Марк Владимирович меняет профессию

На девятый месяц своей неволи Марк Владимирович окончательно закручинился. Листы календаря переворачивались, но Багдасарову казалось, что он застрял в одном и том же дне, который повторяется снова и снова. Хотелось уснуть, пока сентябрь не закончится совсем. В тюрьме было тошно, на воле, судя по обрывкам телепередач, тоже не сахар. Жилин где-то пропадал целыми днями, забегал лишь на часок – осунувшийся и полумертвый. Радовало лишь только одно: кассета группы "Багровый Фантомас" в магнитоле, которую забыл в камере Катамаранов. Марк никогда не был поклонником тяжёлой музыки, но сейчас она идеально подходила под настроение. "Обожаю я индейку, очень редко её ем!" – голосил солист, и Марк скорбно кивал: искусство действительно отражало жизнь. В тюрьме кормили кашей, котлетками с макарошками или пюрешкой да редисовым вареньем. Об индейках оставалось только мечтать. Индейки резвились где-то там, на воле – а он, Марк, был заперт, словно птичка в клетке. Как какая-то проклятая канареечка. "Я Багровый Фантомас, задави меня Камаз!" – дребезжало из динамика. Это была история прямо про Марка и его президентство: короткий стремительный взлёт, следом – болезненный шмяк об асфальт, словно от удара Камазом. От этого Марк чувствовал глубокое духовное родство с этими багровыми фантомасами. Лишь одну песню он долго не мог примерить на себя – ту, что про сон купца. Разницу между белым и чёрным он в последние годы игнорировал, и благодаря этому заработал очень много зелёного. Во время предвыборной кампании часть этого зелёного пошла на спонсирование рок-фестиваля: тогда Марк плевать на него хотел, нужно было как-то отмыть взятку от "Железных Рукавов". В тот раз музыка спасла ему шкуру. Сейчас она спасала душу. Марк всю жизнь стремился к власти и силе – а сейчас те же власть и сила кошмарили весь город. Раньше, до тюрьмы, Марк был бы рад оказаться на месте Стрельниковой – и не факт, что он вёл бы себя как-то иначе. О, он бы устроил настоящую войну, доказал бы, кто здесь самый главный, устроил бы всем Кузькину мать! Но это тогда, девять месяцев назад. А сейчас? Сейчас-то что? Ни черта не понятно, вот что. Он запутался, как тот пресловутый клубочек пряжи. Хитяра про купца орала на всю камеру, а Марк внимательно вслушивался. Не в песню – в себя самого.