11 декабря 2020 г. в 20:35
Говорят, дом человека там, где его сердце. Джиму кажется, что создателя этой пословицы кто-то крупно наебал.
***
Дом, где ты живёшь с матерью и братом - небольшое нелепое здание под старину, затерянное среди полей Айовы. Двор, пыльная дорога, сухой тополь, непонятно как оказавшийся в этой степи.
Ты любишь свой дом. Любишь нестись с мамой по дороге на её мотоцикле. Любишь сидеть на узловатой ветке тополя. Любишь задирать Сэма и слушать его подтрунивания.
Солнце печёт макушку. Ты задираешь голову и щуришься на него в ответ.
***
Дом твоей мамы - на Земле, штат Айова. Сердце - ты заметишь это только в семь лет - в космосе. Там, где летают обломки USS “Кельвин”. Там, где погиб Джордж Кирк. Там, откуда в дом являются люди с нелепыми значками на груди (“- Это дельта, неуч.” “- Заткнись, Сэмми.”).
Мама держится долго, но всё же сбегает, как только находит, на кого оставить детей.
Френк - не худший вариант. Наверное. Он не глуп и не пытается заменить вам с Сэмом отца и провернуть всю эту сопливую хрень, но явно стремится показать, кто теперь здесь главный. Это выводит из себя.
Ты идёшь вразнос: водишься не с теми ребятами, жестоко шутишь над учителями, ввязываешься в драки.
“Бессердечный,” - шепчутся сердобольные тетёхи из попечительского совета, - “совсем не бережёт свою мать.”
Звёзды, когда ты впервые возвращаешься домой заполночь, тоже, кажется, смотрят с укоризной.
***
Лиззи - твоя одноклассница. Ей нравится, что ты “плохой парень”, а ещё у неё смешные косички, поэтому, когда она спрашивает, хочешь ли ты с ней встречаться, ты без раздумий выпаливаешь: “Да”.
Ни один из вас не знает, что полагается делать людям в отношениях, поэтому вы просто иногда гуляете вместе. Ты показываешь ей тополь и, вспомнив какой-то древний романтический фильм, вырезаешь на его коре сердечко с буквами “Д” и “Л” внутри. Лиззи покорена.
Через пару недель до тебя доходит, что с парнями веселее, чем с Лиззи. Ты говоришь ей об этом и указываешь, что ваши отношения зашли в тупик.
“Бессердечный!” - бросает сквозь слёзы уходящая девчонка. Тебя больше беспокоит не сердце, а то, останется ли на твоей голове шишка после её удара.
***
А потом случается тот-самый-инцидент-с-машиной, и Френк хрипит в трубку что-то про его дом. Ты отключаешь связь.
В тот же вечер Френк звонит жене.
“Я не справляюсь,” - говорит он.
“Я знаю, кто справится,” - отвечает Вайнона Кирк.
Покидая дом Френка, ты не чувствуешь почти ничего, кроме досады.
Звёзды равнодушно глядят через иллюминаторы шаттла.
***
Дедушка Марк - брат маминого отца - наверное, слегка ненормальный. Ни разу не служивший, он кажется бóльшим военным, чем любой из маминых знакомых. Он сходит с ума по старинной литературе про сыщиков, сироток и первооткрывателей и всё стремится научить тебя ориентироваться по звёздам, угадывать профессию человека с первого взгляда и разводить огонь с минимумом подручных средств. Это явно веселее того, что предлагает стандартная система образования, а из деда выходит отличный собеседник, так что ты только рад.
Методы наказания за проступки у деда тоже почерпнуты из книг - за подожжённый угол сарая тебя послали вручную красить забор вокруг участка.
Ярко-красное солнце светит с фиолетового неба. Ветер шелестит листьями деревьев.
Поддавшись какому-то порыву, ты рисуешь на заборе сердце. Тут же, устыдившись глупой сентиментальности, торопливо его закрашиваешь.
Звёзды - на Тарсусе все до единой чуть красноватые - по ночам кокетливо подмигивают пролетающими кораблями и манят к себе.
***
Ты почти счастлив: дед - лучший из твоих знакомых безумцев (не то, чтобы ты знал многих, но он точно лучший), а жители посёлка не сравнивают тебя с тем самым Джорджем Кирком и, возможно, даже не помнят, кто это. Но в доме, где живут две сильные личности, как бы симпатичны они друг другу ни были, рано или поздно случается крупная ссора.
Дед держится долго, почти год. Вы ругаетесь из-за какой-то мелочи, и ты уходишь в лес остудить голову.
Вернувшись через полдня, ты видишь только бушующий пожар
Что-то в груди на доли секунды сбивается с ритма.
На последующие бесконечно долгие месяцы звёзды становятся лишь шарами раскалённого газа, по которым ты определяешь направление.
Ты не возвращаешься на пепелище почтить память погибших.
Наверное, у тебя действительно нет сердца.
***
Ты снова на Земле. Вроде должен быть счастлив вернуться в отчий дом после такого, но не чувствуешь ничего, кроме облегчения, что больше не придётся голодать.
Теперь ты почти не ночуешь дома. Учишься курить. Влезаешь в такие истории, что твоя дурная слава через пару лет почти заглушает добрую славу отца.
Больше не смотришь в небо, проводя дни в койке, а ночи в барах.
А потом жизнь сталкивает тебя с Пайком.
***
Боунс - отличный парень, пусть и тот ещё зануда. Он штопает тебя после очередной драки, и ты думаешь, что, наверное, убил бы за него.
У тебя на носу вторая попытка пройти “Кобаяши Мару”. У Боунса - коллоквиум по кардиологии. Он по старинке перерисовывает от руки иллюстрацию из учебника и ворчит на препода, требующего конспект всех лекций. От скуки ты разглядываешь уже написанное, а потом обводишь поярче контур анатомически-идеального (и оттого довольно стрёмного) сердца. Боунс, заметив это, недовольно хмыкает, но молчит.
“Ты идёшь по пути отца,” - шепчет что-то внутри. “Я иду по собственному пути,” - отрезаешь ты и затаскиваешь в постель первую попавшуюся девчонку.
Звёзды недоумённо пялятся на тебя, когда ты ползёшь к себе после второго провала на “Кобаяши Мару”. Ты показываешь им средний палец. Боунс, идущий рядом, нихрена не понимает, но на всякий случай закатывает глаза.
***
Блядский “Кобаяши Мару” кажется непроходимым. Он прочно заседает у тебя в мозгу. Это вызов всем твоим принципам, и ты обязан с ним справиться.
Через неделю после второй попытки ты взламываешь тест и понимаешь, что он не кажется непроходимым - он действительно таков.
Жульничество в жульничестве? Почему нет.
Естественно, тебя ловят. Ты ведь даже не слишком скрываешься. Твой обвинитель максимально сухим тоном напоминает тебе об отце, и чёрт возьми, это вообще профессионально? Законно?
Тебя отстраняют от вылета. Ты не видишь звёзд, но впервые по-настоящему чувствуешь их зов.
Вам с Боунсом крупно повезло, что он протащил тебя на корабль раньше, чем ты додумал свой собственный план (“Нет, тебе бы он не понравился, отвали”).
***
Если бы у тебя было время, возможно, ты бы пожалел, что оказался на Энтерпрайз. Что теперь это - твоя ответственность. Но времени нет.
Кто вообще решил, что человеческий разум - достаточно надёжный сейф для хранения кодов планетарной защиты?
Ты бросаешь взгляд в иллюминатор. С той стороны не видно звёзд, лишь щерится чёрная дыра на месте Вулкана.
***
С поверхности Дельта Веги звёзд тоже не видно. Собственно, с неё вообще нихрена не видно, потому что ты в центре грёбаной метели. И да, кто-то, выскочивший из неё, счёл тебя вполне съедобным.
Ты будто в каком-то безумном кошмаре - Пайк, Вулкан, метель, какая-то дрянь, решившая попробовать тебя на вкус, и в довершение всего - ненормальный вулканец, утверждающий, что он твой старый друг. Мотор, наверное, не протянет ещё столько же в таких условиях.
Вулканец впивается пальцами в твоё лицо. На доли секунд кажется, что в его глазах видно отражение незнакомых звёзд. А потом ты проваливаешься.
***
Ты снова на капитанском мостике. Теперь - полноправно, как капитан корабля. Впервые не нужно срочно искать выход из кризиса, и ты можешь просто насладиться видом таких близких звёзд.
Но вместо этого оборачиваешься и смотришь на свою команду.
Звёзды обступают тебя компанией старых друзей: перед тобой - за прочным стеклом иллюминатора; рядом с тобой - в восторженных глазах Чехова и Сулу; позади тебя - в улыбке Ухуры, чуть приподнятой брови Спока, ехидной усмешке Маккоя.
Мотор в твоей груди (“Джим, блять, прекрати говорить о своём сердце как о механизме!”) восхищённо пропускает пару ударов.
Если дом там, где сердце, то каким же, чёрт возьми, придурком ты был все эти годы.