Глава 11. ВОСПОМИНАНИЯ
30 января 2021 г. в 12:54
Она сражалась с собой. Он — с целым миром.
Владимир подошел к забору и поддел носком ботинка кусок горлышка разбившейся бутылки. — Не может быть, — пролепетала Наташа ошеломлённо. — Теперь давайте сами, — сказал он, возвращаясь к ней и азартно потирая руки. — У вас есть ещё четыре патрона и ровно столько же попыток. — Вот уж не думала, что когда-нибудь в жизни буду стрелять как мужчина! — поражалась Наташа, поднимая револьвер и выбирая новую цель. — Если хотите, могу подержать вас за талию для более устойчивого положения, — предложил Владимир, подходя вплотную. — Благодарю, но сама — так сама, — отказалась Натали, останавливая его строгим взглядом. И на то имелись две весомые причины. Во-первых, ей действительно хотелось всё сделать самой, чтобы было честно. Ведь если, не приведи Господь, придётся завтра стрелять, то вряд ли Владимир сможет встать позади в качестве помощника. А во-вторых, его близость слишком отвлекала, чтобы иметь возможность сосредоточиться только на выстреле. Владимир не стал настаивать и просто встал рядом, внимательно наблюдая за ней. В том, как забавно она хмурила лоб, в сосредоточенности каждой чёрточки лица было своё очарование. Её стройная фигура в лёгком светлом платье смотрелась особенно хрупко с оружием в руках. Нет, он и раньше считал Наталью Репнину красивой, незаурядной барышней, однако только сейчас вдруг стал понимать, что его, быть может даже не совсем осознанно, тянет к ней, а предложение подержать за талию было озвучено не только из желания помочь, но и просто потому, что ему хотелось к ней прикоснуться. В памяти всплыло, как она, сонная, прижалась к нему в карете, её тепло, мягкие волосы, которые щекотали ему подбородок, а он так хотел погладить их. «Что же это? — спросил себя Владимир, пока Наташа делала новый глубокий вдох и наводила дуло на следующую мишень. — Неужели она и вправду нравится мне?» Натали оказалась весьма способной ученицей. Из первых четырёх самостоятельных выстрелов два попали в цель, а два, увы, пролетели вхолостую. Владимир перезарядил барабан и дал ей попробовать вновь. Вторая попытка была столь же удачной: три разбитые бутылки против двух целых. Окрыленная своими успехами, княжна объявила, что у неё устала рука, держать которую долго на весу было крайне непривычно. Кроме того, она боится обгореть на солнце. Владимир любезно отпустил её обратно в дом, а сам ещё какое-то время упражнялся, сбивая цель за целью, восстанавливая несколько поколебленное душевное равновесие. Вернувшись в свои покои, Наташа в крайне возбуждённом состоянии подошла к большому зеркалу. Она вскинула руки и попыталась представить, как выглядела с револьвером. «Пожалуй, зрелище престранное, — сказала она своему отражению, щуря правый глаз, словно целясь. — Видел бы это Миша! Хотя, нет, пожалуй, лучше ему не видеть». Княжна опустила руки и отошла от зеркала. Пыл как рукой сняло. Она не сомневалась, что брату не пришёлся бы по душе сегодняшний урок Владимира. Кроме того, и в самом деле нет ничего забавного в том, что завтра они будут рисковать своими жизнями. Она добрела до столика и взяла оставленный томик Шиллера. Остаток дня Натали или читала, или слонялась по дому, разглядывая коллекцию живописи, которую собирал при жизни Иван Иванович Корф, или тихонько музицировала на гитаре, обнаруженной среди всего прочего в одной из гостиных, богатой музыкальными инструментами. Владимир, если верить Алёшке, уехал верхом в гордом одиночестве. Куда? Зачем? Для неё это так и осталось загадкой. Когда горничная вечером забирала у княжны поднос с выпитым чаем, то перед уходом сказала: «Барин просил пожелать вам спокойной ночи». Наташа передала через прислугу свою благодарность и ответное пожелание приятных сновидений. А сама подумала о том, как бы ей хотелось, чтобы Владимир лично пришёл к ней с добрым напутствием, взял её руку в свою и сказал, чтобы она ни о чём не тревожилась. И что завтра обязательно всё будет хорошо. Даже такая мужественная натура порой нуждалась в возможности побыть слабой, опершись на подставленное мужское плечо.* * *
Облачившись в ночную рубашку, Наташа задула свечи и легла в постель. Сна не было ни в одном глазу. Она подняла веки к потолку и увидела мрачные тени деревьев, росших за окном особняка Корфа. При чём, чем больше она смотрела на застывшие силуэты с тонкими, словно руки покойников в обветшалом тряпье, ветвями, тянувшимися к ней, тем отчетливее становилось не по себе. А если учесть ещё и гробовую тишину, стоявшую в доме, то ничего удивительного не было в том, что ей стало чудиться дурное предзнаменование в безмолвии наступивших сумерек. Княжна Репнина повернулась на бок и укрылась одеялом с головой. Но и таким образом уснуть не удалось, поскольку сразу стало душно, и на лбу выступила испарина. С каким-то особенным остервенением барышня откинула одеяло и села на постель. Ей вспомнилось как в детстве она, как и многие дети, боялась засыпать в темноте, поэтому старая добрая нянюшка оставляла на всю ночь в детской гореть свечу. И вот, как-то раз, маленькая Наташа проснулась среди ночи и, открыв глаза, обомлела от ужаса: в комнате стояла кромешная тьма, такая непроглядная, что даже собственной руки, если вытянуть вперёд, не разглядеть. Девочка исступленно закричала. Мигом проснулся весь дом, и к ней, путаясь в полах халатов, вбежали мать с отцом и запыхавшаяся нянюшка. Тут же зажгли как можно больше свечей, стали успокаивать. Выяснилось, что кто-то прокрался к детскую Натали и задул свечу. Конечно, это был Миша, решивший подшутить над сестрой. Ну и досталось же ему тогда от родителей, особенно от отца! С тех самых пор брат никогда не обижал Наташу. Скорее уж наоборот: она, помня о своём детском страхе, не упускала случая подсыпать ему пауков в постель, сломать гусиные перья или спрятать ученическую тетрадь, которую потом бедный Репнин безуспешно искал под недоумевающим взором домашнего учителя. Вскоре Миша вырос настолько, что учителю дали отставку, а брата определили в кадетское училище. Наташу Репнину поручили гувернантке — строгой и чопорной англичанке. Шалостям пришел конец. Теперь брат бывал дома лишь изредка, по немногочисленным выходным и праздникам. А когда приходил, с гордостью вышагивал в начищенном мундире тёмно-зелёного и ярко-красного сукна с сияющими, натёртыми до блеска, пуговицами. И взахлеб рассказывал про свою взрослую военную жизнь. Особенно часто Миша упоминал в своих рассказах некоего Владимира Корфа — однокурсника по училищу и сотоварища во всех делах. «Владимир то, Владимир сё», — только и слышала Наташа от князя Репнина. Ей было чрезвычайно интересно: каков он, лучший друг брата? Она, признаться, даже ревновала, поскольку до того, как отправиться в училище, брат принадлежал ей целиком и полностью. И вот, когда Наташе минуло тринадцать, и в доме Репниных устроили небольшой праздничный ужин, к ней на именины явились два молодых человека. Брат, успевший за последнее время изрядно возмужать и справить полгода назад семнадцатилетие, представил Натали своего друга — высокого брюнета с холодными серо-голубыми глазами и безупречной светлой кожей на лице. Этим брюнетом был Владимир Корф. Гость, нисколько не стесняясь, оглядел с ног до головы Наташу, нарядившуюся по случаю праздника в нежно-розовое платье с кремовым атласным пояском. Решив, что юная дама вполне достойна его внимания, он галантно поцеловал ручку и вручил букет белых и синих гиацинтов, изумительно пахнущих. А ведь ранее цветы ей дарили только близкие родственники: отец, дядя Сергей Степанович да брат. Корф показался Натали слишком взрослым, слишком серьёзным, слишком красивым. Глядя исподлобья на то, как Владимир улыбается ей очаровательной, открытой и приветливой улыбкой, отчего его глаза словно озарились таинственным светом, она внезапно испугалась сама не зная чего. Спотыкаясь на каждом слове, именинница поблагодарила за букет, после чего отошла к своим подругам. И в остальное время предпочла сторониться юного офицера. Миша был чрезвычайно недоволен сестрой. При первом же удобном случае он отвёл её в самый дальний угол комнаты, чтобы с обидой в голосе спросить: — Отчего ты так недружелюбна с Володей? Я давно мечтал вас познакомить. Корф — отличный малый. И ты ему, кажется, очень понравилась. — Зато он мне — нет! — бросила Наташа. — Слишком самоуверенно себя ведёт. Ты погляди, уже успел очаровать maman с papa. Вон, стои́т, говорит с ними, словно на равных, а они его внимательно слушают. Осталось познакомить твоего Владимира с моей Фифи — уверена, он и собаку в себя влюбит! — Напрасно ты, сестрица, — пытался вразумить Репнин. — Стоит узнать Володю поближе, и ты разглядишь в нём много прекрасных черт. — А я не хочу его узнавать! Достаточно уже того, что он украл у меня тебя и полностью подчинил своему влиянию! — отрезала Натали с беспощадной детской яростью. Решив тогда, что с неё довольно, она оставила брата и больше не обращала на него и гостя абсолютно никакого внимания, пока праздник не подошёл к концу. А когда за попрощавшимися со всеми Михаилом и Владимиром закрылась входная дверь, Наташа, позабыв подруг, выбежала в переднюю и прильнула к окну. Во все глаза таращилась она на силуэты молодых людей, только что севших в сани. На улице в этот январский зимний вечер кружились в танце пушистые снежинки и неспешно ложились на припорошенную землю. Вдруг ей почудилось, что Корф, будучи погружённым в свои мысли, тогда как Миша что-то втолковывал ему монотонным успокаивающим голосом, повернулся и пристально посмотрел туда, где стояла она. Натали увидела его глаза, а в них: смятение и полную растерянность. Но может быть ей показалось — и только? Потому как в следующий миг сани тронулись прочь со двора, а Владимир уже чему-то весело смеялся, толкая Михаила в плечо. Этот смех, звонкий и беззаботный, эхом отдававшийся во дворе, никак не вязался с тем, что творилось на душе у юной барышни, стоявшей у окна. Ощущая, как отчего-то больно сжимается сердечко, Наташа бросилась наверх в свою комнату, где, уткнувшись в подушку, долго рыдала горькими слезами. «Ненавижу Корфа, ненавижу Мишу и себя тоже ненавижу!» — повторяла она, стуча кулачками по постели. На этой печальной ноте кончился её День рождения. Так было положено начало странным, противоречивым отношениям Наташи и Владимира Корфа. Разумеется, с Мишей она вскоре помирилась, потому как не умела на него долго сердиться. Только имени Владимира просила при ней не упоминать, и Миша, махнув на сестру рукой, решил что это пройдет, как только она вырастет. Через год её определили в Смольный. Теперь уже она сама редко бывала дома, а с оканчивающим училище братом виделась от силы раз в несколько месяцев. Потом был Кавказ, война. Длинные письма брата к сестре. В строках Михаила вновь мелькало имя Владимира. («В самом деле, сколько же можно дуться?» — писал брат сестре.) Проигрался в карты, много кутил, несколько раз был на волоске от дуэли, за что чуть было не угодил под трибунал. Но при всём при этом Корф умудрялся отлично служить в армии, получил Георгия и письмо с благодарностью от самого императора. Наташа, поступившая после учебы в Смольном фрейлиной государыни Александры Федоровны, писала не менее объёмные письма брату. Первое время ей всё было ново: роскошь балов, блеск императорских резиденций, постоянная череда приёмов, ужинов, торжественных встреч. Она подружилась с Ольгой Калиновской, состоявшей в романтических отношениях с цесаревичем Александром Николаевичем. Несмотря на неодобрение этого союза государем и государыней, а также собственное внутреннее предчувствие, что у такой любви нет будущего, Натали стала помогать подруге в устройстве тайных свиданий с наследником. Однажды ей прилетело очередное письмо от Миши, из которого она узнала, что восьмидесятидневный штурм горы Ахульго под командованием генерала-лейтенанта Граббе окончен победой русских войск. Владимир с Михаилом возвращаются в Петербург. Репнин намеревается служить при дворе — возможно, для него найдётся место адъютанта кого-либо из великих князей или другая похожая должность при монархах. Владимир Корф хотел какое-то время отдохнуть и помочь отцу с делами в поместье, о чём Миша также рассказал сестре в письме. Наташа, успевшая за несколько лет сильно соскучиться по брату, ликовала: Миша будет в Петербурге, а если ему дадут должность при дворе, то они смогут часто видеться! А Корф? Корф пусть катит в своё поместье! Князь Репнин воротился в столицу, где при живейшем участии Жуковского был отрекомендован государю на должность адъютанта цесаревича. Желаемое место было получено. И всё бы было хорошо, если бы не злосчастный бал, состоявшийся вскоре у графа Потоцкого. Танцевавший с красавицей Ольгой Владимир не узнал во внезапно возникшем сопернике в маске наследника престола и сгоряча вызвал Александра на дуэль. Слава Богу, на поединке никто не пострадал, если не считать лёгкой раны Корфа. Однако Миша, скрывший от Николая I сам факт дуэли, а также участвовавший в ней как один из секундантов, был арестован вместе с другом и заключён в Петропавловскую крепость. И снова гневу Натали не было предела. Ненавистный Корф — опять всё из-за него! Ей хотелось собственноручно придушить этого дерзкого господина! Она была в отчаянии, чуть было не потеряла брата. Чудом Александру Николаевичу удалось спасти осужденных на смертную казнь. Тогда княжна Репнина очень сблизилась с цесаревичем, поскольку испытывала к нему глубокую признательность за спасение Михаила, а также помогала переживать болезненную разлуку с Ольгой, которую отослали в Польшу для замужества с графом Огинским. В Корфе же она по-прежнему видела скрытую угрозу: того и гляди, втянет Мишу в новые неприятности. Впрочем, вскоре ей уже было не до мыслей о Владимире. Голову Натали всё более и более занимал князь Андрей Долгорукий, в которого она пылко влюбилась. Тихий, спокойный и рассудительный Андрей Петрович сделался предметом не только её мечтаний, но и планов на будущее. «С таким молодым человеком можно прожить всю жизнь, свив уютное гнёздышко в столице или поселившись в деревне!» — рассуждала она. Ей казалось, что с князем Андреем она всегда найдёт общий язык, что у них одни и те же взгляды, что он никогда не обманет и не предаст. Кто же знал, как всё обернётся на самом деле? Кто мог предположить, что вскоре после предложения руки и сердца они с Андреем станут всё более отдаляться друг от друга? Кто ведал, что пока княжна Репнина стоически отражала любовные атаки государя и наследника, её жених вступил в связь со своей крепостной Татьяной, которая, в конце-концов, понесла от него ребёнка? Князь Долгорукий обманул, предал, и всё никак не мог решиться сказать Натали правду о случившемся. А когда решился, она честно пыталась понять и простить его. Княжна боролась с собой, со своими принципами. Но так и не смогла выиграть это сражение у самой себя. «Предавший раз, предаст и в будущем, — говорила себе Натали, сбегая с собственной свадьбы. — Любовь не может оправдывать ложь. Тем более, я чувствую: сердце Андрея Петровича давно с той, кто носит его дитя». Владимир, с детства друживший с Андреем и бывший ему соседом по Двугорскому, меж тем был поглощён собственными переживаниями, тяготами и хлопотами. Смерть отца, борьба за поместье с княгиней Долгорукой, вражда с Михаилом за сердце Анны, насильный брак с Лизой, который ему чуть было не навязал «воскресший» Петр Михайлович. Владимир Корф тоже боролся. Всё время: с кем-то или с чем-то. Пускаясь порой в опасные приключения на пару с Мишей, давно переставшим внимать просьбам сестры об осторожности… … А сейчас она сама втянута в опасное приключение. И не с кем-нибудь, а всё с тем же Владимиром Корфом. Вот ведь насмешка судьбы! Каминные часы тихонько пробили два раза. Натали встала с кровати и подошла к открытому окну. Воспоминания о былом хотя бы на время отвлекли от мрачных дум по поводу грядущего дня. Она положила локти на подоконник и, подперев голову, вдохнула прохладный ночной воздух. Пахло морем. Вокруг было спокойно, будто всё замерло в ожидании нового рассвета. Не намечалось ни малейшего намека хотя бы на слабый ветерок, и удивительно чистое небо являло собой светло-синее полотно с редкими крохотными, едва мерцающими звёздочками. Белые ночи только-только пошли на убыль. Оторвавшись от неба, Наташа посмотрела на Фонтанку, чьи воды, словно зеркало, отражали окна домов, расположенных на противоположном берегу. Где-то вдалеке, очевидно на Невском, проехала, цокая по мостовой и скрипя рессорами, одинокая карета. Подтянувшись на руках, княжна подалась вперёд — поглядеть на подъездную дорожку к главному входу и клумбу, состоящую из цветов и большого вазона белого мрамора посередине. Бросив при этом короткий взгляд на окна двух нижних этажей, она еле удержалась, чтобы не вскрикнуть. Отпрянув от окна, княжна спряталась за шторой и, соблюдая осторожность, вновь выглянула из своего укрытия. Прямо под ней, несколько окон левее её собственных, находился балкон, являвшийся частью одной из парадных комнат второго этажа. Наташа совершенно отчётливо разглядела на балконе Владимира в длинном запахнутом халате, полулежавшего на вынесенном стуле: его вытянутые ноги были закинуты на стоявшую рядом банкетку, обнажая при этом щиколотки и ступни в домашних турецких тапочках. Держа голову ровно, совершенно неподвижно, Владимир задумчиво курил трубку, глядя куда-то вдаль. Дым медленно, тягуче выливался из его рта, образуя причудливые вихры, длинные извилистые дорожки, и неохотно растворялся в обволакивающей синеве северной белой ночи. Очевидно, Владимиру тоже не спалось.
