Двух дорог пересеченье

      Несколько дней погодя Владимир, устроившись поудобнее на подушках, взялся после завтрака читать привезённые из города газеты. Ванечку повела на прогулку в сад няня, чтобы познакомить мальчика поближе с деревьями и цветами, растущими около дома. Наташа села у открытого по случаю прекрасной тёплой погоды окошка с рукоделием. До их с Владимиром ушей доносилось весёлое щебетанье воробьёв за окном, прыгающих с ветки на ветку на небольших кустах, посаженных вдоль усадьбы, да звонкий голосок ребёнка, лопотавшего о чём-то с Акулиной, к которому то и дело прислушивалась Натали, невольно замирая с иголкой в руках. В комнате время от времени шуршали перелистываемые страницы.       — Наталья Александровна, подите ко мне, — позвал Владимир. — Если я не слишком вас отвлекаю.       Княжна отложила на подоконник своё шитьё — пока ни слова не говоря Владимиру, она мастерила для Ванечки летнюю рубашечку — и, дошагав до постели, присела. Ей протянули открытую газету.       — Вот, взгляните-ка.       Она взяла в руки «Губернские ведомости» и, раскрыв пошире, прочла вслух первый попавшийся на глаза заголовок:       — «Крестьянская реформа: за и против», — и далее: — «Как удалось выяснить нашему корреспонденту, присутствующему на днях на встрече местного дворянства с генерал-губернатором…»       — Да нет, ниже, — перебил её Владимир.       Недоуменно посмотрев на него, Наташа пробежала глазами страницу, пока не нашла следующий текст:       — «Чудесные спасители Двугорского», — было напечатано крупными печатными буквами да ещё и жирным шрифтом. Пальцы Натали крепче сжали газетные листы. — «На минувшей неделе были пойманы разбойники, промышляющие в наших краях. Барон Владимир Иванович Корф, тридцати лет от роду, и княжна Наталья Александровна Репнина, девица двадцати пяти лет, рискуя своими жизнями, подстроили ловушку для негодяев на Петербургской дороге. Если верить информации от источника, пожелавшего остаться анонимным, барон Корф в результате схватки оказался ранен, но не смертельно, а девица Репнина, ловко управившись с револьвером марки Кольт, обезвредила главаря преступной шайки, покалечившего Владимира Ивановича. Женщины встают к оружию, господа! Новые подробности этого громкого события читайте в следующем номере!»       Кончив читать, она закрыла газету и посмотрела на дату — выпуск вышел вчера.       — Как вам новости? — спросил Владимир. — Мы с вами попали в местные хроники!       Положив листы на колени, Наташа попыталась выдавить из себя улыбку.       — Не обезвредила, а только ранила. Вечно эти журналисты преувеличивают.       — Вы не рады? Здесь же написано о вашей смелости. Позвольте предположить, что теперь вы станете местной знаменитостью.       — Я бы предпочла, чтобы это событие не освещалось газетами. Мне не нужны ни слава, ни почести.       Она вновь взяла в руки «Ведомости» и стала аккуратно расправлять завернувшиеся страницы. По правде говоря, Натали посетило неприятное чувство, что весть об их с Владимиром «подвиге» может каким-либо образом дойти до императорского двора, в частности, до Александра Николаевича и принцессы Марии. Конечно, это всего лишь одна из местных газет, но в ней упоминается её, Репниной, имя. Значит, кто-то может прочесть и донести. Она бы не хотела, чтобы принцесса, пребывая в своём положении, прочла про то, как её фрейлина сражалась с разбойниками. А Александр? Какова будет его реакция?       — Почему вы так безрадостно встретили эту новость? Я же вижу вашу встревоженность, — Владимир отобрал у неё газету и бросил на тумбочку. — Может быть расскажете, что у вас за отношения с Александром Николаевичем? Вы о нём подумали, верно?       — Не только, но и о принцессе Марии. Да и о государе с государыней. Но как вы догадались?       — Неужто наш Мишель, несмотря на свою ворчливость, не станет гордиться сестрой? Да и Елизавета Петровна должно быть не шибко расстроится, если прочтёт данный текст. Ваши родители слишком далеко, чтобы получать местную прессу. Поэтому остаются только царственные особы.       — Я переживаю за Мари, — ответила Натали, перебирая теперь руками складки своего платья. — Она моя подруга, а я не написала ей ни слова о произошедших событиях. Но как рассказать о таком, чтобы не было слишком страшно для дамы в её положении?..       — Вы лукавите, — покачал головой Владимир. — Тут дело не только и не столько в принцессе, сколько в её муже. Вам так важно его мнение?       — Нет. Пожалуй, что нет.       — Тогда чем вы обеспокоены?       Не выдержав, Натали произнесла срывающимся голосом:       — Я боюсь, как бы наследник не нагрянул к брату или не прислал Мише письмо, полное негодования моим поведением! Я попросту не знаю, чего следует ожидать от этого человека? А он, обладая властью, имеет множество возможностей, чтобы показать своё неудовольствие!       — Но ведь Александр Николаевич ещё совсем недавно благоволил вам. Я помню, как он был участлив к вашей судьбе. Что же изменилось?       Натали с крайне мученическим видом взглянула на Владимира. Она, ко всему прочему, сомневалась: стоит ли посвящать его в события, произошедшие перед её отъездом из Царского села?       — Наташа, послушайте, вы можете открыться мне, — он протянул руку, и княжна подала свои холодные пальцы, — Давеча я был искренен с вами, хотя это было непросто. И мне кажется, доверие должно быть обоюдным. Согласны?       Владимир накрыл дрожащую руку своей ладонью.       — Вы правы, должно.       Тепло его рук благотворно подействовало на Натали, придало ей сил и уверенности.       — Я расскажу вам, — решилась она. — А уж вы судите меня так строго, как считаете возможным. Хотя, как мне кажется, моей вины не было ни в чём, и доброе имя своей семьи я не запятнала низкими поступками!       — Начинайте, Наталья Александровна, — он вновь погладил её согретые пальцы. — Я вас внимательно слушаю.       Она поведала Владимиру о разговоре, состоявшемся в Капризе, о двойственном предложении дружбы, об укоре Александра Николаевича, что она мешает его счастью с принцессой, о том, как она бежала от цесаревича, сломя голову. И о его чудно́м письме, присланном в Двугорское. Владимир слушал, не перебивая, лишь изредка, когда Натали тушевалась, задавая наводящие вопросы. Как только рассказ был кончен, и княжна Репнина, ожидавшая суровый вердикт, робко посмотрела на Владимира, он спросил:       — Мишель знает об этом?       — Нет, но думаю догадывается, что сестра не просто так приехала надолго. Я не смогла рассказать ему, потому что он — мой брат, и я боюсь, как бы Миша не захотел вступиться за мою честь. Но мне этого вовсе не нужно. Одна дуэль с наследником уже была на моей памяти, и ничем хорошим она не кончилась для всех, кто был к ней так или иначе причастен. Не хочу, чтобы из-за меня ломались судьбы других людей.       — А Лиза? Вы и от неё скрыли эту историю?       — Не желаю причинять ей боль. И уважаю память о её погибшем брате. Как бы стала я рассказывать о притязаниях его высочества, возникших, между прочим, ещё во время помолвки с Андреем? Пришлось бы вдаваться в весьма нелицеприятные подробности. Вспоминать былое, касаясь часто имени Андрея. Нет, мне не хочется погружать Лизу в это болото, достаточно уже того, что сама увязла в нём по уши.       — Значит, держали всё в себе. Непростая ситуация, — сказал озадаченно Владимир. — Не был бы я в нынешнем не совсем здоровом положении, то непременно поехал бы к Александру Николаевичу и поговорил. По-мужски.       — Что вы! Представьте, что может случиться, если вы вновь поссоритесь! — воспротивилась Наташа.       — Но как вы видите свою дальнейшую судьбу? Рано или поздно вас попросят ко двору, и неизвестно, каково будет поведение наследника. Оставит ли он вас в покое?       — Я ничего не могу утверждать наверняка. И что делать — тоже не ведаю. Мне бы хотелось остаться в поместье брата, но я не вольна в своих действиях. Если принцесса Мария призовёт меня, я буду вынуждена повиноваться. Она, разумеется, тоже не посвящена. Я дала слово императрице, что никогда не расскажу их высочеству об этом.       — Мы что-нибудь придумаем. Обещаю подумать, как можно вам помочь.       — Вы вряд ли сможете что-либо сделать. Он — наследник престола, наш будущий государь. Мы — подданные, которые должны выполнять его приказы.       — Но у вас хватило смелости дать ему отпор, — приподнявшись на подушках, Владимир приблизился к ней. — Вы, судя по всему, не испытываете к цесаревичу романтических чувств?       — Не испытываю, — ответила Наташа, ни секунды не раздумывая. — Когда-то мы были друзьями. По крайней мере, я так думала. За эту дружбу я сполна поплатилась слухами и кривотолками при дворе. Потом, в какой-то момент, когда наши отношения с Андреем Петровичем вконец разладились, мне показалось, что я стремлюсь к Александру Николаевичу… Но между нами всегда стояла принцесса Мария, доверие которой я не смогла бы предать! Поэтому свои зарождающиеся чувства мне удалось погасить силой воли, пока я носила траур по погибшему жениху и была вдали от двора. Да и не были они, видимо, столь сильными, эти чувства, раз довольно легко получилось изжить их из сердца!       — Тогда есть надежда, — заключил он.       Натали встала и отправилась к окошку, где было оставлено её рукоделие.       — Могу лишь уповать на то, что у Александра Николаевича хватит благоразумия, чтобы оставить меня в покое, — сказала она, утыкаясь в шитьё.       Владимир наблюдал за ней украдкой из-под опущенных ресниц. Трудно было не заметить, с каким усердием втыкает она иглу, делая новый стежок, и как несколько раз удерживается, дабы не вскрикнуть, когда острый серебряный конец укалывал попавшийся под удар палец.       Сюрпризы для Натали на этом не закончились. После обеда, когда все обитатели дома отдохнули, и большие настенные часы в гостиной пробили четыре, к ним в дом постучался князь Репнин. Да не один, а с Елизаветой Петровной! Как выяснилось позднее, это Владимир накануне попросил князя привезти в следующий свой визит супругу. Встречавшая гостей Наташа была очень рада видеть Лизу. Когда объятия и восторги окончились, все трое прошествовали к барону в спальню. Поговорив немного о том о сём с другом детства, Лиза в компании Натали поднялась наверх к Ванечке.       — Уверена, что это всё благодаря тебе, милая Наташа, — сказала княгиня, когда Ваня, получив щедрую порцию поцелуев от своей крёстной, потопал вглубь детской к игрушкам.       — Да нет, скорее уж Миша уговорил Владимира, чтобы тот пригласил тебя в гости, — ответила Натали, стоявшая рядышком и наблюдавшая за ребёнком.       — Я вот что заметила: Владимир стал мягче. Он сегодня так улыбался, когда разговаривал со мной. Как в прежние времена. И внешне он выглядит крайне свежо, совсем не замучено, как раньше. Похоже, ты его чуточку откормила, ведь он больше не напоминает ходячий скелет!       — Очевидно должный уход пошёл ему на пользу.       — А Миша поведал мне на днях, что они перестали ругаться, представляешь? С его слов наш барон больше не нападает на собеседника, не говорит резкостей. Скажи, что такого ты подсыпала ему в лекарство? Или быть может в суп или второе блюдо?       — Ничего я не добавляла, — несколько растерялась княжна.       К ним вернулся Ванечка и протянул Лизе своего любимого зайца.       — Это мне? — воскликнула Елизавета Петровна.       Ребёнок, посмотрев на Наташу, словно ища у той одобрения своим действиям, утвердительно кивнул.       — Какой симпатичный у тебя зайчик! — восхитилась Лиза.       — Хочешь, покажем тебе сказку в домашнем театре Ванечки? — предложила Натали. — Мы вместе с няней Акулиной только-только пошили театральные кулисы и действующих лиц. А ещё я нарисовала пару декораций — пришлось вспомнить уроки живописи в Смольном. Ваня, расскажем тёте Лизе про медведя и барышню? Помнишь, мы с тобой сочиняли?       — Ракажем! — согласился Ванечка.       Малыш первым поскакал к двум невысоким стульям, между которыми была натянута бархатная ткань бордового цвета — отрез от шторы, висевшей когда-то в настоящем театре Корфов, но уже давно местами выцветшей, и поэтому лежавшей без дела в кладовой. Наташа отыскала наиболее нетронутый временем кусок ткани, который они с Акулиной и приспособили для детского театра.       — Итак, — объявила Натали, открывая занавес, когда они с Ванечкой опустились на мягкий ковёр. — Начинаем нашу сказку!       Лиза, являя собой единственного зрителя, села напротив сцены и обоих рассказчиков. Её взору предстала первая декорация: нарисованный красками город с домами, домиками, шпилями башен и маковками церквей.       — Однажды из города Санкт-Петербурга ехали домой барышня и господин.       Из-за кулис показались две куклы: дама в белом платье с соломенной шляпкой на голове — её держала Натали — и молодой человек в форме офицера, доставшийся Ванечке. Увидев героев, Лиза не смогла сдержать улыбки: они определённо шились с натуры, особенно мужская кукла, до чего похожая на Владимира!       — Ехали они долго. Сперва длинными улицами города, потом бескрайними полями: то спускаясь вниз, то поднимаясь вверх, — рассказывала Наташа. — Ваня, ты помнишь, на чём ехали наши герои?       — На лошадке! — ответил ребёнок. — Цок-цок-цок!       — Верно. Мы чуть не забыли нашу лошадь! Где же она?       — Вот она, моя лошадь!       Ванечка извлёк из коробки с игрушками лошадку и поставил на сцену. На каурую кобылку мальчик посадил своего офицера. Натали же разместила свою барышню впереди, рядом с густой лошадиной гривой.       — Ехали они, ехали, пока перед ними не вырос лес!       На сцене сменилась декорация: город исчез, и появилась картина с деревьями и узкой петляющей тропинкой.       — Бошой и зеёный! — добавил Ванечка.       — С густыми ёлками, до самых небес! — вторила Репнина. — Барышня и офицер покатили по лесной дороге в самую глубь.       — Какие бесстрашные, — заметила Лиза.       — И вдруг им навстречу вышел медведь!       Паре на лошади перегородил дорогу тёмно-бурый лесной житель, с чёрными глазами-пуговками, пришитыми умелыми руками Натали.       — Ррррр! — зарычал Ванечка, принимая зверя из рук княжны и направляя его в сторону героев сказки.       — Ах! Пожалуйста! Пощадите! — закричала Наташа тоненьким голоском, в то время как игрушечный медведь тянул к её кукле свои огромные лапищи с когтями.       — Я вас съем! Вы буете моим обедом! — торжественно объявил ребёнок. — Арррррр!       — Нет, нет, только не это! — молила Натали, чья барышня закрылась руками от врага. — Не кушайте нас, господин медведь! В лесу полно ягод и грибов! А мы невкусные, совсем-совсем!       Лиза покатилась со смеху.       — Но медведь не хотел отступать от своего, — продолжала Натали, снимая с коня офицера. — И тогда молодой человек спрыгнул с лошади, достал свою саблю и объявил врагу: «Уходи подобру-поздорову, а не то порублю тебя, несчастного!» Медведь подумал-подумал да решил, что жизнь ему дороже, чем двое путников в качестве весьма сомнительного обеда. И убежал обратно в лес!       — Меведь испугался офицера! Потомушто он храбрый! Потомушто офицер никого не боится! — вставил Ванечка.       — А барышня с господином поехали дальше. И добрались до своего дома без каких-либо дальнейших приключений. Конец! — заключила Наташа.       — Прекрасная сказка! — сказала Лизавета Петровна, хлопая в ладоши.       Куклы, управляемые Натали и малышом, шутливо раскланялись. Княжна Репнина закрыла занавес и передала их Ванечке, чтобы мальчик положил обратно в коробку с игрушками.       — Мы ещё допридумываем нашу сказку, правда, Ваня? — спрашивала Натали в то время как ребёнок, убрав кукол, подбежал к Лизе, вспомнив про зайца, оставленного у неё. — Можно сочинить ещё много разных историй про наших героев.       Ванечка обнял своего любимца и радостно заулыбался.       — Знаешь, мне кажется, сказке явно недостаёт одного момента, — шепнула княгиня Наташе, когда маленький Корф потопал в другой конец комнаты, чтобы посадить зайца на лошадку-качалку.       — Какого же?       Лиза задорно подмигнула:       — По-моему, барышня должна была подарить поцелуй отважному офицеру. В качестве награды за своё спасение!       В тот день Елизавета Петровна вдоволь наигралась со своим крестником. Находившаяся рядышком Наташа тоже участвовала в их весёлых забавах, и покидать уютную детскую обоим барышням совсем не хотелось. Но с наступлением вечера к ним поднялся Миша: пора было отправляться домой. Да и Ванечке пришло время ужинать и готовиться ко сну.       — Приезжайте ещё, — сказал напоследок Владимир, целуя ручку Лизы, зашедшей к нему попрощаться.       Супруга князя Репнина заверила, что непременно приедет. Они с Мишей сели в коляску и довольные покатили в своё поместье. Особенно легко на душе сделалось у Лизы после этого визита. Будто нечто светлое и доброе спустилось наконец с небес на стены дома Владимира Корфа. О чём она без всяких слов поведала мужу, сидевшему рядышком, прижавшись к его плечу и блаженно прикрыв глаза.

***

      Время неумолимо бежало вперёд. Владимир быстро шёл на поправку. И однажды утром, войдя в комнаты Владимира, Наташа с удивлением обнаружила, что хозяин дома, полностью одетый, стоит у зеркала, опираясь на тросточку, а Алёшка поправляет ему шейный платок.       — Вы зачем поднялись с постели? — возмутилась барышня с порога.       — Затем, что мне надоело лежать без дела, — ответил он, поймав в зеркале взгляд широко открытых глаз.       — А если это небезопасно, Владимир Иванович?!       Наташа отступила в сторону, чтобы пропустить слугу, кончившего поправлять платок хозяина и спешившего покинуть комнату.       — Вы сами лично каждый день осматриваете меня и прекрасно знаете, что рана почти зажила.       Владимир повернулся и, помогая себе тросточкой, зашагал в её сторону. Заметив встревоженный взгляд Натали, он пояснил:       — Немного непривычно стоять на ногах после двухнедельной лёжки. Ноги как будто ватные, не слушаются.       — Тем более. Может лучше вернётесь обратно в кровать?       Он подошёл вплотную и вытянулся во весь свой рост. Она уже успела позабыть, каково это — смотреть на него снизу вверх, а ведь Владимир выше её почти на целую голову.       — С сегодняшнего дня я намерен возвращаться к прежней жизни. И даже не пытайтесь переубедить в обратном.       — А если подождать доктора Штерна? — привела она последний контрдовод.       — Уверен, Илья Петрович поддержит моё рвение двигаться. Сколько ещё бездействовать, в самом деле? Я уже приказал подать завтрак в столовую и намерен сам туда дойти. Составите компанию?       — Раз вы так решили — составлю, конечно.       Чувствуя, что упрямца не переубедить, Наташа открыла дверь и пропустила его вперёд. Не спеша они добрели до столовой, в которой их ожидала Варвара, давая накрывавшей Алёне указания по поводу сервировки блюд.       — Как же я рада — ты вновь на ногах! — воскликнула повариха Корфов.       — Спасибо, Варя, — бодро откликнулся Владимир, подходя к своему месту и присаживаясь на подставленный стул.       — Наталья Александровна, счастье-то какое, правда? Неужто всё позади? — кинулась Варя к Наташе, вошедшей следом.       Княжна приобняла Варю.       — Будем надеяться, что так оно и есть. Однако я бы желала услышать окончательный вердикт доктора о том, можно ли Владимиру Ивановичу ходить.       — Замечала ли ты, — весело обратился Владимир к Варе, — что мадемуазель Натали всё любит подвергать сомнениям?       — Ничего и не всё. Просто я беспокоюсь за вас, — вздохнула княжна.       Владимир в ответ шутил, посылал остроумные реплики Варваре. Та отвечала ему не менее восторженно. Но Натали слушала их вполуха. По правде сказать, она ощутила странное чувство. Разочарование. Конечно замечательно, что Владимир поправился. «Но это означает, что я здесь больше не нужна, — твердила она себе. — Мне, по всей видимости, пора собирать вещи и звать экипаж, дабы ехать в поместье брата и Лизы». Она рассеянно водила ложкой по тарелке, грустно взирая на Владимира, уплетающего завтрак с большим аппетитом. Он и вправду выглядит здоровым. Пришла пора прощаться.       Упрекнув себя за некоторую долю эгоизма, возникшего в душе ни с того, ни с сего, она старалась вести себя как обычно. Но временами нет-нет, да делалась глубоко печальной и задумчивой.       Вскоре Владимиру сняли швы, и он, всё ещё несколько бледный после этой неприятнейшей, по его словам, процедуры, ступил на крыльцо, чтобы проводить Наташу в поместье брата. Ванечка, к которому Репнина успела привыкнуть как к кому-то постоянному в своей жизни, расплакался в момент прощания в детской, и няня Акулина посоветовала Наташе: «Вы уж лучше идите поскорее, барышня, а то я его вовсе не успокою». Вручив Акулине вышитую рубашечку для ребёнка, Натали, сама утиравшая слёзы, вышла восвояси. Варвара, узнав, что княжна уезжает, печально вздохнула, прижав руки к груди. «Сроднилась я с вами, Наталья Александровна, за это время, — сказала кухарка. — Словно вы у нас давно живёте. И всё-то при вас так хорошо наладилось! Алёнушка вон, тоже к вам прикипела, не боится совсем!»       — Наташа, позвольте спросить, — обратился Владимир, когда княжна, забравшись в повозку, готовилась тронуться в путь.       Он подошёл к коляске и облокотился о поручень.       — Вам понравилось жить в моём поместье?       — Понравилось.       — В таком случае считайте, что можете приезжать сюда в любое время. Вы всегда здесь желанная гостья.       Владимир посмотрел на неё, и Наташе почудилось, что нечто особенное промелькнуло в его взгляде: робкая нежность, вызванная всего лишь одним её утвердительным словом. «Какие же они красивые, его глаза, — подумала Натали. — Они напоминают мне наше северное море, тёмно-синее, кажущееся бездонным в ясную погоду, меняющее свой цвет на серо-зелёный, как только в столицу приходят проливные дожди и ветер. Оно то неистово бушует и словно отталкивает, предупреждая о штормах и опасности, то ласково приманивает своей спокойной гладью, заглянув в которую, непременно увидишь собственное отражение».       — Благодарю, — прошептала она. — Обязательно приеду.       — Передавайте привет Мишелю с Елизаветой Петровной, — бросил он напоследок и отошёл от экипажа.       Коляска выехала с парадного крыльца и стала спускаться с холма. Не выдержав, Наташа обернулась, запечатлевая в своей памяти высокий барский дом с жёлтыми стенами, и его хозяина, стоявшего посреди белоснежных колонн.