Рассказ.

По коридору идет врач. Он отвечает сдержанным кивком головы на приветствия своих пациенток. Как ни странно, все они женщины. Хотя странного в этом ничего нет, ведь врач этот женский. Вот стоит Прохорова из 6-ой палаты, завтра у неё плановое кесарево, на лице слегка испуганная улыбка, рукой она придерживает огромный живот – её сыновья, Тимка и Димка, скоро появятся на свет. На встречу уверенной походкой идёт Аникина, на её лице похотливая улыбка а в её животе редкая патология, опасность которой женщина ещё не осознала и вряд ли когда-нибудь осознает. Шёлковый малиновый халатик вызывающе скользит по бёдрам, а животный взгляд Аникиной направлен прямо на доктора, но, похоже, ему всё равно. На скамеечке возле лаборатории сидит Макарова, ждёт результатов анализов, лицо её слегка зеленовато от раннего токсикоза, к горлу подкатывает рвота. Женщина пытается улыбнуться проходящему мимо доктору, но губы лишь непослушно кривятся, и она выдаёт: - Доброе утро, Платон Ильич. Чтобы хоть как-то отвлечься от подступившего приступа тошноты, Макарова бросает взгляд на уходящего доктора, пытаясь повнимательнее его рассмотреть. Идеальная осанка - женщина вспоминает, что ходит слух, будто недавно Платону Ильичу сделали серьёзную операцию на позвоночник во Франции, она не знает правда это или нет, но почему-то решает, что так ровно врач держит спину именно из-за этой проблемы; на вид лет 35, рост под 180, тёмные волосы. Макарова дополняет образ, вспомнив, что у врача широкий лоб и скулы, узкие губы и карие глаза. От мыслей женщину отвлекает молоденькая медсестричка, вынесшая из лаборатории результаты анализов. А врач в это время скрывается за поворотом, полностью погруженный в себя. Платон Ильич приближается к кабинету начмеда, сегодня у него к ней необычная просьба, выходящая за рамки профессиональных отношений. Он всё ещё сомневается в правильности своих намерений, и в очередной раз убеждает себя, что на это его толкают обстоятельства, а не какое-то там особое отношение к начмеду. По крайней мере сейчас ему легче думать именно так. Преодолев последний приступ неуверенности и удивляясь несвойственному себе поведению, врач без стука входит в кабинет начмеда. Голубоглазая блондинка с короткой стрижкой неохотно отрывает взгляд от бумаг, чтобы увидеть, кто отвлекает её от работы в это пасмурное августовское утро. Но увидев врача, она невольно начинает улыбаться и прикусывает нижнюю губу. Платон Ильич вспоминает, когда первый раз увидел это выражение лица. В тот день она вручила ему билеты на самолет во Францию, и её глаза так же улыбались, и она также прикусывала нижнюю губу, чтобы подавить улыбку, чтобы он не заметил насколько она счастлива, от того, что смогла ему помочь с операцией, насколько переполняют её чувства. Поправив чёлку лёгким движением руки, женщина приглашает врача присесть и спрашивает, что его привело, на что слышит ответ: - Лизавета Юрьевна… - Платон Ильич медлит, наблюдая как в эти несколько секунд меняется выражение лица начмеда. Она слегка наклоняет голову на бок, а в глазах уже читается невольный испуг, похоже женщина думает, что у врача проблемы. - …у меня к вам просьба, - продолжает Платон Ильич, чтобы ещё больше не напугать Лизавету Юрьевну, - не могли бы вы прийти ко мне в гости? – теперь невооруженным взглядом видно, что начмед удивлена. Оба вспоминают ситуацию с мясом «По-французски», на которое пару недель назад женщина приглашала Платона Ильича, а он отказал. И от этого становится неловко. Он до сих пор точно не знает, почему тогда не пошёл к ней на ужин. Глупая отговорка в дверях её кабинета, о том, что после этого ему придётся на ней женится, и её ответ «Я за вас тоже замуж не пойду!» остались в сердце доктора. Но тогда он только улыбнулся её словам, будучи уверенный, что она соврала. Однако пора было объяснить, зачем он приглашает её к себе, и Платон Ильич начал: - Понимаете, Лизавета Юрьевна, в воскресенье приезжает отец и привозит с собой моего сына, - женщина глубоко вдохнула через рот и подняла брови, наконец поняв, в чём дело; а затем сжала губы, намериваясь что-то ответить, но врач её опередил: - Честно говоря, - слегка смутился Платон Ильич, - я переживаю за встречу с сыном, всё-таки увижу его в первый раз, а ему уже почти 4… И как мне с ним общаться? А ведь мне надо подружиться с Тёмой, чтобы он захотел со мной остаться. Вот я и подумал, что если вы с Валери придёте к нам в гости, то всё получится проще, может дети подружатся. - Платон Ильич, - затараторила женщина, удивляясь своему голосу, - конечно мы с Валери к вам придём! Врач добродушно улыбнулся одними глазами и направился к выходу. А Лизавета Юрьевна, вытянувшись стрункой и слегка приподняв подбородок, сидела, не решаясь сказать вслух фразу, вертевшуюся на языке. Когда он был уже готов протянуть руку к двери, она наконец выпалила, растягивая последние буквы его отчества: - Платон Ильич… - женщина на секунду опустила глаза в подступившем смущении, - знаете, я уверена, что вы понравитесь сыну. Мужчина ещё раз улыбнулся, и кивнув, вышел из кабинета. Почему-то в эти секунды его переполняла радость, которой он искренне удивился, - она согласилась к нему прийти и будет рядом в такой важный момент. В конце недели врач напомнил Лизавете Юрьевне об их встрече в воскресенье, давя в себе навязчивую мысль, что она могла забыть. Однако женщина, широко улыбаясь, развеяла его сомнения, ответив, что всё помнит, и добавив, что они уже купили Валери новое платье. В этом самом платье малышка и предстала перед Платоном Ильичом на следующий вечер. Жёлтое платьице с белыми рюшами на подоле отлично сочеталось со светлыми локонами Валери. Ещё в магазине девочка недоверчиво посмотрела на мать, которая согласилась купить такой светлый наряд, зная, что дочь-непоседа непременно его испачкает. Но Лизавета Юрьевна, очарованная видом дочери и предстоящей встречей, махнула рукой на эту проблему и, теребя кудри Валери, расплатилась за покупку. Сверху на девочку была накинута серенькая курточка на тон светлее детских туфелек, а за спиной врач рассмотрел рюкзачок в форме мишки, в который Валери предусмотрительно положила свои любимые игрушки, соблюдая запрет матери взять с собой хоть одну куклу. Лизавета Юрьевна и сама подготовилась к встрече. Желая понравиться мужчине, она выбрала облегающее синее платье, не закрывающее колен. Цвет платья отлично подчёркивал цвет её глаз, а неглубокий вырез лодочкой заставлял остановить взгляд на тонкой шее. Белый кардиган был расстёгнут, и, как показалась Платону Ильичу, он впервые увидел женщину на каблуках. Слегка смущаясь, Лизавета Юрьевна приняла предложения пройти в квартиру. Она помогла дочери раздеться и, оставив свою сумочку на полке в коридоре, проследовала за хозяином квартиры, подталкивая Валери впереди себя. Девочка без всякого намека на стеснение пробежала мимо Платона Ильича, направляясь в дальний угол комнаты, где играл с новенькой железной дорогой маленький мальчик. На вид дети были одного возраста, и Лизавета Юрьевна, удивлённая смелостью дочери, отметила большие карие глаза мальчика, так похожие на глаза его отца. Извиняясь взглядом за смелое поведение дочери, женщина осмотрела квартиру: прихожая выходила в большую комнату, соединённую с кухней, за счёт чего площадь визуально увеличивалась. Вся комната была застелена мягким бежевым ковром, вдоль длинной стены стоял коричневый диван внушительных размеров, перед ним – низкий стеклянный столик. На полу у смежной стены, больше половины которой занимало окно и выход на балкон, расположились дети, они уже успели подружиться. Комнату, освещённую только торшером, заполняли звуки переливистого смеха Валери, гудение Тёмы, который изображал движущийся поезд, и запах почти приготовленной курицы с кухни. Площадь кухни располагалась на невысоком подиуме и на контрасте с комнатой была ярко освещена, её большую часть занимал массивный деревянный стол, уже сервированный на 4 человека. Через дверной проём Лизавета Юрьевна увидела часть спальни – аккуратно застеленную широкую кровать. Платон Ильич забрал сына из аэропорта несколько часов назад, и мальчик, стесняясь незнакомого человека, был замкнут. Однако появление Валери расшевелило Тёму – как на следующее утро скажет Лизавета Юрьевна «Да он просто влюбился!». За ужином мальчик уже весело смеялся, общаясь со своей новой подружкой, и активно рассказывал отцу о жизни в другом городе, о своих интересах. Выходя из-за стола, Тёма, следуя примеру Валери, поблагодарил отца за ужин и чмокнул его в щёчку, за что получил взгляд полный нежности и поцелуй в макушку. Лизавета Юрьевна наблюдала за этой ситуацией со счастливой улыбкой, она облокотилась подбородком о свою руку и ждала восторженных комментариев мужчины, прекрасно понимая, что вряд ли услышит даже пару предложений на эту тему. Одна улыбка Платона Ильича, полная восторга и благодарности, заменила сотню несказанных слов. Он потянулся к её руке и, накрыв своей широкой ладонью, слегка сжал: - Спасибо, Лиза, - прозвучал его тихий ровный голос сквозь смех детей. Улыбка слетела с губ Лизаветы Юрьевны от этого прикосновения, а взгляд наполнился любовью. Глаза в глаза, она глубоко вдохнула и прикусила нижнюю губу, желая, чтобы её поцеловали, и в то же время, чтобы её желания не заметили. Но Платон Ильич видел насквозь эту женщину. Сейчас он осознавал, что любит Лизавету Юрьевну, что снова может доверять женщинам, по крайней мере, этой женщине. С каждым её нежным взглядом, с каждой смущённой или радостной улыбкой он понимал, что давить в себе растущее чувство не имеет смысла. Но также он понимал, что не хочет быть одним из трёх, за кого Лизавета Юрьевна сможет выйти замуж – провинциальным врачом, на ровне с генералом из Москвы и французским бизнесменом. А она была не готова к этому выбору. Платон Ильич оторвал взгляд от Лизаветы Юрьевны и мягко убрал свою руку. Она выдохнула и поняла, что вдохнуть снова уже не получится, сглотнула, чтобы смочить пересохшее горло, опустила глаза и тут же их подняла, уже спокойно дыша. В голове непроизвольно всплыл образ вешалки в кабинете начмеда. Женщина вспомнила недавний разговор с Платоном Ильичом. Он сказал, что у неё странный способ хранить ключи – на вешалке. А она, медленно поворачиваясь к нему спиной, ответила, что ключи эти от одной московской квартиры, и висят они в качестве напоминания о том, что в любой момент она может уехать в Москву и выйти замуж за генерала. На это Платон Ильич молча кивнул, а женщина заметила, что глаза его стали грустными, и какая-то часть её души обрадовалась этому. - Не за что, Платон Ильич,.. не за что, - протянула Лизавета Юрьевна на выдохе, постепенно возвращаясь в реальность. Замолчав на несколько секунд, они оба поняли, что в квартире стоит тишина – дети мирно спали среди разбросанных игрушек. - Похоже вы с Валери остаётесь у нас, - прошептал Платон Ильич, выходя из-за стола. Лизавета Юрьевна мигом подскочила, собираясь возразить, но мужчина остановил её уверенным: - И даже не думайте спорить! – он смотрел на неё улыбающимися глазами, и она молча кивнула, удивляясь своей покорности. Платон Ильич подошёл к Валери и легко подхватил малышку. А Лизавета Юрьевна, направляясь в сторону Тёмы, натолкнулась на недовольный взгляд мужчины, намекающий, что ребёнок тяжёлый, и он сам его отнесёт. На это женщина лишь улыбнулась и, присев на корточки, аккуратно взяла Тёму. Детей устроили на широкой кровати в спальне. А для Лизаветы Юрьевны Платон Ильич постелил на диване в гостиной. Устраиваясь спать, Лизавета Юрьевна заметила, как мужчина целует своего сына, а затем, обойдя кровать, накрывает уже сбившемся пледом её дочь и целует девочку в лобик. Счастливая улыбка заиграла на лице Лизаветы Юрьевны, и она зарылась в одеяло, вдыхая знакомый запах мужчины. Платон Ильич зашёл в гостиную. Улыбаясь одними глазами, он посмотрел на спящую женщину и, подойдя ближе, аккуратно поправил выбившуюся прядку. В голове Лизаветы Юрьевны вертелась одна фраза: «Только бы не понял, что не сплю!». А Платон Ильич, нежно поцеловав её в висок, понял «Не спит!» - сердце билось слишком быстро. Довольно улыбаясь, мужчина пошёл в соседнюю комнату, и, устраиваясь на узкой детской кроватке сына, совершенно забыл о своём больном позвоночнике. Весь вечер походил на семейный – мужчина, женщина, двое маленьких детей. Если бы только они были женаты или, хотя бы, были на «ты»… Тёплые взгляды, мимолётные прикосновения рук – всё как бы с намёком; каждая улыбка – немая благодарность за то, что другой рядом. Засыпая они оба надеялись, что скоро будут вместе, что на это нужно только время… . . . И уже через несколько месяцев поздней ночью в тёмном кабинете начмеда он поцелует её. А она будет наслаждаться нежностью его губ, вместо того чтобы ехать в поезде на Москву и под убаюкивающий стук колёс гладить по спине засыпающую на коленях дочь. И он поймёт насколько всеобъемлюще любит его эта женщина. И он почувствует, как она тает в его руках и как подгибаются её колени, как она всё выше поднимает подбородок и всё больше изгибает шею на встречу его поцелую. И он прижмёт её ещё крепче, до слабого стона, сорвущегося с её губ. И они поймут, насколько счастливы и насколько сильна и долгожданна их любовь.