Матрёшка

Возвращение из Советского Союза ― триумфальное, королевское, на весь мир и во все газеты ― сказка, которой, скорее всего, суждено воодушевить сотни и тысячи детей по всем Соединённым Штатам. Громкие заголовки статей, фотографии с лучших ракурсов, вычурные эпитеты ― Бетт Хармон, переступая порог своего дома, оставляет чемодан валяться в прихожей и едва удерживается от того, чтобы не завалиться рядом с ним. Ей, честно говоря, сейчас совсем нет дела до всего этого шума и всех этих воодушевлённых детей, ей просто хочется отдохнуть. Создателям шума дела до Бетт тоже нет ― они создадут свои статьи на первых полосах без неё, так, как они сами этого хотят, выписывая небылицы и совершенно не волнуясь о том, что творится в душе новоиспечённой чемпионки. Им достаточно того, что она просто существует ― образ в объективе фотокамеры, душещипательная история детства, агрессия за шахматной доской. Им нет нужды идти дальше. Советский Союз совсем другой, совсем непохожий на то, что она когда-либо видела, и мрачные, монументальные здания ассоциируются у неё с храмами, вот только почему-то кажется, что из этих храмов исчез Бог. А ещё там почти что нечего купить ― если раньше из каждой поездки Бетт привозила несколько чемоданов новых нарядов, то в этот раз её покупки ограничились небольшой игрушкой, которую она сунула в карман сумки, пока сопровождавший её агент отвлёкся на какой-то шум. Матрёшка ― причудливое русское слово, которым можно сломать язык, но игрушка нравится Бетт ― красивый внешне пустячок с тайной внутри. Бетт знает, что у них в этом плане много общего. А ещё Бетт знает, что совершенно не хочет быть одна, есть одна, просыпаться и засыпать одна. Жить с этой пустотой привычно, но невыносимо, и её совершенно точно нужно чем-то заполнить, а возвращаться к прежним «заполнителям» ей страшно до дрожи в коленках, потому что тогда для Бетт Хармон всё будет кончено раз и навсегда. Она хочет позвонить Джолин, но вешает трубку, когда до заветной цели остаётся всего лишь одна цифра, и причина только в том, что она всё же слишком любит Джолин, которая однажды сказала, что они семья. Она любит свою смелую, сильную, невообразимо хорошую Джолин ― и поэтому отказывается от перспективы вывезти всё на её плечах. Бетт знает, что на все её опасения Джолин лишь отмахнулась бы, но при этом в её глазах промелькнуло бы (буквально за долю секунды) глубоко скрываемое чувство. Бетт знает ― Джолин может спасать, но она устала спасать, потому что она хочет, чтобы хоть раз в жизни выбрали её и спасли её. Поэтому Бетт набирает другой номер, не раздумывая и не представляя, что же она скажет, и лишь когда слышит протяжные гудки, чувствует, как сердце будто вздрагивает ― и выдыхает облегченно, когда трубку в итоге не снимают. Набирает ещё и ещё раз, уже не о чём не тревожась, уверенная, что ей так и не ответят. Набирает десятки раз (а может и больше, она не считает) ― ночью Бетт не может уснуть, потому что липкий страх засел внутри неё и противно давит грудь. Почему он не берёт? Что случилось? Всё ли в порядке? Или же он чего-то ждёт? Последний вопрос кажется самым простым, и ответ на него Бетт ясен, поэтому на следующий же день она собирает небольшой чемодан, покупает билет до Нью-Йорка, немного медлит, когда ей предлагают приобрести сразу же и обратный билет, отрицательно качает головой. Бетт Хармон не привыкла играть с запасными аэродромами, поэтому в её жизни все билеты только в одну сторону. По пути она сотни раз прокручивает в голове всевозможные исходы предстоящей встречи, но делать подобное с шахматными партиями всё же куда легче. И куда более предсказуемо, если быть до конца честной. В районе, где живёт Бенни, можно запросто потеряться ― проулки, тупики, мрачные закоулки, в которых всякий раз натыкаешься на грязных, укрытых толстыми грудами тряпья людей, однако, когда Бетт всё же находит его дом, всё становится в разы проще. Она точно не забудет, какой из стрёмных, мрачных подвалов принадлежит ему. «Привет, ты не брал трубку, я подумала, что что-то случилось?» «Привет, как дела? Слышала, что скоро в Берлине будет турнир, не хочешь ли потренироваться?» «Привет, я тут проездом, решила вот заскочить к тебе?» ― и ещё тысяча идиотских вариантов, которые сразу же забываются, когда Бенни, растрёпанный и в этом своём цветастом халате, открывает дверь. Бетт могла бы многое сказать, хоть сразу все свои заготовки разом выдать, но вместо этого она молчит, пока он, тоже молча и без тени улыбки на лице пропускает её внутрь, неодобрительно смотря на её чемодан. ― Проверял меня, да? Знал, что я звоню, и не брал трубку. Ждал, приеду я или нет? ― когда она оказывается внутри и чувствует уже позабытую ей полуподвальную духоту квартиры Бенни, говорить почему-то становится легче. ― Понятия не имел, что ты мне звонила, ― на шахматной доске на полу ― незаконченная партия, и Бенни садится за доску, будто Бетт здесь нет, будто ничего в мире больше нет, кроме чёрного короля, которого надо как-то спасти от атаки белой королевы. Глупый король, столько амбиций, но сделать он практически ничего не может ― вся власть принадлежит только королеве, своевольной, своенравной, которая ходит как и куда хочет. ― Сделаю вид, что верю. Но я не верю, ― Бетт без приглашения садится напротив Бенни на грязный пол, скользит глазами по расстановке фигур, оценивает, анализирует, выносит приговор. ― Бесполезно. Ему не уйти от неё. ― Это ты так думаешь. ― Это мат, ― Бетт делает ход, медленно передвигая королеву по диагонали. Бедный, несчастный король, так и не сумевший выбраться из западни. ― Бенни, я… ― Проездом в Нью-Йорке и решила заскочить ко мне по пути? ― быстрыми движениями, выдающими его внутреннее раздражение, Бенни ставит фигуры обратно на доску. Начальная позиция ― когда партия только начинается, и впереди ещё сотни вариантов развития событий, когда всё ещё можно исправить и сыграть по-другому. ― Приехала к тебе, ― чёрные фигуры с её стороны. Как глупо, учитывая, что она приехала к нему, одетая в белое платье. ― И зачем же вдруг? Я человек, а тебе больше по нраву магазины, где продаётся алкоголь, и аптеки с разноцветными пилюльками, ― Бенни двигает вперёд пешку, стандартный ход, стандартное начало, миллионы партий ― жизней ― начинаются так. ― Я больше не пью. Я больше не хочу пить. ― Вот как! Что же вдруг случилось? Озарение? Чудо? Господь Боргов благословил тебя на трезвую жизнь после своего поражения? ― Я сама благословила себя! На… Возможность сыграть в этот раз по-другому, ― Бетт не трогает фигуры, не делает ни единого хода. Она, непривычно робким движением, берёт своего короля и кладёт его на доску, на центр доски ― так, будто кладёт перед Бенни всё, что у неё есть, и смотрит ему прямо в глаза. ― И это Бетт Хармон, чемпионка мира, сдаётся, не сделав ни единого хода, ― Бетт кажется, что она слышит в его голосе какую-то тонкую, едва уловимую грусть, которой раньше она не замечала ― или же просто никогда не обращала внимания. ― Да, я Бетт Хармон, чемпионка мира, и я… Сдаюсь, ― она убирает руку и король, подавшись вбок, катится, с глухим стуком падая с доски на пол, и это больше, чем шах, мат и всё остальное, что есть в её мире. Бетт знает, что абсолютного счастья не существует ― если оно и есть где-то, то лишь эфемерное, на дне выпуклой бутылки или баночки с зелёными капсулами. В мире нет вообще ничего абсолютного, будто то счастья, несчастья, победы или поражения, есть только то, что хорошо или плохо в данный момент, в данную секунду, и сейчас Бетт хорошо. Хорошо, потому что она вешает свои платья рядом с одеждой Бенни (Бог ты мой, у тебя что, только чёрные футболки?). Хорошо, потому что Бенни варит потрясающий кофе, танцует под её любимую музыку и отлично знает, куда нужно передвинуть ладью, чтобы защитить короля от королевы (если хочет, конечно). Хорошо, потому что он запускает ей пальцы в волосы, пока целует крепко и тягуче, а на его постели ― совсем свежие белые простыни, которые, кажется, он постелил только сегодня утром. Бетт Хармон бывает разной ― агрессивной, ранимой, импульсивной, отчаянной ― а рядом с ним, здесь и сейчас, под толстым одеялом, с его рукой, которая обнимает её за талию ― ещё и собой. А ещё иногда она бывает чертовски рассеянна ― утром, в поисках молока и хлопьев на завтрак, Бенни обнаруживает в холодильнике маленькую матрёшку.