Не торопись

— Я приду к тебе, моя дорогая Элиза, — говорит Фауст вслух, зная, что будет услышан. — Я приду к тебе очень скоро. Я обещал помочь Йо, но, когда он станет королем, мы с тобой воссоединимся в мире духов. Не могу этого дождаться, — Фауст многословен и уверен, что Элиза должна быть счастлива его обещаниям. Но почему-то она молчит, как будто ей нечего ответить на столь заманчивое предложение. Разве она не хочет воссоединиться с ним — по-настоящему, не балансируя на тонкой грани между миром духов и миром живых? — Ты выглядишь таким задумчивым, — говорит ему Хоро. Они празднуют очередную победу, и радостные крики переплетаются со стуком посуды. — Ваша команда победила, порадуйся хоть немного! Фауст хочет радоваться. Просто радоваться тоже нужно уметь — а он разучился за многие годы. Однако у него действительно есть повод для радости, куда больший, чем победа в одном раунде; но эта победа означает, что он на шаг ближе к цели, которую обещал выполнить, прежде чем уйти. Он улыбается в ответ, но губы не слушаются его. — Сколько матчей осталось? — Достаточно, чтобы оставаться сосредоточенными, — серьезно говорит Йо и немедленно начинает смеяться: — Но только не сегодня. Сегодня мы пируем! Даже Анна не будет ругаться, если мы ляжем слишком поздно. В этот раз Фаусту почти удается улыбнуться — он вспоминает, как Элиза ласково ругалась на него, если он засиживался над книгами допоздна. Жаль, что никакие знания не помогли ему ее спасти. Улыбка пропадает с его лица очень скоро, потому что воспоминания об Элизе, живой, настоящей, с бьющимся сердцем и пульсирующей в теле кровью причиняют слишком сильную боль. Почему ему так больно? Разве он не думал все это время, что тот, другой мир ничем не хуже? Что ему стоит оказаться в нем как можно скорее? Разве не стоит уйти в него хотя бы для того, чтобы больше не чувствовать боль? — Не стоит торопиться, — говорит ему Йо. Неужели он умеет читать мысли? Очевидно, да — пусть не в прямом смысле. — Каждый из нас попадет туда рано или поздно, но вернуться уже не сможет. Стоит сначала насладиться жизнью в этом мире, прежде чем уходить в другой. — Как я могу наслаждаться? — Фаусту не хочется говорить об этом, не хочется портить другим праздник, но он уже не может остановиться. — Как я могу наслаждаться один? И она там… совсем одна. — Но вы есть друг у друга, — Йо пожимает плечами. — Ты шаман. Неужели ты не понимаешь, как тебе повезло? — Иногда мне кажется, что так даже хуже, — Фауст опускает голову в ладони. — Я вижу ее так часто… и все же это не то же самое. Он вдруг понимает, что то же самое не наступит никогда. Понимает это и Йо — и понимает также, что понимает Фауст, и так далее, и так далее. — Как шаман, ты должен понимать, — только и говорит Йо, — что время в мире духов течет совсем иначе. Она легко дождется тебя даже через сотни лет. Вопрос лишь в том, дождешься ли ты. Лицо Фауста вспыхивает, когда он понимает смысл этих слов. — Мне никогда не нужен будет никто, кроме Элизы, — говорит он. — И через сто лет, и через целую тысячу. — Тогда ничто не мешает тебе задержаться немного в мире живых. Полагаю, это стоит того, — это вмешивается Рю, такой громкий, веселый и живой, что на мгновение Фаусту и впрямь хочется быть немного похожим на него. — Может быть, — медленно говорит он. — Конечно, не на годы, но, может быть, не сразу после турнира… — он начинает торговаться с собой, это плохой знак. Неужели он и в самом деле не хотел уходить — лишь убеждал себя, что так нужно? Но что, если Элиза будет разочарована его малодушием? Что, если она уже чувствовала его колебания? Что, если именно поэтому она упорно молчала в ответ? — Я хочу, чтобы ты пришел ко мне, — застенчиво шепчет ему Элиза, когда он снова вызывает ее дух. Ему не приходится объяснять, с кем и о чем он говорил; кажется, она действительно незримо присутствует рядом с ним каждый миг. — Я хочу этого больше всего на свете. Но одновременно я хочу, чтобы ты не торопился с этим. Потому что я хорошо помню дни, когда была жива. И я помню, что мне очень нравились эти дни. — Фауст болезненно морщится, эти слова вновь напоминают ему, что он не смог спасти ее. Но Элиза всегда прощает его; она всегда упорно повторяет, что его не за что прощать. — Я хочу, чтобы ты успел насладиться ими за нас двоих.