Двух дорог пересеченье

      Всякие молодожёны знают, что венчаться в осенний период — большая лотерея. Помимо того, что необходимо помнить и учитывать важные для церкви даты, когда Таинство Брака не проводится вовсе (к примеру, по вторникам, четвергам и субботам, а также во время двунадесятых и великих праздников, в дни строгих однодневных постов), так ещё и сама матушка-осень может преподнести свои непредсказуемые сюрпризы. Кому охота выходить из церкви под проливным дождём, ветром и хмурым небом? Невеста непременно промочит ножки в лёгких туфельках и испачкает платье, а жених будет вынужден то и дело смахивать мокрые капли со своего нарядного костюма — парадного мундира с орденами и прочими знаками отличия или новенького чёрного фрака.       К огромной радости обитателей Петербурга конец сентября — начало октября 1843 года выдался удивительно сухим, солнечным и тёплым. Столица буквально утопала в багряных красках: клёны, дубы, липы и берёзы доживали последние деньки в ярком осеннем облачении. Ковры из опавших листьев, разложенные то тут, то там доставляли немало хлопот уличным дворникам. Только выметешь с утра, наведёшь идеальную чистоту, так нет, уже к обеду вновь под окнами и на дорожках лежит новое покрывало!       В эту скоротечную пору дамы, накинув шерстяные пелерины, с наслаждением прогуливались под ручку с кавалерами вдоль каналов и проспектов города, а степенные матроны и педантичные гувернантки с важным видом сидели на лавочках в садах и парках столицы, наблюдая строгим взором за своими отпрысками, гоняющими голубей или собирающими разноцветные букеты.       Наступивший день свадьбы Наташи и Владимира совпал с праздником Покрова дня и выдался просто чу́дным. Если верить народным приметам, Богородица благоволит тем, кто решил связать свои судьбы в первых числах октября. Покров подарил Северной столице чистое синее небо, яркое и даже немного пригревающее солнышко, отсутствие даже малейшего ветерка. Натали, переживающая, покуда спорыми модистками шилось свадебное платье, о том, как бы ей не замёрзнуть в лёгкой шёлковой ткани и искусных старинных кружевах, отбросила все тревоги, едва её ножки в белых атласных туфельках ступили на крыльцо, покидая родительский дом на Садовой навсегда. Перед тем как сесть в карету в компании отца, который должен был везти невесту в церковь, она ненадолго задержалась, вдыхая утренний прохладный воздух. Пахло явно по-осеннему — пожухлой листвой и кострами — в борьбе за порядок неуёмные дворники не далее как на днях принялись сжигать опавшие листы прямо на улицах.       — Дочка, ты идёшь? — спросил Александр Юрьевич, протягивая невесте руку, чтобы помочь сесть в карету.       — Да, папа, — ответила Наташа, отдавая отцу букет невесты, составленный из белых роз и гиацинтов, дабы подхватить пышную юбку и не запутаться в ней.       Александр Юрьевич заботливо придержал дочь за локоть, пока та не оказалась в карете, запряжённой четвёркой белоснежных лошадей. Вернув букет его обладательнице, Репнин-старший забрался следом. Экипаж тронулся в путь.       Матушка Зинаида Гавриловна вместе с Лизой и Михаилом отъехали некоторое время назад в другой карете. Наравне с другими родственниками и гостями они должны были ожидать молодожёнов в церкви. Туда же прибыл и жених, о чём сразу послал весточку на Садовую. Невесте полагалось являться последней. Кроме того, не возбранялось лёгкое опоздание, дабы немножко потомить новобрачного в ожидании своей ненаглядной. Однако Натали, в самом деле чуть-чуть опаздывающей, не хотелось томить Владимира. Скорее уж наоборот, ежели бы это было в её власти, она бы приехала в числе самых первых на собственную свадьбу и сама — о, Боже! — стояла и ждала своего наречённого. Дни накануне венчания они провели порознь. Вступающим в брак надлежало уделить особое внимание молитвам, покаянию и Причащению. За это время княжна успела соскучиться по Владимиру настолько, что когда она проснулась в день своей свадьбы, в голове мелькнула шальная мысль попросить кого-нибудь из домашних съездить за Владимиром и привезти его к ней, чтобы увидеть любимого хотя бы на минутку, обнять, удостовериться, что ей всё это не приснилось. Что вот он перед ней, её жених, который через несколько часов станет её мужем!       Но приличия и традиции необходимо чтить. К тому же, никто не отменял примету, которая гласила: жених не должен видеть невесту перед свадьбой, это плохой знак. Поэтому оставалось считать в уме часы и минуты до долгожданной встречи в церкви. А задерживалась княжна Репнина по весьма уважительной причине: после завтрака, когда настала пора одеваться в свадебный наряд и ехать, ей принесли письмо из Царского села от принцессы Марии. Отпустив горничных и попросив Лизу, желавшую помочь невесте с приготовлениями, зайти немного позже, Натали развернула лист бумаги и принялась за чтение. Их высочество от всей души поздравляли бывшую фрейлину со столь волнительным событием и обещали молиться о счастье новоиспечённых супругов.       «Я желаю тебе, моя дорогая Наташа, — писала Мари, — обрести наконец счастье, которого ты, вне всякого сомнения, достойна! Твой будущий муж видится мне замечательным человеком. Смелым и благородным, сильным, способным с честью вынести любые испытания. А как могло быть иначе? Разве могла ты полюбить другого? Конечно, нет! Вот и государь со мной согласен, мы только давеча говорили о вас. У него чуткое сердце, в чём я уже неоднократно смогла убедиться.       Надеюсь мне предоставится случай узнать Владимира поближе. Я бы хотела стать другом для вас двоих. Ты знаешь, что я не принадлежу себе, но уверена — мы сможем видеться, судьба обязательно дарует нам такую возможность. И, может быть, даже не одну. Сейчас, когда я только-только родила сына, уже объявленного наследником российского престола, мне никуда не выехать. А очень и очень хотелось бы, поверь, присутствовать на вашей свадьбе. Однако, увы! Но душой и сердцем я с тобой в этот торжественный день!       Александр Николаевич, сославшись на важные дела в Сенате, уехал вместе с государем в столицу. Рядом со мной государыня-императрица и целая компания великих княжон, не дающих скучать, а также всё время норовящих понянчить мою малютку. И, естественно, наша любимая Софи.       Уповаю на то, что вы с Владимиром обязательно выкроите время и приедете во дворец навестить меня. Заодно посмотришь на моего новорожденного сына Николая Александровича Романова.       С конвертом я посылаю свадебный подарок. Но он, согласно приказу, будет разделён с письмом и доставлен в дом твоего мужа, так что увидеть его ты сможешь уже после свадьбы.       На этом прощаюсь с тобой. Я беспрестанно молюсь! И о твоём счастье, в том числе! Помолись и ты за меня, коли будет такая возможность!              Пиши, не забывай       

Мари»

      Кончив читать, Наташа, утерев набежавшие слезинки, сложила письмо и спрятала в саквояжик, собранный последним к отбытию в особняк на Фонтанке. Со всеми предсвадебными хлопотами, перемежающимися короткими свиданиями с Владимиром, она почти забыла о представителях царской фамилии. Мари — и та редко вспоминалась ей до нынешнего дня, хотя, разумеется, Натали знала из газет о рождении долгожданного престолонаследника, сына Александра Николаевича.       Положа руку на сердце, она была бы рада впустить принцессу в свою новую замужнюю жизнь. В противоположность этому, ей совсем не хотелось впускать в неё Александра. Памятуя о внезапном визите в Двугорское, поссорившим их с Владимиром, а также воскрешая в памяти его тень, смотревшую на них из галереи Александровского дворца, Наташа мечтала никогда больше не видеть цесаревича. Ей хотелось помнить всё хорошее, что было между ними когда-то, и не давать ему повода сделать что-нибудь плохое, в чём он впоследствии сам будет раскаиваться.       Повздыхав за своими мыслями, невеста опомнилась только тогда, когда глянула на часы. Надо было собираться в церковь! Сегодня главное — это она и Владимир, а всё остальное подождёт до завтра. Вот тогда она непременно засядет за письмо для Мари и расскажет ей, как прошла её свадьба. Сколько же предстоит описать: и венчание, и праздничный обед, и бал! Но больше всего Натали хотелось поделиться с подругой своим счастьем, отправить вместе с письмом хотя бы частичку добра, чистоты и света, которыми княжна наполнилась сама за эти пускай и суетные, но радостные дни.       От особняка Репниных до Владимирского собора было пару кварталов, и Александр Юрьевич занимал дочь разговором, дабы она поменьше волновалась.       — Приезжайте к нам после свадьбы, как только надумаете, — говорил отец Наташе. — Отдохнёте от сырого Петербурга, наедитесь вдоволь сладких фруктов, подышите морским воздухом. Малышу это особенно будет полезно. Не за горами зима на дворе. Холод, промозглые ветра, снег. Брр! Нет, твоя матушка совершенно права, когда твердит, что подобный климат трудно выносить, если жить в нём постоянно.       — Спасибо, papa, я подумаю. Посоветуюсь с Владимиром, посмотрим, что он скажет, — ответила Натали. — Ты ведь знаешь, что сразу после свадьбы мы хотим вернуться в Двугорское.       — А я предполагал, что вы будете вести светскую жизнь в столице. Да и ребёнку здесь развлечений на порядок больше.       — Зато в деревне тише и спокойнее. Вот когда мальчик подрастёт, тогда мы обязательно приедем в столицу, чтобы дать ему образование. А пока можно не торопиться.       — Мне показалось, или ты действительно больше не желаешь служить при дворе? — спросил Репнин-старший то, что втайне занимало их с Зинаидой Гавриловной.       Наташа вновь вспомнила про письмо Мари.       — Без самой крайней надобности мне незачем там появляться, — произнесла она, рассеянно глядя из окошка кареты на проплывающие фасады Невского. — И потом, их императорское величество, равно как и их высочество, не испытывают недостатка во фрейлинах.       — Как же твои подруги? Ведь при дворе наверняка остались люди, которые тебе небезразличны?       — Ты прав. Нескольких дорогих сердцу подруг мне будет недоставать, но с ними можно видеться и вне царских стен, — она повернула голову к отцу и улыбнулась. — А дворец с его церемониями, льстивыми прислужниками, сплетнями и интригами проживёт как-нибудь без меня, верно?       Александр Юрьевич улыбнулся в ответ, а после посмотрел на улицу, немного высунувшись из окошка.       — Мы кажется подъезжаем к церкви. Петербург так меняется, что не всегда узнаёшь знакомые с детства улицы. Да, это Владимирский проспект, вон и площадь впереди. А пятиглавый храм тоже подновили, покрасили, как и церковь в Двугорском. Ты погляди-ка, как сияют жёлтые стены! А купола! Купола-то какие! Аж слепит глаза от позолоты! — восхищался Репнин-старший столичными преобразованиями. Однако, видя нарастающее волнение Натали, вновь принялся отвлекать полусерьёзными-полушутливыми вопросами: — Что, дочка, надеюсь, с этой свадьбы ты не планируешь убегать?       — Нет, сегодня я не убегу. Если бы ты знал, как мне не терпится увидеть Владимира!       — Ты похоже до беспамятства любишь своего будущего мужа! — засмеялся отец. — Что-то не припомню, чтобы о ком-либо ты говорила с такими горящими глазами. А ведь он, между прочим, не понравился тебе, когда Миша привёл его к нам в дом сто лет назад!       — Папа, я была маленькой девочкой, ещё ничего толком не понимающей ни в себе самой, ни в этой жизни, — возразила княжна. — С тех пор столько воды утекло!       Она вдруг вспомнила — нет, не знакомство с Владимиром, — а Андрея Петровича, погибшего жениха. Точно также, несколько лет назад, отец вёз её на венчание в Двугорскую церковь. В то время Наташу преследовали отнюдь не счастливые мысли о предстоящей семейной жизни. Княжна мучилась из-за неверности Андрея, открывшейся незадолго до свадьбы. Тогда, четыре года назад стоя перед алтарём, Наташа ясно поняла, что подобный брак никого не сделает счастливым, и прямо в церкви расторгла помолвку. Знала бы она, что в тот же вечер Андрей Петрович погибнет из-за случайно выстрелившего пистолета. Как нелепо оборвалась жизнь князя Долгорукого! А ведь мог бы жить и жить!       — Ну полно, полно, — тихо сказал отец, видя, как на глаза дочери навернулись слёзы. — Сегодня надо радоваться. Ты у нас с матушкой такая красавица-невеста!       — Спасибо, папочка. Обещаю, что не буду сегодня больше плакать, только если от счастья.       — От счастья можно и всплакнуть. Но чуть-чуть, — ответил отец, подавая платок, дабы Натали могла промокнуть глаза.       Карета остановилась у церкви. Они приехали.       — Пойду узнаю, всё ли готово к нашему появлению. А ты посиди пока, попрощайся со своим девичеством!       Александр Юрьевич поцеловал дочь в лоб и вышел из кареты. Оставшись в одиночестве, Наташа зажмурилась и зашептала молитву — одну из тех, которые знала с детства и всегда припоминала в трудные либо волнительные моменты своей жизни.       — Нас ждут. Пора! — отец вернулся, когда она дочитывала последние строчки, обращённые к Богу.       Натали вышла из кареты вслед за отцом. Разгладила складки подвенечного платья, поправила фату. Голову княжны венчала диадема, та самая, из жемчуга и бриллиантов, которую когда-то завещала передавать по наследству бабушка. В высокой причёске поблескивали бриллиантовые заколки, присланные лично государыней. Столь же драгоценные серьги капельками висели в ушах, и колье из чуть более крупных камней украшало её шею. В дополнении ко всему великолепию невеста прикрепила к груди изумрудную брошь, подарок Владимира, сделанный незадолго до венчания. Ещё одна реликвия, помимо кольца его мамы. С этой брошью Натали не расставалась все дни, нося в потайном месте между корсетом и рубашкой, как не расставалась она с изумрудным кольцом. И Владимир, по его же собственному признанию, носил, не снимая, на безымянном пальце золотое колечко, подаренное Наташей вскоре после их помолвки.       Под торжественный, оглушительный звон колоколов Натали взяла отца под руку, и они прошествовали ко входу в церковь. Стоило её ноге переступить порог, она увидела Владимира, одетого в чёрный фрак, ожидавшего встречи с ней столь же сильно, сколь и она ждала во время разлуки. Александр Юрьевич подвёл Наташу к жениху, после чего отступил назад к своей супруге, а также к остальным гостям, которых собралось немало. Сергей Степанович Оболенский, любимый дядя, директор Императорских театров, стоял рядом с очень красивой дамой, приходившейся с недавних пор Сергею Степановичу сердечным другом и вновь обретённой родственной душой. Наташины подруги по Смольному, среди которых была и chère Tatiana — ей вместе с Мишей выпала важная миссия быть дру́жками невесты и жениха — одарили Натали восхищёнными взорами. Сам князь Михаил стоял тут же, с Лизой и Акулиной, державшей на руках Ванечку, притихшего и осматривающего помещение церкви любопытным и одновременно восторженным детским взором. А около Ванечки расположились три родные тётушки Натали с почтенными супругами, со взрослыми сыновьями и дочерями, решившими своим приездом сделать княжне приятный подарок.       Видеть стольких гостей вместе и впрямь было отрадно. Но стоило Наташе встретиться взглядом с Владимиром, и она уже не смогла смотреть на кого бы то ни было ещё. Только в его глаза, полные любви и благоговения.       — Ты невозможно красива! — успел быстро шепнуть он перед тем, как появился отец Афанасий и проводил их в притвор храма для обряда обручения.       Натали почувствовала, что вот-вот расплачется. Даже сейчас, когда, благословив, им раздали большие венчальные свечи, и священник стал прославлять Господа молитвами, ей казалось, что всё это — сон. Прекрасный, удивительный, невероятный сон! Который вдруг взял и стал явью.       После молитв об обручающихся друг другу жениху и невесте, отец Афанасий взял со святого престола обручальные кольца, символы неразрывного, вечного союза, и со словами: «Обручается раб Божий Владимир рабе Божией Наталии во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!» — надел Владимиру на палец золотое кольцо. Затем пришла очередь Наташи. Ей, громко произнеся: «Обручается раба Божия Наталия рабу Божиему Владимиру во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!» — надели на палец серебряное колечко. Теперь надо было троекратно поменяться кольцами в честь и славу Пресвятой Троицы, которая всё свершает и утверждает. Владимир надел своё кольцо на руку Наташе в знак любви и готовности жертвовать всем для своей жены и помогать ей до конца дней своих. Натали надела своё кольцо на руку Владимиру в знак любви и преданности, в знак готовности принимать от него помощь на протяжении всей совместной жизни.       Следом за обрядом обручения настал черёд самого венчания. Под песнь хора жениха и невесту ввели в центральную часть храма с высоким алтарём, отливающим золотом, с цветными стенами, богато украшенными росписями, уходящими словно в небо к куполам собора. Они встали перед разостланным на полу белым платом, символизирующим духовную чистоту. Перед лицом всей Церкви Владимир с Наташей ещё раз подтвердили свободное и непринужденное желание вступить в брак и отсутствие в прошлом со стороны каждого из них обещания третьему лицу, показывая тем самым добровольность и нерушимость своего намерения. Им было разрешено ступить на плат, и началось Таинство освящения их брака.       «Благослови брак сей: и подай рабам Твоим сим жизнь мирную, долгоденствие, любовь друг к другу в союзе мира, — слушали новобрачные вместе со всеми остальными присутствующими. — … И да узрят они сыновей от сынов своих, как молодые отпрыски маслины, вокруг ствола своего и благоугодивши пред Тобою, да воссияют как светила на небе в Тебе, Господе нашем!»       Когда три главные молитвы были окончены, святой отец взял в руки венец. Крестообразно знаменуя жениха и давая ему поцеловать образ Спасителя, прикрепленный к передней части венца, священник произнёс: «Венчается раб Божий Владимир рабе Божией Наталии во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!» После чего венец оказался в руке Миши, чтобы он держал его над головой друга. Наташа также была осенена крестом и благословением. Она поцеловала свой венец с образом Божьей Матери, и её подруга Татьяна приняла его из рук священника. Украшенные венцами, жених и невеста предстали перед лицом Самого Бога, лицом всей Церкви Небесной и земной и ожидали благословения Божия. Настала святейшая минута венчания. Отец Афанасий объявил: «Господи, Боже наш, славою и честью венчай их!» Таким образом он, от лица Господа, трижды благословил их. Все присутствующие в храме, дабы усилить молитву, повторяли про себя слова святого отца.       С этого момента Наташа и Владимир считались венчанными друг другу. Таинство, между тем, продолжалось. Им дали испить вино из одной чаши — в браке у них всё теперь должно быть единым и общим. И как вино бывает сладким и горьким, так и они должны впредь делить между собой радости и трудности. А потом, соединив их руки, три раза обвели вокруг центрального аналоя. Хождение по кругу означало вечность брачного союза. А также то, что в жизни нововенчанные супруги должны будут следовать за Богом, исполняя его святую волю.       В завершении с них сняли венцы, прочитали молитву, обращённую к Святой Троице, и, вновь благословив, передали в руки иконы: жениху — с лицом Спасителя, невесте — с ликом Божьей Матери. Владимиру было разрешено поцеловать венчанную жену, и он запечатлел нежный поцелуй на её губах.       Пришла очередь поздравлений. Супруги, покинув алтарную часть храма, направились к своим гостям. «Поздравляю!» — говорил каждый, подходивший сперва к Владимиру, потом к Наташе. Елизавета Петровна улыбалась сквозь слёзы, настолько трогательным ей виделось всё свершившееся. Она вспоминала свою счастливую свадьбу. Михаил, отчего-то сделавшись немногословным, подошёл и поцеловал обоих, поспешив предоставить место родителям Наташи. Ванечка, героически выдержавший всю церемонию без детских капризов, в награду был поцелован самими бароном и баронессой Корф.       На улице, откуда ни возьмись, заморосил лёгкий, едва ощутимый дождик. Тем удивительнее было наблюдать эту картину, потому как солнце продолжало светить на фоне неподвижных белоснежных облачков, словно нарисованных причудливыми мазками широкой кистью художника. Владимир и Наташа с подаренными иконами в руках сбежали по ступеням и спрятались в нарядную карету, украшенную гирляндами из цветов. Они сели рядом, плечом к плечу, и обратили друг на друга радостные лица. Оба не могли вымолвить ни слова, будто боясь спугнуть нечто священное, связывающее их теперь. Тогда Владимир взял Наташину руку и, поцеловав, так и оставил в своей. «Навсегда!» — сказали ей его глаза.

***

      Дворец Корфов на Фонтанке давно не видывал такого количества гостей и столь роскошного и пышного празднества. Столы в обеденной зале ломились от всевозможных яств, шампанское и вино лились рекою, поскольку тостов за счастье молодых было поднято такое количество, что Наташа под конец пиршества ощутила лёгкое опьянение. И это несмотря на то, что она старалась всякий раз при новом тосте лишь пригубить из бокала шипучую жидкость.       Владимиру, сидевшему рядом с ней, пришлось несколько хуже — с ним то и дело норовили выпить. Либо Александр Юрьевич, обращавшийся с новоиспечённым тестем по-отечески ласково и душевно, либо Михаил, пытавшийся шёпотом давать ценные советы касательно семейной жизни, либо дядья Натали, мужья её дорогих тётушек, которые были любителями — чего греха таить! — и празднеств, и хорошей выпивки. Поэтому Наташе оставалось только уповать на то, что к концу праздника её супруга не постигнет участь господ, напившихся всласть и еле державшихся на ногах. Впрочем, тревоги были напрасны. Ни одна рюмка, следующая за предыдущей, не сделала из Владимира человека, за которого могло бы быть совестно. Скорее наоборот, он сделался необычайно весел и добродушен ко всем присутствующим.       После праздничного обеда, пока музыканты переносили инструменты в бальную залу, а официанты убирали съестное со столов, оставляя фрукты в больших этажерках да шампанское для желающих освежиться между вальсами, мазурками и кадрилями, гости в компании молодожёнов переместились в белую гостиную — светлое, отделанное золотым орнаментом просторное помещение. Здесь вездесущие тётушки Натали обступили их с Владимиром и принялись тараторить, выражая свои восторги по поводу столь прекрасной свадьбы. Они были без ума: и от Владимира, и от маленького Ванечки, которого сегодня было решено забрать в дом к Репниным вместе с Акулиной, предоставляя тем самым новоиспечённым супругам провести вечер и предстоящую ночь только вдвоём. Натали, услышав подобное предложение накануне венчания, пыталась было воспротивиться: чем им может помешать ребёнок? Однако матушка посмотрела на неё с укором и столь многозначительно, что княжна поняла — придётся уступить. При условии, что на следующий день она вместе с Владимиром заберёт Ванечку обратно домой.       — Твои тётушки, дай им волю, не отойдут от меня ни на шаг, — сказал Наташе супруг при первых па их свадебного танца.       Присев перед ним в грациозном поклоне, Натали весело хихикнула.       — Они в восторге от тебя! О чём уже успели сообщить не единожды: и мне, и матушке, и Мише, и Лизе. Особенно они прожужжали все уши несчастному Мишелю! Брат, между прочим, с детства их любимец. Уж как они его тискали, несмотря на то, что он старше меня по возрасту. Теперь они точно также залюбят Ванечку!       — Прекрасные тётушки! Впрочем, их мужья не менее привлекательны. Особенно по делу пропустить рюмочку-другую коньяка или бренди за приятной беседой. Замечательная родня! Однако хорошо, что танцевать сегодня нам полагается друг с другом, а не с кем-то ещё! — воскликнул он и, ловко подхватив её за талию, начал кружить в воздухе.       Наташа весело засмеялась, глядя в его счастливые глаза.       — Эй, Корф, поосторожней с моей сестрой! — бросил Миша, танцевавший неподалёку с Лизой.       — До чего силён! До чего красив! О, он просто мечта, а не мужчина! — восклицали тётушки Натали, стоя в сторонке и переглядываясь между собой.       Другие гости тоже невольно залюбовались новобрачными. И Владимир, и Наташа славились в свете умением танцевать, но никогда прежде не являли столь плавных движений, придававших танцу лёгкость, словно они не танцевали, а парили на пушистых облаках высоко-высоко над землёй.