Влюблюсь в тебя снова, несмотря на измерение

      Бум меди и пара произошёл крайне резко и неожиданно для этих равнинных мест. Никто и помыслить не мог, что за железнодорожными магистралями последуют странные механизированные строения, потом существа, а следом за ними людей станут заменять диковинными механизмами. Или будут заменять частями. В крупных городах всё это использовалось в помощь людям, чаще стали заменять ими животных — якобы в экологических целях, правда угольный дым перекрывал небо, истинный цвет которого уже успели позабыть. Даже в маленьком городке, который и городом то было сложно назвать, процветала механика. Только здесь все эти изобретения были не даром, а своеобразным наказанием.       В глушь отправлялся брак, который местные жители растаскивали либо на протезы, либо на ловушки для людей, которым потом втридорога продавались самые дрянные запчасти. Но для чего ловушки на людей? Механизмы механизмами, а человеческие органы, конечности и кожа — одни из самых дорогих товаров на чёрных рынках. Даже молодого парня, что решил устроиться барменом и вышибалой в местном салуне, который, на деле, оказался богомерзким борделем, не обошла стороной эта дикая охота — правый бок и часть груди были заменены потертым металлом и трубками.       — Свежая кровь — это так прекрасно, — произнесла женщина в чёрном, ушитом пайетками и дешёвым мехом, платье с глубоким декольте.       Хэндлер была специфической Мадам. Некогда богатая жительница Лондона, решившая попытать удачу на золотых приисках, переродилась в хозяйку борделя, получившее огласку на всем Диком Западе как место, где "мужчина может излить всё, что ему захочется". Работницы дома, все поголовно, жили в долгу перед своей хозяйкой, способной за неуплату как позволить очередному пьянчуге избить непокорную шлюху, так и лишить пальца или ноги. Сама же обслуживала исключительно молодых красавцев, которым только и дай вылизать чёрные лакированные туфли и пропеть серенады о красоте, что слишком медленно увядала для её лет.       — Будет обидно, если такую мордашку испортят, — на странном придыхании произнесла Хэндлер, касаясь тыльной стороной ладони молодого, но колючего лица.       — Я не так слаб и миловиден, как могу показаться. — Улыбнулся лукаво, однако на деле только и мечтал о том, как бы сломать костлявую руку, бледность которой скрывала перчатка из красного кружева.       — Поверю тебе, Харгривз. — Зажав губами кончик мундштука, она коснулась пальцем аккуратного носа. — Первую оплату получишь в конце недели. Обязанности свои ты знаешь. С девочками познакомишься по ходу работы.       От разговора нового бармена отвлек звонкий смех, доносившийся от девушек, спрыгнувших с небольшой сцены. В разноцветных облегающих платьях, прикрывавших от силы бёдра и груди, что так и норовили вырваться из плена тесных металлических корсетов. Сальные волосы их были собраны в различные высокие прически и украшены цветами и перьями. И были бы они милы на лица, если б не убогий макияж, что старил и уродовал девушек.       — Если ты уважаешь себя, а в кармане имеешь хотя бы десятку, то не выберешь этот мусор, — произнесла Мадам, заметив, как зелёные глаза внимательно изучали работниц заведения.       — Боюсь, мне не хватит денег воспользоваться вашими услугами, — усмехнулся Харгривз.       — Прояви себя хорошо, и тогда один час получишь в качестве подарка, — женщина подмигнула, сложив губы трубочкой и выпустив струйку белого дыма. — Ладно, меньше слов — больше дела!       Работа бармена была куда проще, чем вышибалы. Одно дело разнимать опьяневших работяг, у которых давно всё плыло в глазах, а другое — разъярённых и не менее пьяных дамочек, что встревали в споры с клиентами. Увы, "товар" портить было нельзя.       На всех трёх этажах громко играла музыка, слабо прикрывавшая такой спектр звуков из комнат, что сразу и не поймешь, проститутка так орёт или заживо разрезали свинью. Повсюду витал запах табака, смазочного масла, пота и дешёвых духов. А на этажах выше простирался другой тошнотворный запах, в который Харгривз погружался с огромным отвращением, когда необходимо было вынести из комнаты ловеласа, что умудрился крепко заснуть в процессе.       За первый день он успел повидать многое, что таила за своими расписными дверями улица красных фонарей. Всю, так сказать, прелесть данного бизнеса. Но больше разврата на один квадратный метр его раздражали девушки, что вились рядом с барной стойкой и, заказав по две-три стопки для себя любимых, поливали его такими отборными комплиментами, которые можно легко сравнить лишь с оскорблениями. За драный доллар ему обещали такое небо в алмазах, что потом он не нашел бы сил встать. Но были и такие, кто не разговаривал, а лез сразу через стойку, желая либо засосать, либо открутить голову за отказ. Такой, как раз, оказалась девушка, которую Харгривз нелестно сравнил со свиньей из-за розового платья.       — Слушай сюда, ты, кусок говна, — процедила сквозь зубы "свинка", крепко ухватившись за бабочку на шее.       — Лайла, — командный тон Хэндлер вынудил девушку расслабить руку и, недовольно хмыкнув, удалиться в толпу пьянчуг, жаждущих её внимания. — Я была такой же, в её возрасте. Эх, недалеко яблочко укатилось.       От мысли, что эта женщина отправила на торговать телом собственную дочь, стало до такой степени дурно, что даже смотреть ей в глаза было тошно. Да и в целом это заведение стало вызывать в нём отвращение. И с каждым последующим днём всё больше и больше, пока не наступил "Музыкальный Четверг".       Разодетые во всё блестящее, с массивными перьями в волосах, размалёванные и ярко пахнущие, девочки танцевали на первом этаже, играли на небольшом пианино, кружились рядом с каждым клиентом и громко спевали различные песенки. Для пьянчуг раздолье, ведь в этот день на многих "бабочек" были скидки, так ещё и элитные девочки позволяли полюбоваться собой. А для Харгривза дополнительная порция дерьма, которое приходилось расчищать, так ещё и уши обещали страдать ближайшие три дня после этих жутких завываний.       И весь этот дом похоти и разврата давил на нервы, пока на сцене не появились танцовщицы, что своим видом и телодвижениями смогли привлечь внимание гостей и заставить их рассесться по углам в обнимку с другими сомнительными красотками. Задирали пышные юбки, украшенные бахромой, выставляли напоказ панталоны с рюшами, а кто-то умудрялся оголиться полностью и позволял не только глазеть, но и трогать себя. Даже Мадам Хэндлер успела засветиться на маленькой сцене в компании с Лайлой, правда женщина, в отличии от дочери, разрешала лишь взглянуть на стройные ноги и вытянутую лебединую шею. Она — дорогой товар, который можно трогать лишь избранным. А дочь её, уже пьяная и не контролирующая себя, давно прыгнула какому-то патлатому парню на руки и страстно впилась в губы.       Харгривз даже не смотрел на сцену — до отвращения плевал на всё, что там происходило, пока надоедливый мотив не стих, а свет ламп не выкрутили до минимума. Своеобразный интим заглушил разговоры, лишь тихое шептание разносилось по залу. Мужчины выжидали, а девушки еле слышно лепетали сплетни. И сквозь тихие голоса послышался хриплый женский, а за ним звонкий цокот, разбивающий тишину.       К микрофону вышла рыжеволосая девушка в ярком красном платье, по корсету которого шла чёрная вышивка. Но внимание приковывало не столько пение и плавные движения, сколько холод в голубых глазах и протезы, что заменяли ей целую ногу, правую руку чуть выше локтя и левую кисть. И именно механическая нога, что приносила явный дискомфорт, — хромала, — издавала тот громкий звук. Вся она казалась странной, необычной и далеко не кисейной девицей, которыми являлись почти все работницы борделя. И всю её мощь подчеркивал пар, исходивший из механизированной руки.       Ей не нужны были танцы, да никто и не ждал, что она станет раздеваться. Только легкое покачивание бёдер и грубый голос — каждый в зале готов был заплатить, лишь бы прикоснуться к девушке.       Музыка чуть стихла. Куртизанка застыла, вскинув над головой руки. Аплодисменты, одобрительный свист, довольные крики и пошлые комплименты были слышны из каждого угла. Пожираемая мужчинами и проклинаемая сестрами по работе, певица покружилась на месте и, со звоном хромая, спустилась со сцены. Предварительно сняв с головы маленькую тёмную шляпку, она собирала деньги с восторженных зрителей, пока шла к бару. Иногда останавливалась и кружилась, оставляя за собой клубы светлого пара, и вновь начинала ход, чеканя металлическим каблуком.       — Эй, малышка! Я заплачу тебе сотку, если обслужишь меня и двух моих братьев! — Послышался пьяный мужской смех и громкий шлепок.       Вновь остановилась, только в этот раз она, это было отчетливо видно, стиснула зубы. Медленно развернувшись к клиенту на носках, всё же улыбнулась. Натянуто, агрессивно. Обычная проститутка за сотню согласилась не только на групповуху, но ещё бы выполняла самые унизительные приказы. Вот только эта особа была не из таких. Элитная девочка, а не обычная шлюха.       — Сотни будет мало, — произнесла девушка, прижавшись к гостю грудью. — Ты нарушил правило нашего дома.       Аккуратной тонкой рукой обвила жилистую шею и, вонзив под кожу пальцы по фаланги, прогнула мужчину, нанося в живот удар коленом. Пьянчуга тут же упал, тяжело кашляя, а пока приходил в себя, на него тут же накинулись девушки, желая обчистить карманы.       — Сотню мне. Живо, — скомандовала она, протянув шляпку.       Работницы неохотно закинули несколько помятых купюр, после чего получили пренебрежительную улыбку, похожую на оскал. И как бы не казалась эта сцена жестокой, мужчины были от всего этого в восторге, потому и платили в разы охотнее. Собрав с каждого гостя по бумажке, легко взобралась на стойку и, вытянув на гладкой поверхности ноги, вернула шляпку на голову и отпустила воздушный поцелуй.       Закончилось представление, и девочек тут же растащили по комнатам. Стоны разносились на верхних двух этажах, а первый, служивший гостевой, был закрыт для посетителей. Лишь те, кого не выбрали для увеселительной ночи, и новоиспеченный бармен сидели у стойки и высчитывали вместе с Мадам вечерний доход.       — Мои мотылёчки, перестаньте витать рядом с новым членом нашей семьи и занимайтесь тем, за что вам здесь платят, — в недовольном смешке, зажав сигарету, сказала Хэндлер, раскладывая на столе купюры.       — Но он же такой милашка! — пролепетала блондинка в голубом платье и с размазанной по подбородку помадой. Девушки тут же захихикали, поглядывая на парня, что стоял к ним спиной и расставлял по местам бутылки и посуду.       — Ещё раз увижу вас, бездельниц, рядом с ним, — ей не было нужды договаривать, чтобы смех затих, а размалёванные лица тут же побледнели.       Женщина довольно заулыбалась, выпуская табачный дым, но вскоре нахмурилась, когда заметила работницу, которую все называли "Механической Птицей". Если быть точнее, когда увидела, что дорогое платье было разорвано, а на бледном лице поблескивала кровь. Вновь разнеслись тихие шептания, несшие за собой сплетни и малоприятные разговорчики.       — Ингрид! Ты опять за своё? — Хэндлер ударила кулаком по деревянной поверхности, вынуждая свою подчиненную остановиться.       — Плата была за двоих, а не за троих, — ответила куртизанка, стирая с щеки алые капли.       — Ты и без того должна мне столько, что работать тебе придется всю жизнь, а ты умудряешься долг свой увеличить в разы! Вот что мне с тобой делать?       — Рука, язык, глаза или нога? — поинтересовалась Ингрид. Усевшись напротив Мадам, она вытащила из-под юбок нож. — Что хочешь забрать в этот раз?       Ни страха, ни сомнений. Ничего не было слабого во взгляде и словах, когда она протянула рукоять женщине. Зато других смогла заткнуть за пояс и прогнать прочь. С минуты две они смотрели друг на друга, пока Харгривз не решил прочистить горло.       — Новенький? — сдалась куртизанка, переведя глаза сначала на два стакана с джином, а потом и на нарушителя их молчаливой перепалки.       — Завтра работаешь официанткой! — Хэндлер будто пришла гениальная идея, отчего её голос прозвучал неожиданно задорно. — А раз работа твоя сменилась, то ты позволяешь гостям себя трогать. Бесплатно.       Ингрид шумно вобрала носом воздух, сжав руки в кулаки, но тут же вздохнула и опустошила свой стакан. По глазам, что так и норовили закатиться, Харгривз понял, что девушка, мягко сказано, не шибко довольна своей работой. Как старой, так и новой. Будто ей было проще лишиться конечности, чем позволить кому-то к себе прикоснуться.       — Пошлые шутки, поцелуи и секс для первого этажа — запрет.       — Верно, — Мадам кивнула, — но! Если тебе предложат твою сумму, то ты поднимаешься в комнату и выполняешь работу.       После очередного тяжёлого вздоха Ингрид всё же согласилась, потому спрятала нож под юбкой и сняла с головы украшения, всё это время наблюдая, как Хозяйка подняла стакан и сделала пару крупных глотков. А стоило Хэндлер подняться на второй этаж, девушка, скрипнув зубами, взяла одну из тряпок и принялась за уборку столов. Она, пусть и с недовольным видом, что-то напевала себе под нос, пока протирала стулья и поднимала их.       — Оставь, — раздраженно подал голос Харгривз, приближаясь к новоиспечённой помощнице с метлой в руках. — Я сам всё сделаю.       — Со спины не стоит подходить, — чуть помедлив, но всё же ответила Ингрид, сжав тряпку.       — Как лошадь можешь лягнуть?       Рассмеялась. Устало и натянуто. Вот только за этим он услышал, как скрипнула механическая рука — вторую ладонь сжали в кулак. И пусть механика его никогда не пугала, но куртизанка, что выпрямилась и расправила плечи, усыпанные старыми ожогами и шрамами, заставила немного понервничать. Во время выступления, да и когда сидела рядом с Мадам, она не казалась такой высокой и грозной. А стоило развернуться, так и вовсе напрягся, когда ему пришлось посмотреть выше, чтобы встретиться с лазурью.       — Как лошадь лягнуть, — заговорила негромко, чуть приблизившись. — И как койот, — резко клацнула зубами перед носом и улыбнулась, — обглодать твою, пусть и миленькую, морду.       — А потом, как побитая дворняга, заскулишь от боли, — аккуратно коснулся черенком механизма, заменявшем предплечье.       — Ну я же помогать тебе должна.       — С завтрашнего дня. Так что вали в своё "гнездо" и отдыхай. Жду к семи утра.       Он, прикасаясь лишь метлой, отпихнул девушку в сторону и, выхватив кусок посеревшей ткани, принялся за работу. Правда никак не мог успокоиться и заглушить недовольство, поскольку "Птица" просто стояла на месте и пристально его изучала. Ему хватило пьяных взглядов работниц заведения, но этот прожигал дыру на затылке. И как бы не пытался скрыть раздражение, всё это с тихим больным эхом ухнуло куда-то в желудок, когда на спину плавно легли, чуть сжав плечи, и обожгли дыханием ухо.       — Будь осторожнее, Пятый — охотник за головами. И да, ты пропустил пятно.       Он хотел оттолкнуть, но Ингрид, шатаясь и самодовольно улыбаясь, отошла сама и, захватив по пути бутылку джина, покинула заведение, напоследок отправив воздушный поцелуй.

***

      Харгривз был приятно удивлён, увидев новую официантку. Расписной пайетками вульгарный наряд сменился более скромной версией в черной расцветке. Без перьев, рюшек и вышивок. Без пошлого боевого раскраса. Даже в волосах, собранных в обычный хвост, отсутствовали какие-либо украшения. К тому же, она была на месте намного раньше, чем он сам.       Правда лицо Ингрид чуть не скривилось от помятого вида Пятого, впопыхах забывшего, как завязывать бабочку и что для волос, торчащих кустом, существует расчёска. Никак не мог отдышаться, так ещё и бешеными покрасневшими глазами озирался из стороны в сторону.       — Ты пьяный, что ли?       — Не твоего ума дело, — огрызнулся он, заправляя рубашку.       — Посетителей ещё нет, так что выдыхай. — В ответ получила лишь недовольный возглас с проклятием. — Боже милостивый, иди сюда!       Притянув к себе, она принялась завязывать чёрную бабочку. Ожидала услышать хоть что-нибудь, однако Пятый покорно стоял и ждал. Лишь следил за медными пальцами, которые, несмотря на материальную тяжесть, довольно ловко и шустро справлялись с поставленной задачей. И почему-то ждал, что в какой-то момент она его либо придушит, либо ударит.       К сожалению, но она оказалась частично права. Не сказать, что действительно был пьян, однако всю прошлую ночь он пил на нервах, думая, что рыжеволосая сучка возьмёт и расскажет своей Мадам об охотнике, которого любезно пригрели. А ведь за него приличная награда назначена — хватит группе проституток избавиться от долгов, уехать в другой город и начать новую жизнь. Планировал, как по-тихому убрать свою цель, а в итоге отключился за два часа до пробуждения.       — Стулья я опустила, полы помыла, — спокойно отчиталась, расправив бабочку и отряхнув широкие плечи. — Тебе сделать кофе, чтобы ты пришёл в себя?       — А где Ингрид?       С минуту они смотрели друг другу в глаза и оба не понимали, что происходит. Но первой сдалась куртизанка, хрипло рассмеявшись. Произнеся собственное имя, фамилию — не известно, правда, настоящие ли — и прозвище, зашла за стойку и взялась за готовку горячего напитка. Аромат только-только сваренного кофе мог бы расслабить, но даже стоя напротив, Пятый никак не мог принять тот факт, что вчерашняя стервозина, грозившая обглодать лицо, и девушка, что заботливо помогала ему — одна и та же личность.       — Прошу.       Он неуверенно притянул к себе расписную чашку, но как только руки обдало приятным теплом, жадными глотками выпил обжигающий напиток. Внутри всё согрелось после морозной ночи, на щеках можно было даже заметить лёгкий румянец.       — Хоть на человека стал похож.       Это была своеобразная игра в гляделки, которую они, сами того не понимая, устраивали каждые десять минут. Нелестные шутки, странные угрозы, которые клиенты могли бы принять за флирт. А потом, в полном молчании, прокручивали в головах сцены, как они пытались друг друга убить.       Но пока зал ещё не наполнился сомнительный клиентурой, Пятый наконец-то опомнился и, с нервно дёргающимся глазом, всё же решил поговорить о том, что не давало ему покоя всю ночь.       — Откуда ты знаешь?       — О твоей деятельности? — Он кивнул. — Шериф мой постоянный клиент.       Заметив, как собеседник помрачнел, а взгляд стал тяжёлым и холодным, Ингрид устало вздохнула и уже хотела что-то сказать, но, заметив посетителей, сомкнула губы и натянуто улыбнулась. Проводив мужчин взглядом, она поправила декольте и направилась к занятому столику, правда остановилась рядом с барменом и, мягко коснувшись плеча, спокойно прошептала слова, заставившие того неожиданно, но успокоиться.       — Я не собираюсь тебя сдавать. Ни ему, ни Хэндлер.       Пятница и грядущие выходные обещали быть веселыми, ведь каждый мужчина в городе, не важно сколько тому лет, только и думал о том, как бы забежать в бордель, нажраться и завалить под себя какую-нибудь дешёвую красотку. Вновь музыка, стук кроватей, что с верхних этажей разносился по стенам, пьяные разговоры. Странно радовали лишь колкости со стороны напарницы, которая, как нельзя кстати, выводила из пучины злобных мыслей.       Из-за притока клиентов, что в эти дни чаще всего и бушевали на пьяную голову, Пятый был занят не столько приготовлением напитков, сколько выталкиванием буйных тел за двери увеселительного дома. Благо, девочками занималась Ингрид, ведь если скандалистки не желали слушаться или, того хуже, лезли с ней в драку, то она, в счет роста и крепких рук, без зазрения совести хватала за волосы и направляла на второй этаж. Правда девичья стать и уверенность медленно начинали таять на следующий рабочий вечер, стоило очередному пьянчуге к ней прикоснуться. Спустя два часа работы перестала улыбаться вовсе. Ещё через какое-то время начала поджимать губы и отводить взгляд, если кто-то слишком самоуверенный додумывался касаться открытых плеч или шеи. И как бы Харгривз не пытался отрицать свои ощущения, но его жутко напрягала эта смена настроения.       — Иди ко мне, красавица! — стряхнув белоснежную прядь с глаз, пропел мужчина.       Грубо схватив за руку, он притянул к себе Ингрид и усадил себе на колени. Зарывался носом в рыжие волосы, грубыми ладонями касался мягкого колена, заглядывал под юбку, намеренно задирая подолы и без того открытого наряда. А она покорно сидела и терпела, пока не почувствовала, как альбинос со шрамом у глаза не лизнул её ухо, а пальцами коснулся внутренней стороны бедра.       — Оттрахать бы тебя, да прям тут. На этом столе.       Лишь Пятый видел, как глаза вновь налились холодом, как вздулись венки на висках и тонкой шее. Однако Ингрид не стала огрызаться. Нет, даже наоборот. Откинув в сторону стойки поднос, уселась поудобнее на клиенте, закинув ему на плечи руки. А затем плавно поднялась, касаясь его груди своею, позволяя лицезреть всю красоту глубокого выреза. Чуть раскрыв бордовые губы, томно выдохнула, вынуждая всем своим видом издать подобный звук и гостя.       — Какое заманчивое предложение. А сколько готов заплатить? — прошептала на ухо, легонько прикусывая мочку.       — Сотни хватит?       Медленно слезла, пританцовывая, встала за спину и прижалась уже грудью к светлому затылку. Ведя руками по чужому животу, аккуратно поднималась к голове, после чего заползла пальцами в волосы.       — Маловато. А ещё, — резко схватив за сальные патлы, взяла размах, — ты нарушил правило.       На весь этаж раздался вопль боли и гнева. Все тут же обернулись на источник звука. Мужчина выл, не в силах вытащить из глазницы тёмную бутылку из-под пива, на которую его напорола "Птица". Бился из стороны в сторону, но помедлив и заметив ухмылку на лице нахалки, тут же сорвался с места и, протянув руки с желанием удавить, попытался схватить.       — Грязная шлюха!       Он почти дотянулся до механического запястья, но его быстро поймали за локоть и резко оттянули в сторону. Со слюной у рта вновь решил наброситься, но между ним и Ингрид встал Пятый.       — Уйди, сопляк! — шатаясь и обливаясь собственной кровью, заорал альбинос.       — Лучше уйти вам. Церемониться я не стану.       — С чего бы это мне уходить? Это вашу потаскушку прочь выставлять надо!       — Вы нарушили правило.       — Да срать я хотел на ваши правила!       Мужчина полез за ножом, но быстро получил кулаком в живот. Стоило ему прогнуться, Харгривз схватился за кожаный ремень и воротник рубашки и вытолкнул мужика прочь, специально жестко ударяя головой о красные двери.       Отряхнув руки, Пятый взял новый поднос и впихнул его Ингрид, указав на столик с клиентами, которые ещё не были достаточно пьяны, а рядом с ними кружили розовощекие "бабочки". Но застыл, заметив, как на девичьем лице заблестела почерневшая от туши дорожка слезы, что уже успела сорваться.       — Передохни немного, а потом за работу. — Неуверенно кивнула, после чего вернула поднос со стаканами. Утирая щеки, быстрым шагом направилась в подсобку.       Весь остаток вечера и в воскресенье была как в воду опущена. Нервно вздрагивала, стоило кому-то обратиться к ней по имени, по залу ходила быстро и торопливо, отчего её хромота сильнее бросалась в глаза. А стоило предложить выйти на перерыв, так сразу же отнекивалась, хваталась за поднос и, бросив натянутую улыбку, направлялась к столикам. И можно было бы понять её настроение, если бы какой-нибудь смельчак вновь решился к ней пристать. Но нет, после субботнего инцидента гости вели себя спокойно, никто к ней и руки не тянул.       Смены пролетели быстро, а приличные чаевые грели душу перед грядущим выходным днём. Пятый только и грезил о том, как придёт домой, впервые за шесть дней наберет горячую ванну и, проглотив целую бутылку кукурузного бурбона, провалиться в сон без очередных кошмаров. От этих мечт быстрее убрался на этаже и уже накинул пальто, но остановился у стойки.       — Рабочий день давно окончен, — Ингрид дёрнулась, — ты почему не поднялась в комнату?       — Ам... — Голубые глаза нервно забегали, а губы вытянулись в кривой улыбке. — Заказов нет, а туда можно подниматься только если есть кого ублажить.       Неуверенно засмеялась, но вскоре затихла, стоило им вновь начать играть в "гляделки". И в очередной раз первой сдалась она.       — У меня нет дома, — нехотя всё же призналась, — а ключи от комнаты у Хэндлер, которая, если ты забыл, ещё вчера днём уехала в город.       — Может стоило цену на себя скинуть?       — А может ты не будешь меня учить тому, в чём я варюсь уже лет так тринадцать?       На этом их разговор был окончен. Лишь махнул рукой и удалился прочь, лелея мысли об отдыхе. Правда все они рассыпались, стоило Харгривзу вернуться домой. Как и всегда, в тёмных комнатах веяло жутким ночным холодом — увы, но в век механики и пара с отоплением в провинциальных городках было туго. А в скопе с гнетущей пустотой развеялось желание набрать себе ванну. Только бурбон притягивал к себе. И так рюмка за рюмкой. В полной темноте. В холодной тишине. Рюмка за рюмкой. Пока не услышал мужской многоголосый смех и стрельбу.       Проклиная всех и вся, Пятый подошёл к окну, желая крикнуть беспокойным пьяницам, чтоб те имели совесть и свалили куда подальше, да только прикусил язык и быстро отрезвел.       — Твою ж мать!       В спешке он достал чёрное кожаное пальто и револьвер. Скрыв лицо за бордовым платком, Пятый выбежал из дома и, запрыгнув на механического коня, помчался за троицей разъяренных мужчин, что пытались застрелить девушку. В момент, когда Харгривз понял, кого пытались изловить, ей уже прострелили ногу. А сквозь дикий пьяный смех он не сразу услышал жалобные крики о помощи.       — Птичка! А, Птичка! Спой нам свою песню!       Одноглазый альбинос и двое его друзей окружили Ингрид, не способную уже стоять на ногах, а лишь отползать назад. С ужасом смотрела на их улыбки и пистолеты, что угрожающе выставили к её голове. Выжидали повода, чтобы пристрелить.       — Катитесь к чёрту, — ответила сквозь зубы, стараясь скрыть животный страх и дрожь, бегущую по всему телу.       — Не та песня!       Тяжелый удар прикладом по челюсти заставил упасть на спину и тяжело задышать. А как только почувствовала две пары грубых рук на ногах и руках, жалобно завыла. Всячески пыталась вырваться, пока одноглазый рвал запыленную юбку и окровавленный корсет. И лишь когда ещё не совсем онемевшие ноги раздвинули в стороны, сорвалась на истошный крик. Правда ещё больший ужас накатывал от осознания, что на крики проститутки вряд ли кто-то откликнется.       — Кричи громче — это возбуждает!       Альбинос только схватился за собственный ремень, как тут же прогремел выстрел. Он замертво рухнул на дрожащую жертву, свесив голову на её плече. Те, кто держал за конечности даже обернуться не успели, ведь вскоре полегли за другом следом. Ингрид затихла, только еле слышно хныкала, прикрыв глаза, и выжидала, когда же неизвестный убьёт и её. Вот только стрелять и не думали, зато скинули тяжелое тело с дырой во лбу и аккуратно коснулись простреленной ноги.       — Дерьмово, — оценивая и быстро перевязывая рану, произнёс убийца и спаситель в одном обличии.       — Если хотите содрать с меня кожу или разрезать на органы... — Только по зеленым глазам вряд ли могла узнать своего спасителя, оттого и подумала, что это какой-нибудь охотник за человечиной. — То лучше убейте сразу...       — Я похож на живодера какого-то? — Не просто задели, а даже обидели слова "Птицы", но уловив непонимание в девичьих глазах, что-то неуверенно промычал и снял платок, которым стёр кровь с её лица.       — Пятый?       — Он самый.       Разобравшись с телами, без разговоров и расспросов подхватил на руки, а после усадил перед собой на коня и, обхватив аккуратно за талию, последовал к дому. Шли медленно, так как Ингрид тихо стонала от боли, стоило лишь немного ускориться. Она пыталась о чем-то рассказать, вот только Харгривз пропускал слова мимо ушей, думая лишь о том, как действовать дальше. А потому и не услышал просьбы, но почувствовал, как его руку неуверенно обняли, а в плечо уткнулись носом.       Единственное место, куда он мог привести, оказался собственный дом, который, как он и хотел, был достаточно далеко от основного скопления жилых строений. Спрыгнув со скакуна, вновь подхватил неожиданную гостью на руки, занося её сразу в комнату, где стояла ванна, которую он быстро набрал.       — Раздевайся и залезай. — Она прищурилась. — Поверь, единственное, на что мне сейчас хочется взглянуть — это твоя нога. Давай. Без лишних слов и пререканий.       И пока Ингрид послушно выполняла указания, Пятый нашёл бутылку с чистым спиртом, вату и бинты, которые когда-то давно украл, и набор инструментов, а когда вернулся, она сидела в воде, отсоединив испорченные протезы. Грозная "Механическая Птица" обратилась в изувеченного человечка, что стыдливо прикрывал себя обрубленной конечностью. Смотрела через прилипшие пряди, да так напугано, словно ждала подвоха. Глаза покраснели, на щеках застыла растёкшаяся дешёвая тушь, тряслась и никак не могла согреться и расслабиться. Беспомощная, слабая, неприятно хрупкая.       Подойдя к ванне, Пятый аккуратно опустился рядом на колени и показал собранную "аптечку", на что перед ним, пусть и не сразу, выставили раненную ногу. Осторожно ощупав и осмотрев, отметил, что пуля прошла насквозь. Пускай и повредила сухожилия, но ходить всё же сможет.       — Я не медик, поэтому... будет очень больно.       Облив голень и свои руки небольшим количеством спирта, протолкнул палец в рану, проверяя, не осталось ли мелких осколков и не забилась ли мелкими камнями. Благо он не дернулся, когда Ингрид резко ударилась о борт ванны. Не закричала, хотя слышал, как прерывисто задышала и засопела. А как закончил, вновь обработал жидкостью и оставил подсыхать.       Но если Пятый думал, мол, сложнее, чем разобраться с ранением, ничего не будет, то вскоре осознал, что имелась задачка труднее — гостью надо помыть, да и протезы было бы неплохо починить.       — Знай, мне не интересно твоё тело, а твои услуги — подавно, — холодно признался он, постукивая длинной рукоятью деревянной щетки по плечу и демонстрируя кусок мыла.       — Не стоит.       — Тебе спать в моем доме, так что не спорь.       Как бы не хотелось признавать, она не только не могла сопротивляться, но даже и не думала об этом. Не в подобном положении. И пусть первые минуты мытья казались странными и напрягающими, стоило разок щётке скользнуть по спине, "украшенной" бледными рубцами, как Ингрид в мгновение ока расслабилась. Даже без пререканий позволила прикоснуться к себе руками. На приятное удивление, ладони его оказались неожиданно мягкими и нежными, будто прежде они не знали тяжёлого труда и работы, хоть и видела, как на ладонях засохла кожа от былых мозолей. Впервые ласково улыбнулась, когда он начал намыливать рыжие волосы.       Когда с мытьем было окончено, а гостью оставили отмокать, Пятый раскрыл набор инструментов и принялся ремонтировать протезы. Руки, благо, удалось починить и даже немного подправить в местах сгибов, а вот о ноге такого нельзя было сказать — когда она упала, одна из лошадей разбила соединительный механизм у ступни. Чертыхнувшись, попытался вспомнить, что из деталей сохранилось с последней охоты. И, на огромную удачу обоих, у него была не просто деталь, а цельный протез, который, если доработать, можно спокойно закрепить.       После небольшой пробежки до сарая и нескольких минут возни с железками и маслом, Пятый перенёс сначала конечности, а потом и саму Ингрид, предварительно замотав в полотенце, в комнату, что была кухней и спальней одновременно. Усадив на кровати, аккуратно вернул обе руки и новую ногу, после чего медленно проверил их работу, поочередно сгибая пальцы, а затем кисти, колено и локоть.       — Всё работает, — подытожил он, стирая со лба выступивший пот. — Если бы не рана, то перестала бы хромать.       — Что... Что ты хочешь взамен?       — Мне ничего от тебя не нужно.       — Хах... Вы гляньте на него. Благородный бандит? — пусть и наигранно, но все же рассмеялась, посмотрев сначала на протезы, а потом и на своего спасителя.       — А что, было бы лучше, если бы я трахнул тебя прямо там и оставил помирать?! — рявкнул Пятый. — Не начинай вести себя так, будто снова за работой. Ты мне больше нравишься обычной...       Отвернувшись, устало потер пальцами, потемневшими от масла, глаза. Он уже в шестой раз проклинал себя за то, что всё же решил спасти эту наглую девицу. Так ещё и ремонт подарил. Пусть он и охотник, но так просто взять и сменить милость на гнев не мог — лишь на первые десять взглядов казался грубым и отстраненным, но, как и любой другой человек, имел свои слабости. А пока крутил в голове мысль о том, как же сильно его раздражала особа за спиной, полез в шкаф за рубашкой, но умудрился впасть в ступор, уловив скромное и тихое слово. Одно чёртово слово, а наемный убийца взял... и смягчился.       — Спасибо...       В ответ получила какое-то невнятное бормотание и рубашку, которую не кинули в лицо, как ожидалось и изначально планировалось, а положили рядом. Пятый демонстративно продолжал стоять спиной, благо Ингрид быстро поняла намёк и переоделась. Поёжившись от холода, залезла под одеяло и похлопала по кровати, приглашая присоединиться.       — Ложись. Ночи у нас здесь холодные.       — Пожалуй, я откажусь, — отмахнулся слишком уверенно, да тут же всего передёрнуло от побежавших мурашек.       — На полу будешь спать?       — У меня есть замечательное кресло и пальто. А ещё, у меня есть это! — захватив бурбон, он упал в кресло и тут же прильнул губами к бутылке.       — Товарищ лучше подружки?       Стоило только понять суть вопроса, тут же подавился жидкостью, попавшей не в то горло. С широко распахнутыми глазами взглянул на собеседницу, что произнесла всё это на полном серьёзе. Не мог даже нормальных слов подобрать, чтобы озвучить свой ответ без крепких словечек.       — Что? За неделю работы ты не посмотрел ни на одну из девочек. Нет, я могу понять, если ты копил деньги на Хэндлер... — Она замялась. — Хотя вру, не могу. Если только ты не любишь унижения и прислуживания... Или же ты всё-таки из тех мальчиков, которым по душе...       — Молчать! — Заметил, как прикусила губу и сжалась. — Дело в том, что подобные тебе меня не интересуют. Вас падшими женщинами-то сложно назвать. Помешанные на сексе, деньгах и выпивке. "Имей куда хочешь, только плати, да побольше!" Фу! Отвратительно.       Остервенело кричал, буквально плевался кислотой и рассыпался бранью, проклиная через Ингрид всех, кто хоть как-то был замешан в подобной работе. Орал, злился, скалился. А она покорно молчала и следила за зелёными глазами, что скрывали в себе давнюю боль.       — Не путай меня с обычными проститутками...       — О да! Элитная шлюха сильно отличается от дешёвой!       — Сильно отличается брошенная девочка, которую насильно увезли в другой город, и девки, что пошли на панель по собственному ненасытному желанию. Чувствуй разницу! — выпалила, не думая, "Птица".       Наступило затишье. И в очередной раз пристально глядели друг на друга, выжидая, кто же в этот раз сдастся первым. Пятый понадеялся, что собеседница вновь отведет взгляд, да только она надавила на больное, заставляя уже его ретироваться.       — Кто из твоих родных был связан с... подобными мне?       — Брат с сестрой, — заговорил Пятый, выдержав паузу. — Предвижу твой вопрос. Брат пристрастился к алкоголю, засел в одном таком борделе, а потом его отравили. А мы с сестрой пытались его из этой ямы вытащить, но когда узнали, что тот погряз в долгах...       — Она ушла?       — Именно так, — тяжело вздохнув, сделал несколько крупных глотков и, шмыгнув носом, продолжил. — А потом её убили. Точнее, разорвали на части и распродали на органы.       — Мне...       — Не надо, — вновь перебил, выставив указательный палец. — Жалостью, да и вообще чем-либо им уже не поможешь.       — Ты стал охотником, чтобы отыскать тех, кто виновен в их смерти? — Кивнул, продолжая пить. — Но зачем ты устроился к нам?       — Хэндлер, — ответил, шумно выдохнув и зажмурившись. — Я приехал за её головой. А ещё за Лайлой. Правда, вторую попросили привезти живой. До сих пор не понимаю, почему...       — Не суди её строго, — неожиданно сказала Ингрид. — Какой бы сволочью не казалась, ей тоже не по душе работа. Ладно я, застряла в этом дерьме с пятнадцати лет. Но она не виновата, что вся её жизнь крутится в этом чёртовом месте.       — Впервые вижу проститутку, которая защищает другую проститутку.       — Чувствуй и другую разницу, дорогой.       — И какую же? — Алкоголь стал немного накрывать, оттого Харгривз не смог сдержать улыбки.       — Проститутка продает тело. А я продаю любовь.       — Ох как складно-то и сладко! Пять сотен баксов за фальшивую любовь? Серьёзно?       — Такую сумму прошу за сомнительный, малоприятный лично для меня, перепихон. А за нежность, ласку и завтрак в постель — всего десятку в час. — Ингрид игриво подмигнула, заставляя Пятого засмеяться громче.       — Очень странные у вас приоритеты!       — Уж какие есть.       — Ну... — ненадолго задумался, — будь ты меньше сукой и больше нормальной, я бы тридцатку накинул. Чисто так... ну знаешь...       — Ох, свет мой, я смотрю, ты поплыл.       — Оу, как мило, ты зовешь меня своим. Но я же ещё не платил!       Не сдерживая смеха, пусть и с трудом, но Ингрид встала с кровати и, чуть пошатываясь, подошла к Пятому. Взяв за руку, потянула на себя, надеясь утянуть пьяницу под одеяло, однако тот был непреклонен. И как бы не пыталась, он продолжал сидеть в кресле. Поэтому единственное, что можно было с ним сделать — это укрыть пальто и, поцеловав в лоб, а заодно отняв бутылку, уложить спать. Правда, пусть и с закрытыми глазами, он продолжал что-то бубнить, но это сработало как приятный монотонный звук, под который, как оказалось, удалось быстрее заснуть. Хоть и был покой коротким.       Прошло меньше трёх часов, как она подскочила на кровати. Её разбудил жуткий вымученный стон, доносящийся в темноте. На мгновение даже показалось, что это кто-то из троицы, гнавшейся за ней, обернулся призраком, но вскоре поняла, кто издавал подобный звук. Пятый, поджав ноги и дрожа, тяжело дышал и о чём-то негромко молил. Несмотря на жуткий холод в доме, на лбу образовывались капли пота. Ему явно снился кошмар, ведь он просил о прощении и повторял, что хотел спасти. А стоило ночному разговору затихнуть, как тут же начал рыдать, сильнее сжимаясь в комок.       — Дорогой, — мягко шепнула Ингрид на ухо, ласково проведя рукой по тёмным волосам. — Проснись.       Он с трудом разлепил влажные ресницы и посмотрел затуманенными глазами. Ещё был пьян, потому не стал скрывать слёз, а лишь поджал губу. Не понимал, что происходит, но и не сопротивлялся, когда его аккуратно взяли за руку, помогли встать с кресла и повели к кровати, на которую он тут же упал. Снять ботинки и тяжёлый ремень, после чего расслабили пару пуговиц на рубашке и штанах.       — Устраивайся так, как тебе удобнее, — её хриплый голос казался ему песней, оттого заулыбался.       — А можно тебя... обнять? — Услышал тихий смешок. — Не, я серьёзно... Я просто заметил, что тебе не это... Не по душе, когда тебя трогают... Поэтому... Ну... Вот...       — Почему?       — Что "почему"?..       — Почему ты, гнида, такой милый, когда пьяный?       Он лишь пожал плечами, но из-за этого движения упал лицом в подушку. Мыча что-то невнятное, попытался приподняться, однако задумка его с треском провалилась — руки тряслись. Но всё это время смотрел на Ингрид и ждал, когда же она разрешит. Правда так и не дождался, так как глаза быстро начали смыкаться.       — Ну так... можно... или я умру от холода?       — О, Боже милостивый.       Перекатив Пятого на спину и закинув себе на плечо руку, устроилась на его груди и аккуратно обняла. Плавно гладила бок и живот, но замерла, когда почувствовала холодный металл, скрывавшийся под рубашкой. Проститутками и наемниками в этой стране становились не от хорошей жизни, и чаще всего на этот путь ступали те, кто потерял не только родных, но и самих себя, как морально, так и по частям. От мысли, что Харгривз лишь скрывал настоящего себя за личиной безразличия и пассивной агрессии, а каждую ночь старался напиться, чтобы не видеть кошмары, Ингрид не смогла заснуть. Прижималась к нему всем телом, стараясь согреть, гладила по щеке, стоило лишь заметить, как он хмурится. И пусть тешила себя мыслью, что так она просто выражает благодарность за спасение и ночлег, сама же с неким упоением следила за умиротворенным лицом и губами, что иногда вытягивались в мягкой улыбке.

***

      За ночь во рту должно было все пересохнуть из-за вчерашнего алкоголя, однако он был полон голодной слюны из-за приятного запаха домашней еды и сваренного кофе. Открыв глаза, Пятый, сквозь пелену не сошедшего ещё сна, осмотрелся, ведь он не помнил, как оказался в кровати, как снял сапоги и расстегнулся. Лишь помнил, что ему снилось что-то тёплое и приятное. Но тут же подскочил на ноги, заметив на кресле аккуратно сложенную рубашку.       — Прибью, если она что-то украла!       Проверил карманы, оружие, спрятанное под кроватью, шкаф, в котором хранилась не только одежда, но и деньги. Всё осталось на месте. И даже кое-что новое увидел. Застыв у зеркала, заметил на груди красное крупное пятно, походившее на руку — оно горело, но безболезненно. Хотелось, конечно, ещё пару минут позадаваться вопросами, но полёт мысли был прерван, когда в отражении рядом с ним появилась Ингрид, держащая в руках чашку.       — С пробуждением! — Хорошо, она удержала посуду, ведь Пятый, словно полностью забыв вчерашнюю ночь, резко развернулся и схватился за сердце.       — Какого чёрта ты ещё здесь? — наконец-то выдавил из себя язвительность, стараясь успокоиться.       — Ты освободил меня минут пятнадцать назад.       — В смысле, освободил?       — В прямом. — Заметив чересчур мягкую улыбку, насторожился. — С тобой приятно обниматься. Однако стоит шелохнуться и всё! Будто в тисках.       — Я не помню этого.       — Ты отпустил меня только потому, что я обожгла тебя. — Она указала на открытую грудь. — А там пока переоделась, приготовила завтрак.       Ингрид протянула чашку и ждала, когда её заберут. После недолгого топтания на месте, Пятый забрал горячий напиток и, пока пытался отпить, пристально смотрел на ночную гостью. Он честно ничего не помнил, хотя, судя по спокойному взгляду, Ингрид ничего не сделала, пока был в пьяном бреду. Согревающий кофе помог мозгам встать на место, оттого перевёл глаза на бинты, которые благополучно сменили.       — Уже лучше, — прервала тишину "Птица", чувствуя, как её ногу рассматривали. — Пошли, а то еда остынет.       Пятый не мог понять, почему ему так непривычно хорошо: она что-то подмешала в напиток или это яблочные оладьи с сиропом заставили его растаять? Стоило признать, что он действительно очень давно не ел домашней еды, а уж нормальных оладий лет десять, минимум, не видывал. На секунду даже вспомнились времена, когда сестра, его хрупкая, милая и сердечная сестренка, готовила для него нечто подобное. Только напротив сидела другая девушка, что, улыбаясь, пила чай и следила за тем, как в лице менялся хозяин дома.       — Очень вкусно, — нехотя, но признался Пятый, слизывая с губ остатки сиропа. — Благодарю.       — Рада, что тебе понравилось.       Ещё вчера днем была холоднее снега, а сейчас вся такая тёплая, заботливая. Даже лёгкий румянец проступил на щеках, а лазурь приятно заблестела. Пусть и сидела в разорванном грязном платье, с оголенными плечами и бёдрами, усыпанная шрамами. Его развезло от завтрака, который ему приготовила проститутка, торгующая...       Харгривз громко закашлял, когда поймал себя на мысли, будто она ему действительно понравилась. Словно ему хотелось вновь прикоснуться к ней. От этих странных помутнений всерьёз задумался о том, что кофе был с сюрпризом. Вот чего-чего, а влюбляться, тем более в подобную личность, ну никак не планировал.       — Думаю, пора и честь знать. — Встав из-за стола, Ингрид подошла к Пятому и, проведя пальцем под нижней губой, слизала с подушечки крошку.       — Да... да. Хотелось бы нормально отдохнуть в единственный выходной. Без лишних тел, занимающих мою кровать.       — Везёт тебе, гадёныш... — Ущипнула легонько за щеку и, улыбаясь, быстро отпустила, услышав шипение. Чуть похрамывая, ушла к грязному зеркалу на стене, чтобы проверить и поправить непослушные волосы. — Прости мне мою наглость, но позволь занять у тебя.       Вытащив из декольте пару смятых купюр, игриво подмигнула, заставляя Пятого издать невнятный звук. Не стала объяснять, а он и не просил, ведь не было необходимости слушать о том, как проститутке нужны деньги — якобы в доказательство того, что она не просто так шлялась ночью и спала на улице. Пусть скромный, но заработок всё же принесёт своей Мадам.       — Посмотри в кармане пальто. Там должна быть тысяча в две банкноты. — Сделал вид, будто не смотрел на Ингрид, а продолжал пить кофе. Но внимательно слушал, как перемещалась по дому и лезла в карман, звеня монетами. Скрыл лёгкую улыбку в кружке, заметив удивление при разглядывании купюр в пятьсот долларов.— Нашла? Тогда иди.       Харгривз как-то упустил момент, когда к нему подошли со спины. Зато быстро почувствовал, как к лицу прижались щекой, а руки обвили шею.       — Это была моя лучшая ночь.       — Ничего не было, — пытался больше убедить себя, чем дать понять, что ему не интересны разговоры на подобные темы.       — Поэтому она и лучшая, — аккуратно поцеловала в уголок губ, мягко касаясь пальцами шеи и подбородка, — спасибо тебе, Пятый.       От Ингрид остались лишь эхо звонкого цокота каблуков и след бордовой помады на лице. Потребовалось минуты три, чтобы побороть нервный смех и ещё семь, чтобы Харгривз, схватившись за волосы, впал в ступор, больше походивший на панику. Ему и без того хватало боли, проблем и кошмаров, но нет, неожиданная глупая влюбленность сработала запоздало. Чертыхался, сорвался с места, отбросив стул, ходил из угла в угол. И громко пытался убедить себя, что его просто отравили.       — Пожалуйста, пусть будет афродизиак. Любой, хоть самый паршивый!       Увы, но эта никчемная надежда развеялась пеплом, стоило лишь выйти на работу и вновь увидеть её. Следил за каждым цокающим шагом, движением рук, леденящими глазами и фальшивыми улыбками, что она дарила гостям. Но лишь пересекалась с ним взглядом, тут же вспоминал, как она сидела напротив у него дома. Милая, нежная, искренняя. Даже тело напомнило ему о девичьих медных руках — след на груди не сходил дня три. Его грызли воспоминания, особенно те, где вся такая слабая, беззащитная, Ингрид лежала в его ванне, а он в ответ боялся сделать лишнее движение. Но тут же ощущал на шее петлю, когда видел, как она садилась на колени какому-то пьянчуге, что-то нашептывала, кривясь, и позволяла себя трогать. Оттого не один раз разбивал стаканы, что так сильно сжимал в руках. Давил в себе это жжение, разносившееся по телу всякий раз, как смотрел на неё, но под конец смены лишь сильнее разгорался, ведь была так близко. Протяни руку, и вот она.       Всё окончательно покатилось в бездну, когда вместо привычных кошмаров, где бежал за сестрой, которую насильно уводили от него, увидел, как рыжеволосая куртизанка прижималась спиной к его груди, откидывала на плечо голову и целовала колючий подбородок. Сам же водил по оголённому животу и пытался запомнить тихие, полные любви вздохи. А стоило повалить и подмять под себя, то тут же просыпался, тяжело дыша.       Хотел вновь оказаться с ней один на один, без лишних глаз, без грубых рук, что не имели права касаться тех нежных мест, которыми сам наслаждался лишь во снах. Какой стыд его одолевал, когда он, подавив собственную гордость, перехватил какого-то незнакомого паренька и, всучив ему тридцатку на пиво и тысячу для девушки, уговорил подойти к "Птице" с приглашением встретиться ночью у одинокого дома на окраине города. И пусть Ингрид неохотно согласилась на приглашение незнакомца, всё же пришла в назначенное место. Подготовила нож, если что-то вышло бы из-под контроля, но когда поняла, у какого именно дома ждали, то опешила.       — Ты послал ко мне пацана? Зачем? — поинтересовалась прям с порога, когда Пятый открыл перед ней дверь.       — Получила деньги? — ответным вопросом встретил он свою ночную гостью.       — Да... Стоп.       Все винтики встали на свои места. Но ничего не успела добавить, ведь Пятый несильно схватил за руку и затащил в дом. Не дал ей возможности хоть что-то сказать, потому что сразу прижал к себе, уткнувшись губами в плечо. Медленно водил носом по шее, подушечками пальцев трогал открытую спину, а она, не в состоянии что-либо сказать, покрывалась мурашками от прикосновений и прерывисто дышала.       — Можешь считать меня очередным мерзким клиентом, — Пятый тяжело выдохнул слова прямо ей в губы перед тем, как прильнуть к ним в поцелуе, что, как сам надеялся, принесёт лишь отвращение.       Вот только ноги стали ватными не только у Ингрид. Сам с трудом стоял, неуверенно кусая уста, что отдавали сладким виноградом. Она чувствовала, как всего трясло, как горели его лицо и руки. Потому подвела к постели и легонько толкнула, чтобы потом, упершись в матрас, посмотрела на стыд, предательски разлившийся по коже.       — Как же мне считать тебя мерзким, когда ты такой очаровательный? — Улыбнувшись, села сверху и начала расстегивать рубашку.       — Потому что я хочу твоей любви... — Приподнявшись на локте, другой рукой Пятый обнял за талию. — И желаю твоё тело.       Короткое мгновение смотрела в зелёные глаза и чуть дрожащие зрачки, обращаясь мысленно к Всевышнему с вопросом — куда же девался тот дерзкий охотник? Ведь перед ней, краснея и не отводя взгляда, сидел кто-то очень робкий, осторожный... И такой одинокий.       — В этом нет ничего мерзкого, дорогой... — Удивительно, как мягко и ласково она касалась его колючего лица механической рукой. То ли совсем свихнулся, то ли в самом деле она казалась очень мягкой и бархатистой, приятно тёплой. — Или тебя что-то смущает?       Ингрид нравилось работать с такими: холодные недотроги, что воздерживаются себе во вред и отказываются от услуг обычных "бабочек", ведь смущает их грязь и порочность, хотя на самом деле только и мечтают о том, как ночами напролет отдаются страсти и вязнут в ней, как в болоте. Харгривз был одним из таких, но всё же немного уникальным — почти неопытным, — поэтому, чтобы не нарушать его "стену", она перебралась на кровать рядом с ним и вытащила из волос ленту.       — Я не буду делать то, что тебе не нравится, — ответила Ингрид на немой вопрос. — Сделай этот шаг сам.       Завязав себе глаза, крючок за крючком она расстегивала корсет, медленно и интригующе, покачиваясь из стороны в сторону. Выскользнув из платья, водила по оголённой груди пальцами и тихо выдыхала что-то похожее на стон. Ласкала своё тело, лицо, прикусывая губы, и ждала. Ждала, когда упадет тяжелый ремень, когда зашуршит одежда, которую, пусть и неуверенно, но снимали. Когда он тяжело задышит, ублажая себя, и начнёт задыхаться от собственных подавляемых стонов. Вот только длилось это непривычные три минуты, а дольше, оттого и слышит сдавленный недовольный рык.       — Когда ты в последний раз был с девушкой? — произнесла робким шепотом, когда встала перед ним на четвереньки.       — Это так важно? — шумно сглотнув, поинтересовался Пятый. Она кивнула. — Давно...       — Недели три назад?       — Больше, — неуверенно, но признался, когда заметил, как к нему медленно и плавно приблизились.       — Месяца? — Что-то пробормотал, но услышала "четыре".       — Года...       Ингрид остановилась так близко к лицу, что между губами оставалась жалкая пара сантиметров. Чувствовала прерывистое дыхание, дрожь его тела, голодные глаза, которыми он смотрел на неё. И сама волновалась, чувствуя не привычный ритм бьющегося пара,а своего сердца. Но Пятый так и не мог справиться самостоятельно с волной, что так готовилась накрыть с головой. А Ингрид, конечно же, хотела помочь. Всего лишь взяв его свободную руку, коснулась чужой горячей ладонью своего лица и мягко поцеловала большой палец, оставив на подушечке бордовый след. Харгривз тяжело, болезненно, но с упоением застонал от этой нежности. Его, наконец-то, накрыло.       — Теперь, прикоснись ко мне сам, мой свет.       Платил баснословные деньги, а ей всего-то требовалось дарить ложное, но такое жаркое и жизненно необходимое чувство, что его любят. Он платил за тихие разговоры и ласковые слова. За мягкие прикосновения и пальцы, которыми водила по напряжённому телу. За поцелуи, которыми расписывала его лицо, спускаясь по шее к груди. За лживые признания в любви. А позже за тело, ощущаемое таким податливым в горячих руках. Всем своим естеством упивался её стонами, поцелуями, обжигающим дыханием и затуманенной лазурью, которой она смотрела на него.       И так изо дня в день. От ночи к ночи. В борделе даже не обращали внимания друг на друга, лишь обменивались язвами. Но только смена заканчивалась, Пятый вновь отправлял мальчишку с приглашением. А Ингрид приходила, отказываясь от любых других клиентов. Вновь обнимала, прижимая голову к груди, стискивала пальцами тёмные волосы, стоило ему лишь порвать очередной корсет и коснуться губами кожи, пропитанной потом и лёгким отблеском весенних цветов.       — Я люблю тебя... — шептала под ним, пока он выцеловывал каждый живой участок кожи на животе.       — Ещё...       — Я люблю тебя...       — Повтори ещё раз, прошу тебя...       Он был хорош как в постели, так и в механике, оттого и заползал длинными пальцами под трубки, что ближе всего к живой плоти, давил, задевая нервы, и вынуждал её сорваться на сладкий крик. Она же в вопросе ласк и удовольствия была сродни богине — хватало пары нежных движений, касаний губами в самых чувствительных и требовавших внимания местах, лёгкого толчка бедрами, чтобы в громогласном стоне Пятый утонул в оргазме.       Но стоило Ингрид покинуть дом, оставив после себя лишь следы помады на коже, в гневе орал, сжимая волосы. Проклинал себя за слабость и глупость, ведь в глубине измученной души не верил её чувственным признаниям, когда оставался один. Но продолжал звать к себе. Из раза в раз. И жалобно молил, чтобы она вновь сказала заветные, согревающие слова.       Правда и помыслить не мог, как сама выла и ругала себя. Как ещё сильнее возненавидела свою работу, пьяные взгляды, пошлые шутки и прикосновения чужих — ведь не его — рук. Лишь Харгривз мог понять, как её тянуло в эту порочную пропасть. Не просто шла, а с лучезарной улыбкой бежала к дому, плевав на хромоту, когда улицы накрывало тьмой. Ведь он не один такой страдалец — она влюбилась. По-настоящему. Как девушка, а не куртизанка, торгующая ложным счастьем. Но как бы они не говорили, как бы искренне не звучали признания, не могли поверить, что это не просто игра.       Но как резко начались, так неожиданно все эти встречи прекратились. Приходя в бордель, Пятый выискивал в толпе "Механическую Птицу". Ждал, когда пройдёт мимо стойки, чтобы заказать очередной напиток. Взмахнет своими огненными волосами и взглянет сверкающей лазурью. Но посыльный, разводя руками и неохотно возвращая деньги, признавался, что так и не смог найти нужную куртизанку. Ингрид пропала, и даже другие проститутки не знали, куда же запропостилась их "подруга".       — Кто знает, может, её убили и разорвали на части, а сейчас, на ближайшем рынке продают её рыжие патлы и наглые глаза, — усмехнулась Лайла, оценивая не холодное лицо бармена, а животный страх и боль в его глазах. — Ну или сбежала с каким-нибудь богатым ковбоем.       Не будь указа не убивать, Пятый бы в ту же секунду сдавил тонкую шею треклятой шлюхи до треска костей. Вот только дело было не столько не в злости или обиде из-за слов, а от страха, что таковой могла быть реальность. Ведь мог упустить, не доглядеть. В округе, конечно, не так много живодёров, но они имелись. Да и, как бы не отрицал, но Ингрид могла влюбиться в кого-то другого. Кого-то более искреннего и смелого... Или просто богатого... Но столкнувшись с правдой пожалел, что она не сбежала с другим.       Если когда-то успел возлюбить "Музыкальный Четверг", то сейчас готов был его проклясть. Ведь в этот вечер он испытал боль, которую так старался заглушить в любви куртизанки, появившейся на сцене. Нет, дело было не в её пьяном и разбитом состоянии, не в пошатывании и странных взглядах.       — Мой свет... — единственное, что раздирало глотку от её вида.       Разбитая губа, покрасневшие и опухшие, не только слёз, а ещё и побоев, посеревшие глаза. Неудачно лишили второй ноги, ведь кожа рядом с креплением воспалилась, так ещё и присобачили паршивый старый протез, приносящий лишь больше болезненных ощущений. Тогда в ванной казалась просто хрупкой и слабой. Сейчас же она походила на куклу, дышащую с огромным трудом. Но зрачки Пятого тут же сузились от ужаса, стоило Ингрид, содрогаясь от стыда, расстегнуть при всех корсет и открыть не только груди, покрытые запёкшимися следами плети и с почти посиневшими сосками, но и живот, в котором "красовалось" отверстие с прутьями. Ей пересадили небольшую клетку, с сидящей внутри на качельке заводной медной птичкой.       — Достопочтенные господа! — На сцену поднялась Мадам, радуя зрителей своей довольной, а потому до тошноты мерзкой улыбкой. — Представляем вашему вниманию нашу "Механическую Пташку"! Да, многие из вас уже не один раз наслаждались её выступлениями! Но именно сегодня, только для вас! Небывалое прежде предложение! Сотня долларов за десятерых человек!       — Ты сошла с ума? — с трудом сквозь зубы прошипела Ингрид и тут же дрогнула в страхе, заметив тянущиеся снизу руки.       Но женщина ничего не ответила, просто шире улыбнулась и толкнула её в толпу пьянчуг, а сама же спокойно спустилась и подошла к стойке. Ей явно приносили удовольствие страдания работницы, а ещё запуганные взгляды других девушек, забившихся по углам и смотревших на то, что могло произойти и с ними.       — Ох, что у нас со взглядом, Харгривз? — поинтересовалась Хэндлер, сделав затяжку и выпустив струйку дыма прямо ему в лицо.       — Она у вас мужчину увела, что вы поступаете с ней так? — подавляя гнев, спросил Пятый, стараясь как можно незаметнее достать револьвер, чтобы выстрелить женщине в голову.       — Почти. Эта гадина убила трёх моих любимейших клиентов. Недавно отыскали руку одного из них.       Как и обещала, Ингрид не сдала Пятого ни шерифу, ни уж тем более Хэндлер. Но стоило всплыть этому инциденту, так тут же взяла на себя их убийство. Она могла бы это сделать — в это верили многие посетители борделя. А некоторые из ночных гуляк охотно подтвердили, что в последний раз видели троицу бандитов, когда они гнались за рыжей проституткой. Правда никто не стал говорить и думать о том, что они были пьяны и пытались её изнасиловать. Никому и в голову не пришло сказать, что она могла это сделать в целях самозащиты. Хотя, о какой самозащите можно было говорить, если жертва расчленила своих преследователей, забрав себе их вещи, деньги, оружие и головы.       — Это была не она.       — А уже не важно, кто это был, — рассмеялась Хэндлер, наблюдая за тем, как гости заведения делили между собой бедняжку, что не была в силах даже кричать или плакать.       — Ещё как важно.       Только повернула голову, как тут же раздался громкий выстрел. Женщина с грохотом упала на стойку, а потом сползла к полу, разливая тёмную кровь. Девушки тут же в страхе закричали, вынуждая посетителей отвлечься и посмотреть на Хэндлер со сквозным отверстием во лбу.       Выйдя из-за стойки и крепко держа тесак, Пятый демонстративно, на глазах у всех, отсек голову и, схватив за светлые локоны, закинул её в мешок, словно очередной трофей. Неприятно легко и быстро он вспомнил о своём задании — стоило всего-то опорочить ту, что заставляла его улыбаться в этом треклятой борделе. Изувечить того, кто дарил ему ласку. И было глубоко плевать на свору пьяных мужиков, что одновременно хотели застрелить наглого бармена и сбежать подальше от явно поехавшего охотника.       Но никто так и не решился сделать лишнего шага, когда он тяжёлой поступью направился к Ингрид, которую держали за руки, пока сама она уже не могла стоять на ногах. Без слов и прицеливания, он выстрелил в тех, кто даже в такую минуту не думал выпускать куртизанку. И, как только она начала терять равновесие, подхватил на руки.       — Лайла, — громко и гневно произнёс Пятый, заставляя её с визгом спрятаться под столом. — Теперь этот гадюшник на тебе. Не уподобляйся матери, а то твой отец отправит и за твоей головой.       Прижимая к себе Ингрид, Харгривз вышел из борделя. Давился гневом и желанием перебить в этом сранном доме похоти и грязи каждого, кто провожал его взглядом. В идеале бы вообще придать всех и вся огню... Но тяжёлое девичье дыхание вынуждало жалобно про себя выть, как и побледневшее лицо, тёмные круги под глазами. Как и вымученная улыбка, в которую с трудом и болью вытянулись когда-то мягкие, но всё ещё любимые губы.       — Мой герой, — прошептала Ингрид, хрипло сквозь долгожданные слезы смеясь и слабо цепляясь рукой за его рубашку. — Ты снова меня спас...

***

      Голубая вспышка врезалась в глаза, оставляя после себя лишь неприятные всполохи. Ингрид тяжело вздохнула, потирая пальцем висок и откладывая в сторону телепортатор.       — Вот это приключение.       Хотела сказать что-то ещё, но не успела, поскольку Пятый тут же крепко обнял её. Его пробивал колючий холод, что отдавался тряской в руках, которые он быстро запустил в рыжие волосы. Знобило так, будто всё произошло с ним, с его любимой женой.       — Мой свет, это же была не я, — попыталась успокоить она супруга, покрывавшего её лицо рваными поцелуями и стискивающего в таких крепких объятиях одной рукой, что легко можно задохнуться.       — Если бы это была ты, то я бы там всех переубивал, — утробным рыком ответил Пятый, глядя в глаза.       — Я люблю тебя, — успокаивающе прошептала Ингрид и мягко коснулась губами подбородка, после чего решила пошутить, надеясь развеять обстановку. — И за эти слова ты можешь не платить.       — Увы, но я уже заплатил за всё телом, сердцем и душой.       —"Увы"? Ты жалеешь об этом?       — Ни единой секунды.