор с ним ничего не стало, никто не напал, не толкнул в спину и не ударил, – значит, и дальше этого не последует.       – Что это значит? – он переспросил очень тихо, так шелестит слабая метель, неся мелкие снежинки всё дальше, закручивая их в медленном вальсе. – Появился я, что, сейчас? Или тогда?..       Опустив посох, Джек позволил себе выдохнуть, потому что оставаться в напряжении и готовности к сопротивлению так долго уже не мог. И как только он расслабился – тут же почувствовал, как его охватил липкий холод, настигая неспешно и неотвратимо, проникая под кожу, в самое сердце.       Джек замолчал, потому что все вопросы куда-то исчезли. Ответов не появилось, просто исчезли вообще все мысли. Он никогда не спал, ему это было просто не нужно, иногда засматривался на чужие сны и пытался понять, каково это, отправляться в мир мечтаний, мир фантазий и грёз. Всего несколько раз Джек проваливался в странное беспамятство, и тогда – ему казалось, это были сны – он видел это. Видел тёмную пещеру, сырую, глухую, безо всякой возможности выбраться, в которую никогда не заглянет самый тонкий лунный лучик…       Он был готов поклясться, что Питч стоял прямо перед ним и смотрел так близко, изучающе и серьёзно. Был уверен, что Питч не улыбался сейчас, не шутил, не развлекался и не приглашал поиграть в известные только ему игры.       – Я же говорил тебе, что тьма и холод идеально подходят друг другу, как ничто другое. Но ты не стал меня слушать, Джек.       Мысль попытаться сделать Питча хорошим, обратить на свою сторону, посещала Джека лишь однажды. В тот момент, когда он увидел, как сам Питч превращает золотой сонный песок в чёрный, обращая хорошие сны в кошмары. Что, если можно иначе?       – Если у тебя всё было, и ты не был тем, кем являешься сейчас, значит, можно всё вернуть? Кем ты был? – Джек напряжённо всматривался во тьму, и, устало вздохнув, нелепо провёл рукой перед собой, будто пытался до чего-то дотянуться. – И убери уже эту черноту.       – У меня тут темно, конечно, но не настолько. – Судя по голосу, Питч усмехнулся. – Тебе мешают твои же страхи и кошмары.       – Мои? У меня вообще нет…       Джек поражённо вздохнул, когда тьма действительно рассеялась, оказавшись плотно прилипшими к нему кошмарами. Лоскуты неясной, едва осязаемой материи разлетелись в стороны, и Джек оказался уже в знакомой пещере. Она едва ли изменилась с тех пор, как он был тут в последний раз.       – Твои кошмары, Джек.       Принимать тот факт, что он чего-то боится, и у него есть кошмары, Джек не хотел, но ясно их видел: вот они, перед ним. Чёрные тени, точно такие, какие он видел иногда рядом с людьми и детьми. Это помогало Питчу существовать… неплохо жить.       – Ты говорил… ты говорил, у тебя есть свой дом. Почему ты здесь? – чтобы отвлечься от собственных страхов и, может быть, уничтожить их, Джек перевёл тему. Было бы интересно посмотреть на то, как его соперник (или они уже не соперничали?) жил рядом с людьми. В соседних квартирах. Как он забирал по утрам почту, ходил в кофейню рядом с домом, прогуливался по магазинам, попутно рассылая свои ужасы повсюду.       – Знал, что ты придёшь. Ты так и не сказал, зачем.       Только теперь Джек понял, что толком не видел Питча. Краем глаза, если посмотреть самым краешком чуть вбок – можно было увидеть, что стоял он вот здесь, рядом. Но стоило повернуть голову – и его там не оказывалось. Он снова скрывался, прятался, видна была его тень, множество его теней, а голос звучал то рядом, то далеко.       – Скоро Рождество, а мне совсем не весело. – Джек выдал то, что на самом деле давно крутилось в голове. Ему не весело, а ещё очень важно знать, что происходит с Питчем. Зачем – чёрт его знает. Питч украл его веселье и заменил кошмарами?       – Ничем помочь не могу.       – Это из-за тебя. Тебе ведь тоже не весело?..       Вокруг больше не было пугающе темно, Фрост вполне что-то видел, мог даже уйти в любой момент. Его вроде бы больше ничто не беспокоило, кроме заново зарождающихся планов что-то изменить. Ответа на его вопрос не последовало, и, пройдясь по кругу, зная, что не обнаружит Питча ни за одним из выступов и арок пещеры, Джек глубоко вздохнул.       – Я думаю, ты можешь измениться. Больше не будешь никого пугать, тебе не придётся жить под кроватью и прятаться в тени и всё такое… – Только закончив фразу, мальчишка понял, что нёс несусветную глупость. Питч уже давно не прятался ни под кроватью, ни в тени.       – Хранителем меня решил сделать? – Питч больше не прятался вообще, и теперь стоял на расстоянии нескольких шагов, изучающе глядя на Джека с едкой усмешкой.       – Ты можешь…       – Смерти моей хочешь? – вопрос звучал так, словно не Хранители упрятали Питча в эту дыру под землёй, хотя могли бы в самом деле погубить. Но им было достаточно и того, что Бугимен перестал быть опасным для детей. Пронзительно-жёлтые глаза буравили Джека, который испытывал странную смесь чувств – от жалости до твёрдой решимости всё изменить.       Джеку казалось, что он теперь не успокоится, пока не узнает всю правду, а значит, будет искать сам, копаться в своей памяти, спрашивать у всех, у кого можно, или может быть, с ним снова поговорит Луноликий… И ещё он чувствовал, что существование, которое влачит Питч – худшее, что только можно придумать. И если Питч был другим, значит, можно всё вернуть, снова сделать его счастливым… заставить веселиться. Иначе Джек – не Хранитель Веселья.       – Может быть, вам удастся сделать из меня что-то другое. Что-то, что вам всем понравится. Это будет означать гибель для меня, но вам всё равно понравится. – Сказав это, Питч замолк. Но он не задумался, не собирался ничего делать, не строил план нападения или отступления. Он просто был здесь, стоял, смотрел на Джека, и всё.       Джек сказал бы, что Питч ушёл в себя. Не то чтобы он когда-то был открытым – но когда-то ему нравилось дразнить Хранителей, бравировать своими победами, открыто провоцировать и показывать, на что способен. А сейчас казалось, что всё в его руках, вообще всё. То есть, весь мир. Но он не спешил посмеяться и продемонстрировать наглядно, как будто не упивался этой властью, и она ему в тягость. Джеку ведь никто не поверил, для Хранителей Питч – всё ещё подкроватный кошмар, несуществующий, забитый, закрытый, хорошо упрятанный на долгие годы. Только сейчас Джек понял, что Питч открылся ему случайно, сам того не ожидая. Может быть, это копилось в нём долгие годы, всё время, что они не виделись, он много думал и страдал, и как только встретил собеседника – сразу же решил поделиться.       – Слушай, мы поможем тебе… – Джек осторожно протянул руку, понимая, что всё тщетно. Нет такой помощи, просто не существует, они все в этой битве потерпели поражение. Все, включая Питча.       – Нет у тебя никакого «мы», ты один, Фрост, как и был. – На этот раз Питч отмахнулся раздражённо. Можно было порадоваться, что получилось вызвать у него хоть какую-то эмоцию, как-то задеть, но Джек растерянно отпрянул. – Убирайся. Я немного придержу твои кошмары, чтобы на этот раз они не настигли тебя так быстро.       – Стой здесь. Я точно… я всё сделаю. То есть… я ещё тебя найду. – В голову неожиданно пришёл совершенно чёткий и ясный план, будто пронзило осознанием. Джек воодушевился, ощущая прилив сил, и в этот момент он думал, что способен на всё.       Его собеседник скрылся – присутствие Питча Джек ещё ощущал, но больше тот никак не выдавал себя, явно ожидая, когда мальчишка уйдёт.       Можно праздновать Рождество, можно дарить веселье и радость, но какой в этом прок и удовлетворение, если кому-то одному совершенно не весело? И Джек знал, как это можно исправить, так что ему не терпелось начать действовать. Он ещё помнил ощущение странного сгустка в ладонях, чего-то обжигающе-ледяного, морозящего до костей, явную пульсацию и золотое свечение. В голове снова и снова повторялись слова Питча, и какими бы разочаровывающими и убийственными они не были, они почему-то вселяли надежду. Всё происходящее походило на запутанный клубок, но Джек словно бы нашёл тот конец, потянув за который, можно этот клубок распутать. Именно это он собирался сделать, убегая из пещеры, – кошмары за ним действительно больше не гнались. Больше он не бежал во тьме, ясно видел дорогу, стремясь теперь помочь тому, кого при последней встрече несколько лет назад в эту самую тьму вогнал.       Чувства, надо сказать, были более чем странные и противоречивые, незнакомые Джеку. Больше, чем убрать всё зло из мира. Больше, чем перевоспитать трудного задиристого ребёнка. Всё это намного больше, но в канун Рождества, как и все люди, как все Хранители, Джек верил, что у него получится.